Хотя Мэри знала, что не сможет увидеть Понтера, пока Двое не станут Одним, она не видела никакой причины, чтобы ему не звонить: её блестящий новенький компаньон легко мог соединиться с его компаньоном – как и с любым другим.
Так что Мэри устроилась поудобнее – прилегла на диван в гостиной Бандры, лицом к украшавшим потолок фрескам, – и велела Кристине вызвать Хака.
– Привет, любимый, – сказала она – что было ничуть не лучше, чем «милый», поскольку ни то, ни другое Понтер не мог произнести, но, с другой стороны, он услышит только предоставленный Кристиной перевод.
– Мэре! – раздался обрадованный голос Понтера. – Как здорово тебя услышать!
– Скучаю по тебе, – пожаловалась Мэри. Она снова почувствовала себя восемнадцатилетней, звонящей бойфренду Донни из своей комнаты в родительском доме.
– Я тоже очень скучаю.
– Где ты сейчас?
– Вывел Пабо погулять. Нам обоим полезно пройтись.
– Адекор с тобой?
– Нет, он остался дома. Так что у тебя нового?
Первым делом Мэри рассказала ему об установке постоянного компаньона, потом описала обстоятельства своего переезда к Бандре.
– А ещё Лурт мне рассказала интересную вещь. Оказывается, есть запрещённый прибор, который может нам помочь завести ребёнка.
– Правда? – сказал Понтер. – Какой же?
– Она сказала, это изобретение некоей Вессан Леннет.
– Ох, – сказал Понтер. – Теперь припоминаю; видел её по визору. Она удалила себе компаньона и ушла от людей. Вроде бы из-за конфликта с Верховными Серыми относительно её изобретения.
– Точно! – сказала Мэри. – Она изобрела прибор под названием «кодонатор», который может синтезировать любую последовательность ДНК – именно то, что нам необходимо для нашего общего ребёнка. Лурт считает, что прототип до сих пор хранится у Вессан.
– Возможно, – сказал Понтер. – Но если она… прости. Хорошая собачка! Умненькая собачка! Ну, давай сюда. Взять! Взять! Принеси! Прости, я хотел сказать, что если прибор и существует, то он по-прежнему запрещён.
– Это так, – согласилась Мэри. – В этом мире. Но если мы увезём его в мой мир…
– Блестяще! – восхитился Понтер. – Но как мы его раздобудем?
– Я думаю, мы просто отыщем Вессан и попросим отдать нам его. Что мы теряем?
– А как мы её найдём? У неё ведь нет компаньона.
– Ну Лурт сказала, что она раньше жила в городе Кралдак. Ты знаешь, где это?
– Конечно. Это немного к северу от озера Дуранлан – озера Эри. Кралдак расположен примерно там, где в вашем мире Детройт.
– Так вот, если она и покинула Кралдак, то вряд ли ушла слишком далеко оттуда.
– Надо полагать. Без компаньона она уж точно не могла организовать для себя никакого транспорта.
– Лурт сказала, что она, должно быть, построила себе хижину.
– Вполне логично.
– Так что мы можем просто изучить спутниковые фотографии на предмет появления новой хижины, которой четыре месяца назад ещё не было.
– Ты забыла, где находишься, любовь моя, – сказал Понтер. – У барастов нет спутников.
– Точно. Чёрт. А аэрофотосъёмка? Ну ты знаешь – фотографии, сделанные с самолёта?
– Самолётов тоже нет. Правда, есть вертолёты.
– Ну, может быть, вертолёты делали облёт окрестностей Кралдака с тех пор, как она ушла?
– Скажи ещё раз, когда это было?
– По словам Лурт, четыре месяца назад.
– Ну тогда да, наверняка. Лесные пожары – большая проблема; лес может поджечь молния или люди по небрежности. Лес фотографируют с воздуха, чтобы следить за их распространением.
– Мы можем получить доступ к этим фотографиям?
– Хак?
В голове Мэри зазвучал голос Хака.
– Я уже с ними работаю, – сказал компаньон. – Согласно архиву алиби, компаньон Вессан Леннет отключился 148/101/17, и с тех пор было три обследования окрестностей Кралдака с воздуха. Однако хижину легко обнаружить только зимой, когда на деревьях нет листьев. Заметить её с воздуха летом очень трудно.
– Но ты попытаешься? – спросила Мэри.
– Конечно.
– Хотя, возможно, это бессмысленно, – со вздохом признала Мэри. – Наверняка ведь другие уже пытались её отыскать, если то, что Лурт рассказала о кодонаторе, – правда.
– Почему?
– Ну как же: стерилизованные преступники, желающие обойти наложенное на них наказание.
– Может быть, – согласился Понтер, – но Вессан ушла из общества не так давно, а стерилизованных не так уж много. Ну и, в конце концов, никто в этом мире не собирается зачинать детей до следующего лета, так что…
– Простите, – прервал его Хак. – Я нашёл.
– Что? – спросила Мэри.
– Хижину – или, по крайней мере, хижину, которой не было на старых картах. Она примерно в тридцати пяти километрах на запад от Кралдака. – Хак перевел расстояние в километры для Мэри; Понтер, вероятно, услышал что-то вроде «70 000 саженей» через свои кохлеарные импланты.
– Здорово! – воскликнула Мэри. – Понтер, мы должны встретиться с ней!
– Конечно, – ответил он.
– Мы можем поехать завтра?
– Мэре… – начал Понтер тяжёлым голосом.
– Что? Ах да, поняла. Двое ещё не стали Одним. Но…
– Да?
Мэри вздохнула:
– Да нет, ничего. Ты прав. Ладно, но мы сможем поехать, как только Двое станут Одним?
– Конечно, любовь моя. Тогда мы сможем сделать всё, что пожелаешь.
– Договорились, – сказала Мэри. – Считай, что это свидание.
* * *
Бандра и Мэри оказались родственными душами – Бандре очень понравилось это выражение. Они обе любили тихие домашние вечера, и хотя у них было множество научных тем для разговоров, они часто касались многих вещей личного характера.
Эти разговоры напомнили Мэри первые дни с Понтером, когда они находились на карантине в доме Рубена Монтего. Обсуждение идей и мнений с Бандрой стимулировало её интеллектуально и эмоционально, и неандерталка была к ней добра, весела и внимательна.
И всё-таки эти разговоры в гостиной иногда касались тем если не горячих, то довольно острых.
– Вы знаете, – говорила Бандра, сидя на противоположном от Мэри краю дивана, – эта неумеренная потребность в приватности, возможно, порождена вашими религиями. Поначалу я думала, что это просто из-за того, что некоторые занятия у вас запрещены, и людям необходимо уединение, чтобы им предаваться. И это, без сомнения, часть правды. Однако теперь, когда вы рассказали мне о множественности ваших систем верований, мне начинает казаться, что уединение нужно уже для того, чтобы захотеть практиковать верования, находящиеся в меньшинстве. Ведь первые последователи вашей системы, христианства, устраивали свои собрания втайне, не так ли?
– Так и есть, – ответила Мэри. – Наш важнейший религиозный праздник – Рождество, празднование очередной годовщины рождения Иисуса. Мы празднуем его 25 декабря – зимой, хотя Иисус родился весной. Мы это знаем, потому что в Библии говорится, что это случилось, когда пастухи сторожили ночами стада, а они это делают лишь весной, когда рождаются ягнята. – Мэри улыбнулась. – Кстати, у вас всё точно так же: вы ведь тоже рожаете весной.
– Вероятно, по той же самой причине: чтобы ребёнок был как можно старше, когда снова придёт зима.
Однако это сходство засело у Мэри в голове, и она осторожно произнесла:
– Вы знаете, барасты похожи на овец не только в этом. Вы такие миролюбивые.
– Вам так кажется?
– У вас нет войн. И, насколько я могу судить, почти нет бытового насилия. Хотя… – Она оборвала себя, прежде чем упомянула о сломанной челюсти Понтера – результат прискорбного инцидента много лет назад.
– Это так. Однако мы всё ещё охотимся на животных, которых едим, – не постоянно, разумеется, если только это не является нашим видом социального вклада. Но достаточно часто, чтобы охота давала выход нашим агрессивным импульсам. Как вы это говорите? Выводила агрессию из организма.
– Катарсис, – сказала Мэри. – Очищение от сдерживаемых эмоций.
– Катарсис! О-о, ещё одно замечательное слово! Да, именно так: раздроби несколько черепов, отдери плоть от костей и после этого почувствуешь себя на редкость миролюбивым.