Во время этой встречи ничего конкретного не произошло. Приборы капитана Вертигюса установили, что атмосфера на борту «Солидарности» позволяет дышать – если от этого зависит жизнь. Это подтверждало полученную намного раньше информацию от Интертеха; о том, что жители Амниона имели основу кислород-углекислый газ и процессы метаболизма у них протекают аналогично тем же процессам у человека. Его попытки заговорить с «капитаном» «Солидарности» позволили получить ленты записей, позднее переведенные.

Честно сказать, Сикстин Вертигюс не питал каких-то нереальных надежд. Его единственной целью – кроме запрещенного желания увидеть собственными глазами по меньшей мере одного живого амнионца – было передать кому-нибудь запись, которую он должен был проиграть вместе с магнитофоном, который позволил бы Амниону хранить сообщение в оригинальной форме без искажений.

Эта лента содержала основы, благодаря которым Амнион мог начать переводить человеческий язык, математику и систему кодировки информации. Не случайно на ленте было предложение союза и торговли с ДКИ. Предпочтительно монопольно.

Амнион отреагировал жестами и звуками, ничего не говорящими капитану Вертигюсу. Но они были готовы к такому подарку. И, вероятно, они поняли значительность того факта, что Вертигюс явился к ним один и без оружия. В обмен на ленту и магнитофон они дали ему запечатанную канистру, которая содержала – исследования определили это вскоре после его благополучного возвращения – мутагенный материал, почти идентичный тому, который заставил его пуститься в космос с самого начала.

Пусть по-своему, Амнион пытался наладить связь.

Когда Морн наконец проснулась – в своей каюте, лежащая ничком на койке, ей показалось, что прошло отвратительное количество времени.

Ей снился Амнион и его ужасы; насилие худшее, чем все, что совершил с ней Ангус Фермопил. Собственные крики давным-давно разбудили бы ее, если бы она не утонула во сне, пригвожденная к койке полным изнеможением. Крики и кошмары сделали ее страдания еще более жестокими.

В ее снах Ник продавал ее Амниону.

Это было не то, что он намеревался сделать, но он все равно продал ее. И Амнион накачивал ее мутагенами, пока она не изменилась и не превратилась в чудовище; совершенно не похожее на человека; чуждое, никем не узнаваемое и безумное. Люди, которым ввели мутагены на Земле, сошли с ума – так, во всяком случае, им рассказывали в Академии. Они забыл о том о своей принадлежности к человечеству; они стали Амнионом.

Это было ее наказанием за то, что она выиграла у Ника Саккорсо. Никому не позволено выиграть, когда играешь с ним.

Неудивительно, что Морн плакала. Она могла бы умереть. Даже обычные сны о таких кошмарах могли вызвать остановку сердца. После безумных и жестоких мучений в прошлые недели она должна была пережить шок от этих снов.

Ник везет ее на Станцию Возможного. К источнику ее ужаса.

И тем не менее, она еще жива. Прошло время, и она смогла подняться. Безразличный материал подушки оставил след на ее щеке; матрас поддерживал вес тела. Она чувствовала черную коробочку, лежащую на бедре; та все еще находилась в кармане ее скафандра.

Если Ник собирался предать ее, то он еще не сделал этого.

Он сказал: «Они помогут тебе родить. Они сделают из него в течение часа вполне взрослого ребенка».

Он сказал: «Может быть, тогда мне не придется бросить тебя».

Она не поняла. Она не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. За тридцать секунд на мостике он стал для нее таким же чужим и смертельно опасным, как Амнион.

Казалось, она проснулась, потому что не могла больше выдержать ужасов своих снов. Но бодрствование принесло новые ужасы. И она не знала, как справиться с ними.

– Если ты приходишь в себя, – скованно сказала Микка Васацк, – то можешь хотя бы признать это. Я не могу заставлять Ника ждать вечно.

Звук голоса второго пилота, казалось, не удивил Морн. Ее способность удивляться словно бы исчезла после Ника и кошмаров. Все было предательством, тем или иным. Так что удивляться нечему.

Тем не менее, она повернула голову, чтобы посмотреть на свою гостью.

Сидя в кресле рядом с дверью, Микка казалась такой же невозмутимой, как переборка за ее спиной. Она держала руки сложенными на груди; вся ее поза была напряженной, словно она зафиксировала винтами свои суставы. Но эмоция похожая на враждебность блестела в ее глазах.

Морн сделала попытку смягчить пересохший от долгого сна рот. Через мгновение она пробормотала:

– Чего он ждет?

– Он хочет убедиться, что с тобой все в порядке. – Тон голоса Микки был похож на ее позу. – Он должен начать торможение и беспокоится о твоей прыжковой болезни. Он ждет, чтобы я доложила ему, что ты проснулась и с тобой все в порядке. И ты себя контролируешь.

«Торможение, – подумала Морн без удивления. – Сильное m. Ясно». При этой мысли ей захотелось отвернуться.

Но взгляд Микки не позволил ей этого. Она снова сглотнула.

– Где мы?

Второй пилот не колебалась.

– В двух днях от Возможного. Это едва дает нам время затормозить. Если мы прибудем на слишком большой скорости, эти трахнутые Амнионы скорее всего превратят нас в пыль из принципиальных соображений.

Морн, услышав это сообщение, мигнула. В двух днях дней от Возможного. Ну конечно. Пока она спала, у нее отняли последнюю возможность выбора. Она даже была лишена возможности надеяться, что она вместе со всем кораблем погибнет в тахе.

Она тупо спросила:

– Межпространственный двигатель работает?

– Едва-едва, – ответила Микка. – Вектор протащил нас. Я не знала, что в нем есть такое. Двигатель дошел до критической точки и отключился, когда мы достигли подпространства. Он сорвал предохранители – и дал достаточно энергии в полевые генераторы, чтобы вернуться назад в пространство. И действовал быстро. Мы промахнулись всего на миллион километров.

– Мы находимся слишком близко от них. Мы не хотим выглядеть так, словно собираемся атаковать. Вот почему мы торопимся начать торможение. – Она сделала паузу и добавила: – Вся эта энергия доконала двигатель. Печально. – Может быть, она хотела выразить сарказм, но в ее словах слышалось подлинное разочарование. – Если Ник не справится с этой проблемой, – закончила она хрипло, – мы никогда не выберемся из запрещенного космоса.

– Я не понимаю. – Морн не могла думать о прыжковом двигателе; о том, чтобы выбраться из запрещенного космоса. – Почему они вообще позволяют нам приблизиться к ним? – «Каприз капитана» был кораблем людей – и, значит, потенциальным врагом; он нарушал договор. – Почему они не превратят нас в пыль, только потому, что мы появились здесь?

– О, Амнион не волнует, кто появляется в его космическом пространстве. – Ярость Микки была надежно спрятана внутри. – Они могут остановить боевой корабль, но никого другого. Я даже не уверена, что они будут возиться с боевым кораблем. Все, что их волнует, кто это появляется у них.

– Я все еще не…

– Им нужны человеческие существа, – прохрипела Микка. – Ты никогда не будешь платить за привилегию появления у них. Но будь готова платить за привилегию выбраться от них.

Морн, казалось, слышала крик, прорывающийся в напряженной позе ее гостьи. Испуганная снами, она свесила ноги с койки и села. На мгновение она закрыла лицо ладонями, пытаясь убрать ощущение беспомощности из ее нервных окончаний. Затем она опустила руку в карман и почувствовала успокаивающую форму коробочки пульта управления шизо-имплантатом.

– Откуда ты так много знаешь о них?

– Потому что, – прорычала Васацк, – мы бывали здесь раньше.

Она не стала развивать свою мысль. Воспоминание осталось скрытым внутри нее; видимо, оно и было источником ее ярости.

Морн попыталась подойти с другой стороны.

– Ну хорошо, если все, что ты сказала, – правда, – спросила она, – для чего мы делаем это? Для чего Ник делает это?