О повседневном быте Божьих друзей, об их конгрегации в целом мы узнаём из частной переписки. Посвященные бытовой эмпирике и духовному наставлению письма немецких харизматиков, как правило, лишены всякого общественно-политического звучания, разительно отличаясь от посланий, скажем, Екатерины Сиенской. От письма как такового следует отличать (1) послание как текст, основанный на подлинном письме, но предназначенный для сугубо литературного обращения, (2) послание как изначально литературное произведение (литературный прием). Всё это разнообразие форм представлено в творчестве Г. Сузо. В свое Малое эпистолярное собрание, которое вошло в авторский сборник «Exemplar», Сузо включил — в глубоко отредактированном виде и возведенными до уровня образца жанра — свои давние послания к разным лицам, собранные его духовной дочерью Э. Штагель и составившие Большое эпистолярное собрание, которое осталось за рамками «Exemplar»’a. Кроме того, Г. Сузо оформил в виде посланий к той же Штагель целый ряд повествовательных фрагментов и философских эссе в части II автобиографии «Vita»... Наибольшее же количество писем до нас дошло из окружения Генриха Нёрдлингенского и М. Эбнер. Эти письма имеют более личный, порой даже интимный, характер в сравнении с наставительными посланиями Г. Сузо и именно по этой причине считаются первой частной перепиской на немецком языке. За пределами традиции 1-й половины XIV века обращает на себя внимание латинская переписка 1260-х — 1280-х годов между несколькими харизматиками из круга Кристины Штоммельнской.

Ввиду важности для дальнейшего изложения укажем некоторые жанры индивидуального благочестия. К этим жанрам относятся часослов страстей и литания. Часослов страстей (horologium passionis) — авторское чинопоследование приватных (келейных) молитв, разделенных по числу суточных служб: утреня, часы I, III, VI, IX, вечерня и повечерие, на 7—8 сводов текстов, каждый из которых посвящен тому или иному (предположительно, происходившему в то же время суток) событию дня крестной смерти Христа. Известны часословы визионерок Хельфты: Мехтхильды Магдебургской («Струящийся свет Божества», кн. VII, гл. 18), Гертруды Великой («Посланник божественной любви», кн. III, гл. 46) и Мехтхильды Хакеборнской («Книга особой благодати», ч. I, гл. 18; ч. III, гл. 29), а также часослов страстей Г. Сузо («Книжица Вечной Премудрости», ч. III). Как показывает житие Гуты Местин (№ 55), насельницы монастыря Катариненталь, названные часословы уходят своими корнями в спонтанные молитвенные практики, неформализованные или полуформализованные, распределенные по суточному кругу медитации Христовых страстей (см.: Kt 157—158). Что касается литании (Paternoster), то она завершает собой «Откровения» А. Лангманн и М. Эбнер (см. с. 195—204, 293— 297 наст. изд.). Литания — это молитва, состоящая из повторяющихся, кратких, одинаково оформленных прошений, обращенных к Христу, Деве Марии или одному из святых. Она записана, как правило, ритмической прозой, строится на основе анафоры (повторения слова или группы слов в начале каждого параллельного ряда) и изоколона (расположения членов нескольких предложений в одинаковом порядке).

Указанными жанрами исчерпывалась мистическая литература харизматиков южнонемецкого региона 1-й половины XIV века, именовавших себя «друзьями Божьими».

