Южный коридор второго этажа Главной библиотеки. Массивная дубовая дверь с железными накладками была приоткрыта. Я вошел. Зал был погружен в полумрак. Лишь у дальнего окна, залитого лунным серебром, горела одна-единственная лампа с зеленым абажуром. Под ней, откинувшись на спинку стула, сидела Она.

Старшекурсница. Высокая, почти моей высоты, а ведь Григорий был высок. Ее волосы – ослепительно-белые, как первый снег, коротко и безупречно зачесанные назад, открывая высокий, умный лоб и острые скулы. На переносице – строгие, тонкие очки в стальной оправе, за которыми светились глаза неопределенного, но очень светлого цвета – серо-голубые? – холодные и оценивающие. Она была одета не в платье, а в идеально скроенный мужской костюм из темно-серой шерсти: пиджак, жилет, брюки, заправленные в высокие сапоги. Костюм подчеркивал не мужеподобие, а утонченную, почти хищную грацию. Фигура была подтянутой, сильной, но без грубости – как лезвие рапиры.

- Григорий Грановский. Точен, как маятник Фуко. Приятно, – ее голос был низким, бархатистым, без тени волнения. Она не встала, лишь указала на стул напротив. – Садитесь. Я – Алиса Ливен. Факультет Теургии и Церковной Истории. Пятый курс.

Я сел, ошеломленный. Ее внешность была настолько неожиданной и… гипнотической, что на мгновение я забыл о предостережениях Юлианы. От нее пахло тем самым холодным ароматом орхидеи, смешанным с запахом старого пергамента и чего-то еще… электрического? Статического?

- Вы удивлены моим видом? – Она слегка скривила губы в подобии улыбки. – Церковная история требует не меньшей смелости, чем метамагия, Грановский. Особенно, если хочешь оставаться собой, верно? Но к делу. Мы следили за вами.

- Мы? – выдавил я.

- Круг «Свободная Мысль». – Она вынула из внутреннего кармана пиджака тонкую книжицу в скромном темно-красном переплете. Без названия на обложке. – Нас немного. Студенты разных факультетов. Те, кто видит, что Империя и Академия, ее дитя, больны. Больны сословной спесью, продажностью чиновников, удушающей любое живое начинание, как ваш случай с Меншиковым и Голубевым.

Она положила книгу на стол передо мной и сказала: «Мы изучаем. Мы обсуждаем. Мы ищем пути. Пути к обществу, где ценят Разум и Справедливость, а не кошелек и титул. Где такой ум, как ваш, или как ваш друг Лугин, или даже Серебрянская с ее огненным нравом, не будут презираемы или использованы лишь для войны и обогащения верхов.»

Я открыл книгу. На титульном листе:«Государственность и Анархия» М. А. Бакунина. Издание 1873 г.Под текстом – пометки на полях, острые, полные негодования.

- Бакунин… – пробормотал я. История, которую знал я и моя семья из мира прошлого кричала внутри: Революция! Хаос! Кровь! Гражданская война!

- Радикал? Да, – Алиса словно прочла мои мысли. Ее светлые глаза сверлили меня. – Но он вскрывает язвы. Говорит о том, что любая власть, не основанная на истинном равенстве и свободе, развращает. Разве то, что случилось с вами, с вашим профессором Варламовым – не подтверждение? Разве Академия, где талантливейший метамаг вынужден ютиться на чердаке и терпеть издевательства тупоголовых выскочек вроде Меншикова – это справедливо? Разве Империя, где магия служит не народу, а амбициям генералов и аппетитам фабрикантов, имеет право на существование?

Ее слова лились плавно, убедительно, подкрепляясь моим собственным недавним горьким опытом. Но видение будущего, которое мерещилось за ее холодной красотой и пламенными речами, пугало. Хаос. Насилие. Разрушение всего, даже того хорошего, что было.

- Вы предлагаете… революцию? – спросил я осторожно.

- Для начала мы предлагаем думать, Григорий! – Она слегка повысила голос, и в нем впервые прозвучали искренние нотки. – Обсуждать. Искать альтернативы. Не мириться с гнилью! Ваш ум, ваша способность видеть суть, ломать стереотипы, как вы сделали с задачей Голубева… они нужны не только для эфирных уравнений! Они нужны, чтобы понять уравнения общества! Чтобы найти решение!

Она встала, ее фигура в лунном свете казалась еще более внушительной и… притягательной.

- Возьмите Бакунина. Прочтите. Не как истину в последней инстанции, а как… провокацию мысли. Подумайте. Наш кружок собирается в среду, в полночь. Здесь же. Приходите. Послушайте. Задайте вопросы. Мир не ограничен стенами вашей лаборатории или интригами деканата.

Она протянула мне книгу. Я взял ее автоматически, чувствуя шершавость обложки под пальцами. Мои мысли путались. Рациональная часть, Денис, кричала об опасности, о неоправданном риске, о кровавых последствиях подобных идей. Но… Алиса Ливен. Ее белые волосы, ловящие лунный свет. Холодная красота, ум, смелость бросить вызов условностям своим видом и речью. Магнетизм, исходивший от нее, был почти физическим. Не магия ли это?– мелькнула дикая мысль. Какая-то чара притяжения, заставляющая забыть об осторожности?

- Я… подумаю, – сказал я, сжимая книгу.

- Этого и ждем, – она кивнула. Ее губы тронула легкая, победоносная улыбка. – До среды, метамаг. И помните: тишина – условие выживания. Ни слова даже вашим… преданным друзьям.

Ее взгляд скользнул в сторону окна, будто она знала о моем разговоре с Юлианой. Затем она выключила лампу, и ее силуэт растворился в тенях между стеллажами так же бесшумно, как появился.

Я стоял один в огромной, темной библиотеке, держа в руках красную книгу Бакунина. Запах орхидеи еще витал в воздухе, смешиваясь с запахом старой бумаги. Сердце бешено колотилось – и от страха перед последствиями, и от странного, необъяснимого волнения после встречи с Алисой Ливен. Игра, в которую меня втянули, только что перешла на новый, куда более опасный уровень. И я уже не мог сказать, был ли я пешкой, игроком, или просто… очарованным зрителем. А в кармане, рядом с ключом Варламова, лежал теперь иной ключ – к миру подпольных мыслей и запрещенных книг, пахнущий холодной орхидеей и порохом грядущих бурь.

Слух о Стихийном Турнире прокатился по Академии волной возбуждения. «Практическая демонстрация контроля над элементами! Командное и личное первенство! Славьтесь, юные таланты!» – кричали афиши, расклеенные на дубовых досках объявлений. Приз – доступ в закрытый арсенал артефактов для практики – манил многих. Но для меня, Артёма и Юлианы это был шанс доказать что-то большее. Шанс стереть самодовольную усмешку с лица Меншикова, который, конечно, тоже записался, окруженный свитой военмагов.

- Надрать ему спесивые штаны! – Артём размахивал воображаемым мечом из воздуха, стоя у стенда с правилами. – Я его завихрю так, что он в собственном кителе запутается!

Юлиана стояла рядом, поджав губы. Ее глаза горели холодным огнем азарта. «Он силен в прямом ударе. Лед, разрушение. Но в турнире важна не только сила, но и контроль, адаптация. Мы справимся, Григорий. Твоя голова, Артёмов ветер, мой огонь – мы сбалансированы.»

Я кивал, стараясь впитать их уверенность. Внутри бушевала решимость. После унижения с тетрадью, после подлой безнаказанности Меншикова, после таинственной встречи с Алисой Ливен, о которой я не сказал даже им, обещание молчания висело камнем, мне отчаянно нужна была победа. Осязаемая. Публичная. Магическая. Это был вызов не только Меншикову, но и моим собственным страхам, моей прошлой слабости.

- Идем, – сказал я, голос звучал тверже, чем я чувствовал. – Покажем им, что настоящая сила не покупается.

Турнир проходил в огромном, похожем на цирковой амфитеатр зале Практеума. Он представлял из себя арену, закрытую сверху магическим барьером — не слишком искусным, но служащим некоторым препятствием. Вот только для чего? Над ней нависали галереи с преподавателями-стихийщиками и целителями в белых мантиях с зелеными крестами. Воздух гудел от возбужденных голосов студентов.

Первым вызвали Меншикова. Он вышел под аплодисменты своей «группы поддержки» и многих остальных. Его лицо выражало холодную уверенность. Дежурный профессор объявил, не вдаваясь в детали: