Потом в воскресенье явилась я в хор и начала читать мой Paternoster, ибо помышляла о том, чтобы принять нашего Господа. Но при чтении мне помешала благодать, как я писала о том прежде, в пятницу после дня святого Иакова[901]. Настал уже четвертый день с тех пор, как почил тот бедный человек. Моим первым желанием было, чтобы его душа в тот день была дана мне. Я встала на молитву и собралась хорошенько за него помолиться. Но он явился в великой радости, так что мне больше не надо было за него молиться, разве что восславить обильную Божию благодать, которую Он сотворил с тем человеком. Я спросила Чадо мое: попал ли сей на небеса? Он мне отвечал: «Да, и восславь Меня ради Моего великого дела, каковое Я сотворил с таким простецом». Мне хочется записать слова, что я изрекла, когда во время мессы возносили нашего Господа:[902] «Господи, прославляю Тебя, истинного Бога и истинного человека, и умоляю Тебя, Господа моего Иисуса Христа, простить нам все наши грехи, забрать у нас Своею любовью все естественные недостатки и преподать нам Себя в совершенной благодати, ею же творишь для нас и на нас Свою вечную славу ради вечной хвалы Себе, как здесь, так и там». Всё это я говорю, когда священник держит Его в руках. Когда же он Его затем поднимает, я продолжаю: «Приветствую Тебя, Господь всего мира, Слово Отца в небесах, истинная жертва, живая плоть, нераздельное Божество и подлинное человечество, даруй нам любовь к Себе, несомненное доверие, совершенное благоговение и сильную, крепкую христианскую веру в жизни и в смерти». Когда он держит чашу вверху, я завершаю: «Благодарю Тебя, Господи Иисусе Христе, за то, что Ты преосуществил Свое священное тело, Свою священную кровь, каковые предназначил для нас по любви, и за то, что священник принес Тебя в жертву Отцу Твоему: в вечную славу Тебе, Господи Иисусе Христе, и на утешение нам, в помощь и ради блаженства для нас и всего христианства, как живых, так усопших. Ныне принеси Себя, Господи, в жертву за всякое зло, какое мы сотворили против Тебя, и за всё добро, какое мы когда-либо упустили, и подай нам Себя в надежную помощь, в жизни и в смерти — ради той подлинной силы, каковой можем мы противостать всему злу в человеках с умножением Твоей сердечной любви».
Item in nativitate beate virginis Marie[903][904] я отправилась на заутреню в хор, хотела читать мой Paternoster и уже начала. Тут мне явилась такая большая радость и благодать, что я не могла дальше молиться и, чувствуя себя связанной внешне, не умела больше с собой совладать. Тогда я обратилась вся целиком к сокровенным прошениям, которые обычно имею, когда со мной обстоит дело подобным образом. Их я всегда произношу по пяти раз. После этого слышится милосердный ответ: «Если Я — твой Возлюбленный, то ты — Мне возлюбленная. Если твое хотенье во Мне, то Я всей Моею силой[905] в тебе, и никогда не пожелаю отделиться от твоей души и от твоего сердца, но [войду] с твоей душой в вечную жизнь». Я сказала: «Иисусе, чистая Истина, наставь меня в истине». Он отвечал: «Аз есмь Истина, обитающая в тебе и действующая из тебя, и желаю еще многое с тобой сотворить ради Моей вечной славы»; et ego:[906] «Иисусе Христе, бездонное милосердие, смилуйся надо мной и явись мне на помощь»; et ille:[907] «Я помог тебе, и сия помощь никогда не отымется Мной у тебя». Он сказал еще много чего, но всего я тебе не могу написать[908].
Item в день Ангелов[909] я сидела опять в той же благодати, и мое хотение заключалось в том, чтобы восседать рядом с Ним во всех деяниях любви Его святейших страстей и дабы мне принять на себя страдание моего возлюбленного Господа ради Него — так же, как Он пострадал из любви ради нас. И тогда мне было дано: «Моя крепкая любовь — утеха твоя, Моя сладостная благодать — крепость твоя, Мое божественное хотение — пища твоя, Мое божественное милосердие — помощь твоя, Моя чистая истина — твое научение», а также [другие] многие словеса, каковые я запамятовала и не могу удержать в голове.
Item однажды мне было сообщено великое желание расспросить Иисуса, Чадо мое, про императора Людвига Баварского из-за невзгод и печалей, доставляемых ему королем[910]. И мне было в ответ: «Я никогда впредь не покину его ни здесь, ни там, ибо у него любовь ко Мне, которой не знает никто, кроме Меня и его, передай ему от Меня». Сего я не сделала, но опустила из опасения, что он подумает, что оное исходит-де от меня. Впоследствии мне было открыто с великим весельем и радостью, что он одолеет врагов. И в это самое время мне было сообщено, что он мертв. Но я восприняла сие с немалою радостью, ибо то были недруги его души[911], коих он одолел.
Со мной в то время был друг нашего Господа и мой[912]. Сей очень хотел, чтобы я помолилась об императоре, ибо его заботило то, что соделал Бог с ним за столь короткое время со дня его преставления. А посему мне захотелось разузнать у Чада моего, Иисуса, что сделалось с императором. Он отвечал: «Удостою его вечной жизни». Я же пожелала узнать, чем тот ее заслужил. Он отвечал: «Потому что сей любил Меня, ибо человеческое суждение часто обманчиво». Это я услышала с немалою радостью. И радость оставалась во мне с пятницы до заутрени воскресенья. В радости я отправилась в хор и заметила, что не могу молиться. Я снова сидела в обильной благодати, имея множество вопросов и получая ответы на них, но не знаю, как о том написать. Особенно если я принимала нашего Господа, во мне было великое томление по душе господина [Людвига]. И мне был ответ: «Восхвали Меня из-за великого дела, каковое Я с ним сотворил за столь короткое время после кончины его». Я пожелала от нашего Господа, чтобы Он даровал мне истинное усердие в молитве о душе его до тех пор, пока он не будет принят в вечную жизнь.
Item я бодрствовала в ночи долгое время, и со мною было до заутрени то, что обычно случается после заутрени, когда мне благодатно вещается: «Прииди ко Мне, и Я сотворю с тобой благо, но ты не сможешь читать твои Paternoster».
В день же omnium sanctorum[913][914] я отправилась после заутрени в хор и оставалась там в великой благодати и радости. Мне было сообщено много просьб и ответов, о которых я не знаю, как написать, сообразуясь с чистой истиной, ибо чем больше бывает благодать, тем меньше я могу о ней размышлять. Чего я желала в своих помышлениях — свидетельства о живых и умерших, — на то мне выпадает истинный и ясный ответ, так что я переношусь в великую и дивную благодать. Мне даруются такие слова: «Возрадуйся, что у тебя Господь твой и Бог твой близок к душе твоей, ведь ты — супруга Мне, а Я — возлюбленный твой. Ты — Моя радость, и Я — твоя радость. Ты — утешенье Мое, и Я — утешенье твое. Твоя обитель — во Мне, и Моя обитель — в тебе. Неси страдание Мое ради любви ко Мне, и Я тебя награжу Мною Самим, все твои желания наполню Мной и дам тебе то, чего не видело око, не слышало ухо и что никогда не всходило на сердце человека[915], и дарую тебе святое Мое Божество ради вечного наслаждения Мной», и еще много подобных сим слов. В тот же день мне было даровано великое утешение из-за трех душ. Одна была сестрою нашего конвента, она была от меня принята с великой радостью, и мне за нее не надо было больше молиться, разве что о [том, чтобы она была принята] в вечную жизнь. Другая была женой, принадлежавшей к нашему монастырю[916], о ней я не могла молиться ни перед кончиной, ни во время кончины, ни после кончины ее. Но однажды она была мне дана и была помянута мною. Третьей был господин фон Шлюссельберг[917]. За него я не могла молиться. О нем мне было сообщено, что он получил вечное спасение. «Однако он в нем столь глубоко, что ты его не сумеешь охватить своими истинными прошениями». Когда я снова возвратилась в себя, то была весьма радостна и прочитала «Те Deum laudamus», как с тех пор по обыкновению делала.