Важную роль в создании и объединении движения Божьих друзей (ср.: «Вы друзья Мои <...>». — Ин. 15: 14) сыграл священник в миру Генрих Нёрдлингенский. Не обладая ни мистической одаренностью, ни обширными богословскими познаниями, однако наработав чрезвычайно широкий круг знакомств, он собирал и распространял в ходе своей деятельности — странствующего проповедника, коллекционера реликвий, духовника, редактора, автора — общие места нового опыта благочестия и корректных, с точки зрения Церкви, способов его оформления в синтаксических схемах, образах, терминах и понятиях. Эта деятельность идеолога привела к самоидентификации круга Божьих друзей, обобщению его опыта и стилистической унификации его литературной продукции, но также к его замыканию на себя и частичному противопоставлению главенствующей Церкви. Такое противопоставление задано в посланиях Нёрдлингенца уже на терминологическом уровне как различие между «друзьями Божьими» (die früindt gotz), с одной стороны, и «лицами духовного сословия / звания» (die geistlichen personen) — с другой (HN 251, 225)[1061]. Огромной заслугой Генриха является то, что при его активном сотрудничестве, а возможно, и по его инициативе, в Базеле в кругу местных Божьих друзей был выполнен перевод «Струящегося света Божества». Первоначально записанные на средненижненемецком языке откровения магдебургской бегинки известны нам полностью благодаря именно этому переводу, составленному на западном (алеманском) диалекте верхненемецкого языка. Впрочем, знакомство с этим опусом состоялось слишком поздно, на излете письменности южнонемецких доминиканок (1345 год), чтобы стать ее закваской, — если только не предположить его раннего воздействия на женскую письменность посредством нижненемецкого оригинала или неполного Галленского перевода на латинский язык[1062] .

Эпистолярное наследие Генриха Нёрдлингенского включает в себя 58 писем. Из них 56 адресованы М. Эбнер (при том, что из ее ответных посланий к нему сохранилось только одно). Из этих-то писем мы во многих подробностях узнаём о выделенной из общей церковной среды и замкнутой на себя конгрегации Божьих друзей. Если помимо писем Нёрдлингенца привлечь прочие документы, характеризующие эту конгрегацию, то она будет, в качестве целого, выглядеть следующим образом. К друзьям Божьим относятся многие насельницы бегинажей и монастырей, практикующие аскезу и медитацию; бродячие, близкие к сектантам, едва различимые с ними бегарды и бегинки; спонсоры и защитники движения из среды власть имущих: сестры графини фон Грайсбах, королева Агнесса Венгерская (которой посвящена экхартовская «Книга Божественного утешения»), безымянные рыцари-феодалы, материально поддерживающие женские конвенты; наконец, идеологи движения, его благожелательные критики, ученые доминиканцы, цистерцианцы, бюргеры-харизматики: И. Экхарт, Г. Сузо, И. Таулер, Бертольд Моосбургский, Ульрих III Ниблунг, Р. Мерсвин, а также бродячие проповедники из среды белого духовенства, подобные Генриху Нёрдлингенскому. В недрах этой неформальной конгрегации расцветает феномен духовного брака. Он позиционируется как духовное ученичество, но имеет более тесный и устойчивый характер. Подбирались пары: Кристина Штоммельнская — Петру Датчанину, Э. Штагель — Г. Сузо, М. Эбнер — Нёрдлингенцу, бродячая бегинка сестра Катрай — И. Экхарту. (Если даже считать Катрай вымышленным персонажем, то это нимало не противоречит сказанному, ведь речь идет о культурной комбинаторике, когда парный принцип обнаруживает себя не только в быту, но и при построении письменных или устных повествований.) Еще раз: интересующая нас конгрегация противостояла общецерковной, теплохладной среде, хотя и была неразрывно связана с ней.

Как сказано выше, каждая из женских обителей орденской провинции Тевтонии насчитывала от нескольких десятков до сотни и более насельниц. Иногда, согласно свидетельствам, имеющимся в сочинениях Кр. Эбнер, они все одновременно могли находиться в экстатическом ликовании: рыдать, хохотать, распевать песни, падать на пол без чувств (см.: ChE² 20; с. 114 наст. изд.). Как сообщается в письмах Генриха, между обителями циркулировали Божьи друзья: монахи, женщины, студенты, курсоры, перенося с собой рукописные книжки, изготовленные в скрипториях и мастерских изображения, деньги, лекарства, бытовые предметы, старую одежду[1063], провизию и реликвии, сушеные головы девственниц (см.: HN 248), а главное, сплетни: последние новости о видениях, чудесах, имевших место в соседней общине. Одна из монахинь обители Энгельталь заявляет: