— Конечно, слышала. Очень… А-а! Вот оно что! Вы ведь Джейкоб Салливан, верно? Ваше семейное дело?

Я кивнул.

— Так, так, так, — сказала Карен. — Значит, я тут не одна инкогнито.

Я грустно улыбнулся.

— Карен Бесарян заработала себе состояние. Я же своё просто унаследовал.

— И всё же, — сказала Карен, — это, наверное, было здорово. В молодости мне вечно не хватало денег. Даже иногда приходилось наведываться в продовольственные банки[1465]. Это, должно быть, очень расслабляет — знать, что у тебя никогда не будет проблем с деньгами.

Я снова двинул плечами.

— Это палка о двух концах. С одной стороны, когда я пошёл в университет, я мог изучать всё, что мне заблагорассудится и не беспокоиться о том, как это вяжется с моей будущей профессией. Я, наверное, единственный во всём кампусе ходил одновременно на квантовую физику, историю драмы и введение в философию досократиков.

Карен вежливо усмехнулась.

— Да, — сказал я. — Это было весело — чуть того, чуть этого. Но обратная сторона богатства состояла в том, что ты не ожидаешь, что к тебе будут относиться как к мусору. Университет Торонто ценится среди аспирантов, но студентов там производят как штамповку на заводе. Скажем так: если каждый день ходишь в Салливановскую библиотеку, и твоя фамилия Салливан, то не ожидаешь, что об тебя там будут вытирать ноги.

— Ещё бы, — сказала Карен. — Мне никогда не нравилось говорить про себя «богатая»; это звучит, как будто я хвастаюсь. Хотя все клиенты «Иммортекс» богаты, так что какая разница. Но, конечно же, я никогда не предполагала, что разбогатею. В том смысле, что большинству писателей этого не удаётся; это очень тяжёлое ремесло, и мне очень, очень повезло. — Она сделала паузу, и её искусственные глаза снова блеснули. — Знаете, в чём разница между большой пиццей с пепперони и большинством профессиональных писателей?

— В чём?

— Большой пиццей можно накормить семью из четырёх человек.

Я рассмеялся, и она тоже.

— Так или иначе, — продолжила она, — я начала богатеть лишь когда мне было под пятьдесят. Только тогда мои книги стали хорошо расходиться.

Я пожал плечами.

— Если бы мне пришлось ждать пятидесяти, чтобы разбогатеть, то меня бы здесь не было. Мне всего лишь сорок четыре. — Всего лишь. Боже, я никогда раньше не думал об этом «всего лишь».

— Я… не поймите меня неправильно, но сейчас я скорее рада, что мне довелось начать жизнь в бедности.

— Полагаю, это закаляет характер, — сказал я. — Но я не просил своего богатства. На самом деле, бывали времена, когда я ненавидел и его, и всё, связанное с моей семьёй. Пиво! Господи, какая социальная ответственность может быть в варке пива?

— Но вы сказали, что ваша семья подарила университету библиотеку.

— Ага. Купила себе бессмертие. Это…

Я замолк, и Карен выжидающе на меня посмотрела.

Через секунду я снова пожал плечами.

— Это как раз то, что только что сделал я, верно? — Я покачал головой. — Ну да ладно. Так или иначе, это иногда бьёт в голову — иметь много денег, когда ты молод. Я… гмм… в молодости я был не самым лучшим человеком на свете.

— Пэрис-наследница, — сказала Карен.

— Кто?

— Пэрис Хилтон, внучка отельного магната. Вы, должно быть, ещё под стол ходили, когда она ненадолго прославилась. Она… ну, я думаю, она была типа вас — унаследовала состояние, в двадцать стала миллиардершей. Она вела, как это говорится у нас, писателей, разгульную жизнь.

— «Пэрис-наследница», — повторил я. — Красиво звучит[1466].

— А вы были бы Джейк-гуляка.

Я засмеялся.

— Да, похоже. Вечеринки, девушки. Но…

— Что?

— Довольно тяжело определить, действительно ли ты нравишься девушке, когда ты богат.

— Вы мне будете рассказывать. Мой третий муж был как раз такой.

— Правда?

— Клянусь. Слава Богу, существуют брачные контракты. — Она произнесла это легко. Если она и испытывала по этому поводу горечь, прошло, должно быть, достаточно времени, чтобы она могла об этом шутить. — Вам следовало встречаться с женщинами, которые уже были богаты.

