«Всё упирается в собственничество, – думал он, – но такая постановка вопроса мало кого обрадует. У них это называется „святостью брачных уз“, но святость брачных уз покоится на святости семьи, а святость семьи – на святости собственности. И вместе с тем, наверное, все эти люди считают себя последователями того, кто никогда и ничем не владел. Как странно!»

И молодой Джолион снова вздохнул.[1240]

– Интересно, – сказала Бандра, когда Мэри остановилась.

Мэри рассмеялась:

– Уверена, что вы так говорите из вежливости. Должно быть, для вас это полнейшая тарабарщина.

– Нет, – возразила Бандра. – Нет, я поняла. Этот мужчина – Сомс, да? – живёт с этой женщиной, этой…

– Ирэн, – подсказала Мэри.

– Да. Но в их отношениях нет теплоты. Он хочет гораздо бо́льшей близости, чем хочется ей.

Мэри, впечатлённая, кивнула:

– Именно так.

– Подозреваю, что такие проблемы бывают у всех.

– Думаю, да, – сказала Мэри. – Я лично отождествляю себя с Ирэн. Она вышла замуж за Сомса, не зная, чего на самом деле хочет. Как я за Кольма.

– Но теперь вы знаете, чего хотите?

– Я знаю, что хочу Понтера.

– Но он не сам по себе, – сказала Бандра. – У него Адекор и дочери.

Мэри загнула страницу и закрыла книгу.

– Я знаю, – тихо сказала она.

Бандра, должно быть, почувствовала, что огорчила Мэри.

– Простите, – сказала она. – Я бы чего-нибудь выпила. Присоединитесь?

Мэри была готова убить за стакан вина, но неандертальцы его не делали. Впрочем, она привезла с собой с той стороны килограммовую пачку растворимого кофе. Обычно она не пила кофе по вечерам, но комнатной температурой у неандертальцев считается шестнадцать градусов: они пользовались той же самой шкалой – промежуток между точками замерзания и кипения воды, разделённый на сто частей. Мэри предпочитала двадцать или двадцать один градус, и большая кружка кофе могла помочь ей согреться.

– Давайте я вам помогу, – сказала Мэри, и они вдвоём отправились в кухонную зону.

У себя дома на той Земле Мэри всегда держала в холодильнике литровую упаковку шоколадного молока, чтобы добавлять его в кофе. Здесь его тоже было не достать, но она взяла с собой банку сухого молока и растворимого порошкового какао; добавив в кружку Maxwell House разумное количество того и другого, она получила приемлемую аппроксимацию своего любимого напитка.

По устланному мхом полу они вернулись в гостиную. Бандра уселась на один из своих плавно изогнутых диванов, встроенных в одну из стен; Мэри вернулась на своё кресло, но тут осознала, что ей некуда поставить кружку. Она подхватила свою книжку – Кольм всегда терпеть не мог того, как она перегибает корешок и загибает страницы, – и присела на другом краю дивана, поставив кружку на сосновый столик перед ним.

– В своём мире вы жили одна, – сказала Бандра. Это не был вопрос, она уже успела это узнать.

– Да, – сказала Мэри. – У меня была… у нас это называется «квартира в кондоминиуме» – несколько комнат в большом здании, которым я владею совместно с парой сотен других людей.

– Парой сотен! – удивилась Бандра. – Такое большое здание?

– В нём двадцать два этажа; двадцать два уровня. Я живу на семнадцатом.

– Вид, должно быть, потрясающий!

– Это точно. – Хотя ответ был шаблонный, и Мэри это знала. Вид из её окна открывался на бетон и стекло, на здания и автострады. Он казался замечательным, когда она там поселилась, но её вкусы уже менялись.

– И каков статус этого места сейчас? – поинтересовалась Бандра.

– Я всё ещё им владею. Когда мы с Понтером окончательно решим, что мы будем делать дальше, тогда и станет ясно, что делать с квартирой. Возможно, мы её оставим.

– И что же вы с Понтером будете делать дальше?

– Если б я знала, – ответила Мэри. Она взяла кружку и сделала глоток. – Как вы только что сказали, Понтер не сам по себе.

