– Буду очень благодарна, – ответила Мэри, заинтригованная сверх всякой меры.

– Так вот, у прибора теперь есть список из пятидесяти тысяч аллелей для каждого из вас. Это значит, что кодонатор готов двигаться дальше и произвести то, что вам нужно: пару гамет с одинаковым количеством хромосом. Но…

– Да? – спросила Мэри.

– Ну я вам рассказывала о том, для чего я создавала этот прибор: чтобы дать родителям возможность выбрать, какие аллели унаследует их ребёнок.

– Я думаю, нас устроит любая случайная комбинация. – Слова вырвались на свободу прежде, чем Мэри задумалась об их смысле; должно быть, поняла она, это заговорило её природное католическое отвращение к вмешательству в вещество самой жизни… хотя любое использование этой машины неизбежно является весьма тяжёлым случаем вмешательства.

Вессан нахмурилась:

– Если бы вы оба были барастами, я бы удовлетворилась таким ответом, однако, Мэре, как вы сами понимаете, будь вы барастами, вам не нужен бы был кодонатор для получения случайной комбинации вашего генетического материала. – Она покачала головой: – Но вы не бараст. – Потом посмотрела на предплечье Понтера. – Не думала, что когда-либо снова воспользуюсь этой штукой, но… компаньон Понтера!

– Здравый день, – отозвался мужской голос из внешнего динамика. – Меня зовут Хак.

– Хак, значит, – сказала Вессан. – Я уверена, что после установления контакта с народом Мэре проводились исследования различий дезоксирибонуклеиновых кислот барастов и глексенов.

– Это так, – подтвердил Хак. – Это была весьма горячая тема.

– Результаты этих исследований доступны в глобальной информационной сети?

– Конечно.

– Отлично, – сказала Вессан. – В процессе нам понадобится наводить справки. – Она подняла голову и перевела взгляд с Мэри на Понтера, потом обратно на Мэри. – Я не советую вам произвольно слеплять ваши дезоксирибонуклеиновые кислоты. Речь идёт о комбинировании генов разных биологических видов. Да, конечно, – она сделала жест в сторону экрана кодонатора, – теперь уже очевидно, что геномы барастов и глексенов практически идентичны, но мы должны изучить все расхождения и принять взвешенное решение о том, какой вариант оставить в каждом случае. – Она ткнула пальцем в направлении Мэри: – Такие вот крошечные носы характерны для вашего вида?

Мэри кивнула:

– Вот видите? Будет глупо закодировать крошечный глексенский нос и огромную обонятельную луковицу барастов. Признаки должны выбираться так, чтобы они усиливали друг друга или хотя бы друг другу не мешали.

Мэри снова кивнула:

– Да, конечно, вы правы. – У неё в животе заплясали бабочки, но она пыталась говорить непринуждённо. – Так что у нас в меню?

– Хак? – сказала Вессан.

– Генетические различия между…

– Погоди! – сказала Вессан. – Я ещё ничего не спросила.

Понтер улыбнулся:

– Хак – очень умный компаньон, – сказал он. – Вы знаете Кобаста Ганта?

– Исследователь искусственного интеллекта? – уточнила Вессан. – Я знаю о нём.

– Так вот, – сказал Понтер, – где-то десять месяцев назад он обновил мой компаньон. Понятное дело, не вы одна пытались улучшить жизнь барастов. Кобаст хочет, чтобы всё поколение 149 носило компаньоны, обладающие интеллектом.

– Ну будем надеяться, что они не запретят работу Ганта, как запретили мою – хотя, если всё же запретят, у меня, может, появится сосед. В любом случае я собиралась попросить Хака дать нам обзор отличий глексенского генома от барастовского.

– Именно это я вам и собирался рассказать, – сказал Хак немного обиженным тоном. – Как вы уже отметили, в геноме глексенов и барастов около пятидесяти тысяч генов. Однако 98,7 процента их имеют аллели, встречающиеся в обеих популяциях; лишь четыреста шестьдесят два гена имеют варианты, встречающиеся только у барастов, но отсутствующие у глексенов, или наоборот.

– Здорово, – сказала Вессан и посмотрела на Мэри: – Всё остальное вы можете оставить на волю случая, если хотите, но я считаю, что на эти четыреста шестьдесят два гена мы должны посмотреть очень внимательно и сделать выбор очень аккуратно.

Мэри посмотрела на Понтера; тот не возражал.

