Джок смотрел на схемы, следя за указующим ногтем Луизы.

– О'кей.

– Разумеется, – сказала Луиза, – так и должно было быть. Вам известна моя теория: что существовала лишь одна стабильная версия вселенной до того, как примерно сорок тысяч лет назад возникло сознание.

Джок кивнул. Хотя квантовомеханические эффекты могли приводить к кратковременному расщеплению вселенной, вероятно, с самого начала времён, получающиеся варианты на макроуровне были идентичны и поэтому всегда снова сливались в течение нескольких наносекунд.

Однако сознательные действия живых существ создали разрыв, который уже не мог быть скомпенсирован, и поэтому когда сорок тысяч лет назад произошёл Большой Скачок – когда возникло сознание, – случилось самое первое стабильное расщепление. В одной вселенной осознали себя Homo sapiens, в другой – Homo neanderthalensis, и с тех пор эти две вселенные существовали отдельно.

– Но минуточку, – сказал Джок, вглядываясь в неандертальскую схему. – Если вот это – последняя зафиксированная геомагнитная реверсия, о которой нам известно…

– Так и есть, – подтвердила Луиза. – Они датировали её десятью миллионами месяцев назад – это семьсот восемьдесят тысяч лет.

– Хорошо, – сказал Джок. – Но если это – самый поздний эпизод на нашей схеме, то что же такое вот это? – Он указал на ещё один, более поздний эпизод, отмеченный на неандертальской схеме. – Это тот, который якобы случился двадцать пять лет назад?

– Нет, – сказала Луиза. На вкус Джока, в ней была слишком сильна преподавательская жилка. Она явно подводила его к открытию, хотя сама уже знала ответ. Вот почему бы просто не сказать?

– Тогда когда же?

– Полмиллиона месяцев назад, – сказала Луиза.

Джок уже не скрывал своего раздражения:

– То есть?..

Чувственные губы Луизы изогнулись в усмешке.

– Сорок тысяч лет.

– Сорок ты… Но ведь это…

– Именно, – сказала Луиза, обрадованная догадливостью ученика. – Как раз тогда, когда произошёл Большой Скачок и возникло сознание, когда вселенная расщепилась навсегда.

– Но… но как так может быть, что они знают об этой реверсии, а мы – нет?

– Помните, что я сказала, когда мы обсуждали эту проблему впервые? После того как магнитное поле исчезнет, существует пятидесятипроцентная вероятность того, что оно снова возникнет с той же полярностью. В половине случаев полярность та же, а…

– А в оставшейся половине полярность обратная! То есть это событие должно было произойти уже после разделения вселенных, и поскольку теперь они никак не связаны, случилось так, что в мире неандертальцев полярность поменялась.

Луиза кивнула:

– Оставив след в местах падения метеоритов.

– Но в нашем мире случилось так, что поле снова возникло с той же полярностью, что и до коллапса, – и поэтому мы его не заметили.

– Oui.

– Поразительно, – сказал Джок. – Но… погодите! У них была реверсия сорок тысяч лет назад, так ведь? Но Мэри утверждает, что стрелка компаса в их мире ориентирована так же, как и в нашем, – северным концом на север. Так что…

Луиза ободряюще кивнула: он был на верном пути.

– …так что, – продолжал Джок, – мир неандертальцев и правда пережил недавний коллапс магнитного поля, и когда поле появилось снова, всего шесть лет назад, его полярность стала обратной по сравнению с той, что была до коллапса, – такой же, как сейчас на нашей Земле.

– Именно так.

– Значит, всё в порядке? – сказал Джок. – Именно это я и хотел узнать.

– Это ещё не всё, – сказала Луиза. – Далеко не всё.

– Ну так не тяните жилы, рассказывайте!

– Хорошо-хорошо. Земля – единственная Земля, существовавшая в те времена, – пережила коллапс магнитного поля сорок тысяч лет назад. Пока поле отсутствовало, возникло сознание – и я не верю, что это совпадение случайно.

– Вы считаете, что пропадание магнитного поля как-то связано с тем, что пещерные люди изобрели рисование?

