В октаву Воздвижения святаго Креста[1009], причастившись, она была в духе нежданно поята в божественный свет. И в разум ей случилось то нисхождение[1010] Спасителя, коим Он низошел (дабы объединить в великом единении нашу глину с Собою ради Своего воплощения), чтобы можно было сказать: что [некогда] сотворил Бог, случилось и с оным поятым [во свет] человеком. И вот той, что подумала так, Господь отвечал: «Весьма похвально сие нисхождение и достойно хвалы средь людей. Ибо оно источник и корень всяческой благодати, так что никто не имеет никакой благодати, если только не черпает от его полноты», и прибавил: «Однако не менее достойно хвалы и удивления то, что величие Божие изволит низойти к святой и благочестивой душе, до сих пор пребывающей в тленной плоти, дабы объединить ее с Собою, — да так, чтобы она имела единое хотение и нехотение с Богом и чтобы Бог с удовольствием прислушивался к ее желаниям и намерениям».

В божественном свете сия увидела Бога, а в Боге увидела и опознала всех, подлежащих спасению, да и себя самоё увидела в Боге. В каком взаимном доверии и дружелюбии святые связаны в Боге, она там тоже узрела. И привела пример: как пальцы объединены и связаны на ладони, так друг с другом связаны в Боге избранные и святые. Она там уяснила заслуги иных близких ей избранных и там же увидела, сколько им еще продвигаться вперед в заслугах и во благодати.

В пятницу после Вознесения Господа, когда она оставалась после вечерней молитвы во храме, к ней подошла некая, судя по внешнему виду, деревенская женщина с прикрытым лицом со словами, что на алтаре, как ей показалось, брошено тело Господне. Поселянка настойчиво просила оную деву, чтобы та сказала об этом кому-нибудь из священников. Сие вызвало подозрение: не сама ли она подложила туда тело Господне. Дева благочестиво приблизилась к алтарю и, узрев краешек гостии, весьма убоялась, но в душе усомнилась, освящена гостия или нет. Преклонив колена у алтаря, она тотчас же ощутила дух утешения, и душевная смута отошла от нее. Однако едва поднялась, стала сомневаться опять, тело ли Господа то или нет. И такое смущение духа было очень мучительно. Сколько бы она ни вставала [с колен], к ней приступало сие искушение, но едва преклоняла колена, искушение ее покидало.

Явился наконец сакристан[1011], некий брат, которому она указала на гостию. По причине сомнения тот отложил ее до следующего дня, дабы потребить ее с надлежащим почтением.

Ну, а благочестивая сия принялась размышлять о теле Господнем: что, если колдуны станут с ним поступать без почтения, будет ли оно в таком случае и останется ли телом Господним? И ей изнутри отвечало наитие Божие:[1012] «Если тело Господне будет попираться ногами, то его не сумеет коснуться никакая стопа либо обувь и оно не сможет ничего претерпеть, если даже его выбросят в отхожую яму, ибо благодаря некогда пережитым страстям оно сделалось неспособным к страданию».

Когда сия осталась вечером дома, в молельне своей после вечерней молитвы, то была восхищена в духе. И вот явился ей Агнец: крупный, размером не меньше теленка одного года от роду, облеченный во плоть человечью, нагой и имеющий человеческий лик. Он, подобно ягненку, ступал на четыре ноги, имел лик, опущенный долу, и диадему вокруг головы. Сим явлением она была смущена в духе, и, едва видение исчезло, она вернулась в себя. А немного спустя тот Агнец опять явился таким, каким являлся и прежде, и снова исчез, и тогда она получила утешение духа и воспламенение от любви.

Когда же на следующее утро в субботу она отправилась в храм, ибо там одновременно читалось множество месс, которые она всегда слушала с немалой охотой и благоговением, и собралась посвятить себя благоговейной молитве — поскольку такова была ее привычка, что во время мессы она зачастую посвящала себя размышлению[1013], — то узрела, будучи восхищена в духе, Ягненка, белого как снег, облеченного в белоснежную шерсть.

Агнец был средних размеров. Он обошел все алтари, где читались мессы, и целовал своими устами казулы[1014] у всех [читавших мессы] священников, радостно ходя между ними. Она же прониклась немалым удивлением и вдруг обнаружила Ягненка стоящим подле себя, лобызающим ей щеки своими устами. От соприкосновения с ним она сладостно возбудилась, и даже телесно.

Как раз в это время служивший мессу священник намеревался поднять тело Господне. Она же, побуждаемая неким лицом посмотреть на тело Господне, была побеспокоена, и виденье исчезло. Но после возношения Тела она вновь предалась покою размышления и, внезапно восхищённая в духе, обнаружила Агнца возле себя, как и прежде. И ей показалось, что она как бы склонилась к нему и, рукоплеща в своем сердце, сказала: «Эй, Возлюбленный, явился ли к нам?» А Ягненочек ей: «Предаю Себя, — говорит, — в руки священников, и сии принесут Меня в жертву Отцу. Я расслышал запах сладостности благоговения их, когда подходил к некоторым из них. Также и прочие лица, посвятившие себя благочестию, Меня привлекают к себе и заключают Меня у себя, дабы Я не сумел, да и не хотел удалиться от них».

Оттуда, когда была прочитана месса, она направилась в другую церковь, ибо таково было у нее обыкновение, что она посещала храмы до тех пор, пока надеялась, что где-нибудь еще служится месса[1015]. [В одном из них] она нашла читавшего мессу священника, во время заклания была восхищена в духе и вновь узрела небольшого Ягненка стоящим на блюде, как видела и на прошлой мессе. Однако сему священнику не было тогда дано принять Агнца, другие же, добрые и достойно приготовившиеся к трапезе, бывшие, надо полагать, без смертного греха, приняли оного малого Агнца. И она привела в пример притчу Спасителя, в которой один человек приготовил великую трапезу и пригласил многих, они же пренебрегли явиться к нему, и тогда господин повелел позвать на трапезу прочих людей[1016]. Так, если какой-либо священник нерадив и недостоин, то Господь из-за этого не будет терпеть, чтобы быть попранным плоду сей святой трапезы.

CLXXV. О лобызании алтаря, а равно о благоухании, подобном запасу от теплой булочки[1017]

На днях случилось, что она облобызала на алтаре паллу[1018], на которой в тот день была отслужена месса, ибо из благоговения привыкла к тому, чтобы делать сие всякий день. В оном лобызании Господь даровал укрепление ее благочестию, состоявшее в том, что когда она целовала алтарь, на котором в тот день служилась месса, то чувствовала дивную сладостность, подобную сладости от теплой булочки. Но сладостность эта несравненно превосходила запах той булочки. Ибо от сего сладостного благоухания она ощущала в духе сладчайшую перемену.

Итак, убрав покров с алтаря, она узрела на нем как бы каплю и, полагая, что это слеза благоговения, пролитая священником, который только что служил мессу и к каковому она испытывала особое расположение, поцеловала, возрадовавшись, именно эту слезу, однако не почувствовала и следа обычного благоухания. Тотчас опечалившись, направилась она к другому алтарю и, лобызая его, ощутила обычную сладость и удивилась, отчего это так. А голос ей отвечал: «Сие для того, чтобы ты уразумела, что сие есть дар Бога, и только Его. Не надейся получить сие утешение откуда-то еще и не думай, что почувствуешь нечто из-за святости служащего [мессу]».