– И вы тоже, – сказала Бандра, отводя взгляд.

– Простите? – не поняла Мэри.

– Вы тоже. Если вы решите стать частью этого мира, то не должны оставаться в одиночестве в любой день месяца.

– Хм, – сказала Мэри. – В моём мире большинство людей привлекают представители противоположного пола.

Бандра вскинула глаза, но сразу же снова опустила взгляд.

– Не бывает отношений между женщинами?

– Э-э… бывают… иногда. Но обычно женщины, участвующие в такого рода отношениях, не имеют партнёров-мужчин.

– У нас не так, – сказала Бандра.

– Я знаю, – тихо ответила Мэри.

– Я… мы… вы и я, мы уживаемся довольно хорошо, – сказала Бандра.

Мэри почувствовала, как напряглось всё её тело.

– Да, неплохо.

– Здесь, у нас, две женщины, которые живут вместе, которые нравятся друг другу и не связаны генетически, могут… – Бандра положила широкую ладонь на колено Мэри, – могут сблизиться.

Мэри посмотрела на её руку. В прошлом она бы сбросила ладонь незнакомого мужчины со своего колена, но…

Но ей не хотелось её обижать. В конце концов, эта женщина была так добра, что приняла её под свою крышу.

– Бандра, я… я не чувствую влечения к женщинам.

– Возможно… возможно, это просто… – она подбирала подходящий термин, – просто влияние культурной среды?

Мэри задумалась над предположением. Возможно, и так – но это ничего не меняло. О, Мэри целовала девочек, когда ей было тринадцать или четырнадцать, – но она тогда просто тренировалась перед тем, как начать целовать мальчиков, она и её подруги страшно боялись оказаться не на высоте, когда это время придёт.

– Простите, Бандра. Я не хочу показаться грубой. Но меня правда это не привлекает.

Бандра несколько раз кивнула:

– Если вы передумаете… – сказала она, дала фразе повиснуть в воздухе и через секунду продолжила: – В промежутках между днями, когда Двое становятся Одним, чувствуешь себя ужасно одинокой.

И это истинная правда, подумала Мэри, но ничего не сказала.

– Ну что ж, – сказала Бандра после паузы. – Я, пожалуй, пойду спать. Э-э… «сладких снов», так, кажется, у вас говорят?

Мэри удалось выдавить из себя улыбку.

– Да, точно. Спокойной ночи, Бандра.

Она проследила взглядом за неандерталкой, которая скрылась в своей спальне; у Мэри была собственная комната, раньше принадлежавшая Дрэнне, младшей дочери Бандры. Она подумала о том, чтобы и самой отправиться спать, но решила ещё немного почитать, в надежде малость очистить голову от того, что только что произошло.

Мэри подобрала «Собственника» и открыла его на заложенной странице. Голсуорси писал в едком, ироничном тоне; в конце концов, не одни только неандертальцы видят глексенские недостатки. Она начала читать, наслаждаясь отличной реконструкцией языка, которым разговаривал верхний средний класс в викторианской Англии. Голсуорси – отличный стилист, и…

О господи…

Мэри с бешено колотящимся сердцем захлопнула книгу.

Господи.

Она сделала глубокий вдох, выдохнула, вдохнула снова, выдохнула.

Сомс только что…

Сердце Мэри продолжало колотиться.

Может быть, она не так поняла? В конце концов, это было сказано обиняками. Может быть, она просто была в таком настроении…

Она открыла книгу, бережно и осторожно, как это делал Кольм, и нашла это место снова, скользнула взглядом по плотному тексту, и…

Нет, сомнений не было. Сомс Форсайт, Собственник, только что продемонстрировал своей жене Ирэн, что она для него ничего не значит. Несмотря на её отсутствие интереса к нему, прямо на их брачном ложе он её изнасиловал.

До этого места книга Мэри нравилась, особенно тайный роман между Ирэн и архитектором Босини – потому что он немного напомнил ей её собственные странные, запретные отношения с Понтером. Но…

Насилие.

Чёртово насилие.

И всё же она не могла винить Голсуорси. Именно так Сомс и поступил бы в подобной ситуации.