– И культуру. И язык. И символическую логику. И религию. Да, я так считаю.

– Но как?

– Я не знаю, – ответила Луиза. – Но помните, что анатомически современные Homo sapiens впервые появились сто тысяч лет назад, но осознали себя лишь сорок тысяч лет назад. Мы имели такие же точно мозги, как и сейчас, в течение шестидесяти тысяч лет, не занимаясь никакими видами искусств и не проявляя никаких признаков подлинной разумности. А потом – щёлк! – что-то случилось, и мы стали разумными.

– Да уж, – сказал Джок.

– Вы знаете, что у некоторых птиц в мозгу есть частицы магнетита, которые помогают им определять направление?

Джок кивнул.

– Так вот, у нас – у Homo sapiens – тоже есть магнетит в мозгу. Никто не знает почему, поскольку у нас, очевидно, нет встроенного в организм компаса. Но когда сорок тысяч лет назад магнитное поле Земли схлопнулось, я думаю, с этим магнетитом случилось что-то, что, если можно так выразиться, привело к загрузке сознания.

– И что же случится, когда магнитное поле пропадёт в следующий раз?

– Ну, в мире неандертальцев во время недавнего коллапса ничего необычного не произошло, – сказала Луиза. – Но…

– Но?..

– Но между нашими мирами есть явные различия, иначе коллапсы магнитных полей не рассинхронизовались бы.

– Именно об этом я и подумал, – сказал Джок. – Но по какой причине это произошло?

– Возможно, из-за большого количества проведённых нами ядерных испытаний. Или из-за запуска ракет. Последнее общее падение магнитного поля произошло четыреста лет назад, а сейчас два наших мира разделяет коллапс всего лишь в двадцать пять лет. Эта разница крохотна, но объяснима, если предположить, что различные взрывы на нашей Земле значительно возмутили геодинамо. Может быть. Я не уверена. Однако, раз геодинамо двух миров уже не одинаков, то коллапс здесь не обязательно пройдёт без происшествий. И не стоит забывать, что между неандертальцами и нами существует значительное различие в том, как работают наши разумы.

– И что будет?

– Je ne sais pas, – сказала Луиза. – Нам придётся построить множество моделей, прежде чем можно будет сказать что-то определённое. Но…

– Снова «но»! Что на этот раз?

– Ну, во время прошлого коллапса сознание загрузилось. В этот раз сознание может – если снова воспользоваться компьютерной терминологией – сознание может зависнуть.

Понтер поблагодарил оператора транспортного куба и вышел наружу. Он чувствовал на себе взгляды женщин, ощущал их неодобрение. Но хотя до того, как Двое станут Одним, оставался ещё целый день, он не мог ждать.

Проведя на другой Земле бо́льшую часть месяца, три дня назад Понтер и Мэри вернулись в мир неандертальцев. Он сказал, что такое расписание позволит ему увидеться и с Адекором, и с дочерьми за один визит, что, безусловно, было правдой. Но поскольку Мэри снова отправилась жить к Лурт, пока Двое не станут Одним, это позволило ему также встретиться со скульптором личности в надежде избавиться от бессонницы и ночных кошмаров, которые преследовали его.

Но сейчас Понтер приближался к лаборатории Лурт – направляемый Хаком, поскольку он сам никогда раньше здесь не бывал. Войдя в полностью каменное здание, он попросил первую же встреченную женщину показать ему, где работает Мэре Воган. Изумлённая женщина – 146-го поколения – указала направление, и Понтер отправился вдоль по коридору. Он подошёл к комнате, которую ему указали, и увидел Мэре и Лурт, склонившихся над рабочим столом.

«Вот и всё», – подумал Понтер. Он сделал глубокий вдох, и…

– Понтер! – сказала Мэри, поднимая голову. Она была рада его видеть, но…

Но нет. Это был его мир – и это было неподходящее время.

– Что случилось? – спросила она подчёркнуто спокойным тоном.

Понтер посмотрел на Лурт.

– Мне нужно поговорить с Мэре наедине, – сказал он.

Лурт вскинула бровь. Она ободряюще сжала предплечье Мэри и вышла, закрыв за собой дверь.