– Хорошо, – сказала она.

– Итак, прежде чем начнём, мы должны ответить на два вопроса. С помощью кодонатора вы получите диплоидный набор хромосом с комбинацией ваших дезоксирибонуклеиновых кислот. Мы собираемся произвести двадцать три пары хромосом или двадцать четыре? Иными словами, вы хотите, чтобы ваш ребёнок был барастом или глексеном?

– Ой, – сказала Мэри. – Хороший вопрос. В своём мире я как раз занималась поиском надёжного способа определения видовой принадлежности для целей иммиграционного контроля. И похоже, метод проверки числа хромосом примут в качестве официального.

– Ваш ребёнок может быть гибридом во многих других отношениях, – сказала Вессан. – Но здесь возможно либо то, либо другое.

– Э-э… Понтер?

– Мэре, среди нас двоих генетик – ты. Я так думаю, что вопрос о числе хромосом тебе, так сказать, ближе и роднее.

– У тебя нет собственных предпочтений?

– На эмоциональном уровне нет. Я, однако, подозреваю, что с правовой точки зрения нашему ребёнку удобнее быть глексеном.

– То есть?

– У нас тут единое мировое правительство – Верховный Серый совет. У вас же – сто девяносто одно государство, входящее в Организацию Объединённых Наций, плюс ещё сколько-то, не являющихся членами, и проблемы могут возникнуть при въезде в каждое из них.

Мэри кивнула:

– Я думаю, – продолжил Понтер, – что проще будет убедить одно мировое правительство в том, что существо с двадцатью тремя парами хромосом должно иметь возможность жить и работать в моём мире, где только пожелает, чем убедить ваши две сотни правительств, что существу с двадцатью четырьмя парами хромосом нужно дать такую же возможность в вашем мире.

Мэри посмотрела на Вессан:

– Мы ведь не собираемся прямо сейчас производить ДНК нашего будущего ребёнка?

– Нет, разумеется нет. Я полагаю, это будет сделано в вашем мире, когда вы будете готовы забеременеть. Я лишь обрисовываю для вас проблемы, которые вам нужно будет решить.

– То есть мы не должны принимать решение прямо сейчас.

– Именно так.

– Ладно, давайте тогда пока замнём.

Вессан недоумённо посмотрела на неё:

– Простите?

– В смысле, отложим пока этот вопрос. Что ещё?

– Ну этот вопрос не связан с вашими особыми обстоятельствами, однако также должен быть заранее согласован, поскольку от него зависит то, как кодонатор распределит дезоксирибонуклеиновую кислоту Понтера. Вы хотите мальчика или девочку?

– Это мы уже обсудили, – сказала Мэри. – Мы хотим дочку.

Вессан что-то переключила на панели управления прибора.

– Значит, девочка, – сказала она. – Посмотрим, что у нас ещё… – Она уставилась на экран.

– Следующая последовательность отвечает за тип пробора, – сказал Хак. – У барастов естественный пробор проходит посередине головы, вдоль сагиттального шва. У глексенов пробор обычно сдвинут в сторону. У Мэре, похоже, имеются аллели только для бокового пробора; обе аллели из генома Понтера, разумеется, кодируют центральный. Вы можете взять по одной от каждого из вас и экспериментально установить, какая из них доминантна, либо взять обе от Понтера, либо обе от Мэре, и быть практически уверенными в том, что получится в результате.

Мэри посмотрела на Понтера. Обычная причёска неандертальцев действительно напоминала обезьян-бонобо. Поначалу ей она казалась страшноватой, но потом привыкла.

– Я не знаю.

– Боковой, – сказал Понтер. – Девочка должна быть похожа на мать.

– Ты уверен? – спросила Мэри.

– Конечно.

– Тогда боковой, – решила Мэри. – Берите обе мои аллели.

– Сделано, – сказала Вессан и показала на квадратный дисплей: – Вы видели, как я это делаю? Аллели выбираются с помощью вот этих чувствительных зон на экране.

Мэри кивнула:

– Просто и понятно.

– Спасибо, – сказала Вессан. – Я приложила массу усилий, чтобы сделать прибор простым в использовании. Так, теперь я выбираю следующую группу аллелей, по крайней мере на стороне Понтера: они отвечают за цвет глаз. Мэре, у вас глаза голубые – я таких никогда в жизни не видела. Глаза Понтера золотисто-коричневые; вы называем этот цвет делент; он встречается редко и потому высоко ценится.