— Надо полагать. Но, знаете, даже… — Чёрт, я вовсе не собирался говорить это вслух.

— Что?

— Ну, никогда не знаешь о людях, что они на самом деле думают. Даже до того, как я стал богат, я… была одна девушка, её звали Триста, и я думал… я думал, мы…

Карен приподняла искусственную бровь, но ничего не сказала. Было понятно, что если я не хочу, то могу не продолжать.

А, к моему изумлению, хотел.

— Она будто бы была такая же, как я. И я влюбился в неё по уши. Мне было… да, где-то около шестнадцати. Но когда я пригласил её на свидание, она лишь засмеялась. Фактически, расхохоталась мне в лицо.

Рука Карен на секунду коснулась моего запястья.

— Бедняжка, — сказала она. — А сейчас вы женаты?

— Нет.

— Были раньше?

— Нет.

— Так и не встретили подходящую?

— Э-э… не совсем так.

— О?

И снова, к моему собственному удивлению, я продолжил говорить.

— То есть, была — собственно, есть — одна женщина. Ребекка Чонг. Но вы понимаете, в моём положении, я…

Карен сочувственно кивнула. Но потом, как мне показалось, решила немного разрядить обстановку.

— Впрочем, — сказала она, — вам не обязательно дожидаться, пока подходящая кандидатура появится на вашем горизонте. Если бы я так делала, то упустила бы своих первых трёх мужей.

Не уверен, взметнулись ли удивлённо мои искусственные брови, но если бы я был сейчас в моём старом теле, это бы несомненно произошло.

— Сколько раз вы были замужем?

— Четыре. Мой последний муж, Райан, умер два года назад.

— Простите.

Её голос был полон печали.

— Мне его не хватает.

— У вас есть дети?

— Э-э… — Она помедлила. — Только один. — Снова пауза. — Только один жив сейчас.

— О, мне так жаль.

Она кивнула.

— А у вас, я так понимаю, детей нет?

Я покачал головой и указал на своё искусственное тело.

— Нет, и теперь уже, наверное, и не будет.

Карен улыбнулась.

— Уверена, что вы бы были замечательным отцом.

— Мы никогда не… — Чёрт бы побрал эти искусственные тела. Я подумал очевидную, проникнутую жалостью к самому себе мысль, но я вовсе не собирался произносить её вслух. Как и раньше, мне удалось её подавить лишь после того, как несколько слов уже оказались сказаны. — Спасибо, — сказал я. — Спасибо вам.

Пара сотрудников «Иммортекс» вошла в комнату отдыха — белая женщина и мужчина-азиат. Они удивились, обнаружив нас здесь.

— Не будем вам мешать, — сказала им Карен, поднимаясь на ноги. — Мы уже уходим. — Она протянула мне руку, чтобы помочь встать. Я машинально взялся за неё и в ту же секунду оказался на ногах — Карен подняла меня без видимого усилия.

— У нас был долгий день, — сказала мне Карен. — Уверена, что вам хочется вернуться в свою комнату. — Она запнулась, словно сообразив, что я, разумеется, никак не мог устать, и добавила: — Ну, чтобы во что-нибудь переодеться и всё такое.

Вот он — прекрасный повод; предлог, который я безуспешно искал раньше, для того, чтобы вежливо удалиться, не нарушая приличий, предлог, которого отсутствие потребности в еде, сне и отдыхе меня лишило. Но я больше не хотел уходить.

— Вообще-то, — сказал я, глядя на неё, — я бы хотел ещё потренироваться в ходьбе, если вы, конечно, не откажетесь мне помочь.

Карен улыбнулась так широко, что у неё, наверное, заболело бы лицо, будь оно из плоти и крови.

— С удовольствием, — сказала она.

— Здорово, — ответил я, и мы двинулись к выходу в коридор. — Заодно ещё поболтаем.

Космоплан всё ещё поднимался. Я думал, что постоянное ускорение будет неприятно, но всё было нормально. За окном я видел отблески Атлантического океана далеко внизу. Я повернул голову, чтобы посмотреть внутрь салона, и предположительно рыжеволосый парень, сидящий рядом со мной, воспользовался шансом завязать разговор.