Затем, вследствие горестной скорби, навалившейся на меня, я лежала в полном бессилии, и речь, в которой всё мое страдание обычно становится легче, не являлась ко мне. Посему та же боль и скорбь посетила меня другой раз во время богослужения, тем же образом, как и прежде. Сия весьма болезненно тянула и дергала мои члены. Дважды ощущались толчки в сердце, они были настолько сильны, что каждого из них мне хватило бы, чтобы умереть. После следующего толчка возвратилась речь с обычной сладостью, она даровала мне силу и утишила боль. Тем не менее весь день я пролежала в тяжелой болезни, и в этой великой скорби ничего не могла есть, хоть у меня и не было поста. Ибо я воистину уразумела, что не нуждаюсь в еде и что к делу, каковое во мне совершает Господь мой Иисус Христос, не относится ни плотская пища, ни телесные снадобья. Долго ли я оставалась не евши, того я не знала. Чего бы ни съела и что бы мне ни давали, у меня ни к чему нет охоты. И никакое время не доставляет мне столько досадных хлопот, как время еды. Augustinus ad alimentum sicut ad tormentum ivit et Bernardus similiter[879][880].
Опять-таки со вторника масленицы ко мне стала являться при трапезе великая скорбь. Она продолжалась всё постное время даже до кануна Пасхи, если случалось вкушать пищу в полдень. Так со мной бывало и прежде во время прочих постов, о чем я уже написала[881]. Впрочем, у меня не получается как следует рассказать, и сие никому не понятно, кто этого не видал. Но я хочу открыть вот что: еда и питье беспрепятственно проходят чрез глотку, а когда поступают в место меж ребер близ сердца, откуда я прежде всего получаю всякую благодать и откуда мне посылается всякая божественная сладость, то на них направляется встречный удар. Удар сотрясает все члены внутри у меня, так что мне приходится громко вздыхать, а я сама наполняюсь тоской. При этом меня то и дело донимает пронзительный, горестный плач и скорбным образом постигает людская печаль. Сие продолжается всякий день и неизменно при трапезе, а потом еще какое-то время, пока пища из меня не выходит. Лишь утихают громкие вздохи, и я не могу изречь ни единого слова до самой заутрени. Но как бы мне ни становилось скверно при трапезе, я [подчиняюсь] и вхожу в скорбь ради любви к Нему, принимая в себя столько пищи, сколько, как мне кажется, будет достаточно на целый день, однако чувствуя ясно, что пища мне не служит для пропитания. Всё время поста верный Господь не давал мне сил и помощи на сие. И то, что я должна выстрадать из любви к Нему, доставляет мне вящую радость, и я хочу сие выносить до моей кончины, коль скоро Он от меня этого требует. Среди телесных вещей величайшую радость при еде и питье получаю я от воды, она кажется мне настолько сладостной, что меня удивляет, как это все люди не употребляют воду вместо прочего пития. И всё же я не отваживаюсь пить ее вдоволь из страха, что она сделает мое тело слабым, ибо сие против Бога. Сколько бы я ни принимала тела нашего Господа, со мною больше не бывает замешательства. Поскольку я даю свою волю на то, чтобы Его принимать, постольку нахожу внутри у себя готовность к сему, каковая дается мне божественной благостыней, словно бы Бог говорит: «Даруй Мне всю твою волю, и Я смогу приготовить обитель в тебе»[882]. И Его святейшее тело, каковым обреталось оно на земле, частенько является мне настолько ощутимым и зримым[883], что я воочию различаю Его перед собой и помышляю с немалым весельем и радостью, что мне воистину предстоит принять Его плоть и Его кровь. Зачастую я обращаюсь к Младенчику моему: «Милый мой Иисусик, стоит ли мне Тебя принимать?» А Он мне в ответ: «Воистину так, ибо Я не могу обойтись без тебя, и ты не можешь обойтись без Меня. Твоя радость — во Мне, а Моя радость — в тебе». К этому Он добавляет: «Прииди, Я сотворю тебе благо». И я знаю, что Он мне его сотворит, всю ночь напролет не могу хорошенько заснуть и едва могу дождаться, когда настанет день. Иногда же ко мне приходит обычная речь с великою сладостью от Его неложных сладостных обетований. А однажды Он вверг меня в немалое удивление. Я спросила Его об одной хворой сестре, и Он сказал мне в ответ: «Сия умрет». Потом она все-таки встала и ходила туда и сюда, куда только хотела, но вскоре, на третий день, померла.
Item ночью перед самой заутреней ко мне пришла сладкая легкость. Сия сообщила мне сокровенную силу. Я весьма возрадовалась святому Воскресению, как и тому, что провела священное время в великом страдании и сумела в молитвах своих довериться Богу, что на протяжении четырнадцати дней обычно у меня отымается. И все-таки я ощущаю горькую скорбь от того, что осталась на земле. Но мне часто напоминается, что Бог желает со мной еще многое сотворить, прежде чем я умру: «Heu mihi! quia incolatus meus prolongatus etc.»[884][885]. Мне дается сугубая радость при изъятии моей человеческой силы и прибавлении силы божественной. И во мне воздвигается с живительной силой такое слово: «Живу ли я, живу не я, но живет во мне Иисус Христос»[886]. «Etsi is, qui foris est, noster vetus homo corrumpitur etc.»[887][888].
В канун святой Пасхи я читала Псалтирь, каковую до этого, в пятницу, читать не могла, и мне сие удалось, как обычно, безо всякого страдания и смятения. На Пасху я проснулась перед заутреней в великой радости, исполненной благодати, и возымела огромное желание послужить моему Господу так, как прежде не умела. В таком желании я находилась целую пасхальную седмицу и поднималась день за днем в радости уже до заутрени, полагая, что наступил час Его воскресения. Впрочем, я не знала его с тою же точностью, с какой знала час Его рождества и страстей. Один день после Пасхи, два или три, меня обыкновенно трясет от великого холода, смешанного с жаром. В этом смешении я обретаю величайшую теплоту, радость и благодать. Иногда мне является речь, иногда же и нет. На восьмой день я была уловлена связанным молчанием, о котором писала прежде[889]. Молчание приходило ко мне всякий день после полудня и продолжалось до утра, когда восходило солнце. Если у меня было намерение ранним утром принять тело Господа моего, то связанное молчание покидало меня уже накануне. Сие продолжалось со мной каждый день всё дольше и дольше даже до понедельника перед днем святого Алексия, который пришелся на вторник[890].
В день святого Иоанна на солнцеворот[891] мною овладели холод и жар, о чем я писала ранее, вместе с тем у меня начался страшный флюс. Со среды до воскресенья я не могла сделать ни одного глотка. И все эти пять дней меня не покидало ощущение, словно в устах у меня рассасывается сладкий сахар, причем я ощущала веселящую сладостность в сердце. Когда в воскресенье я снова могла пить, сладостность у меня приуменьшилась.
В канун же праздника святого Алексия[892] послал мне Бог в Своей благостыне Своего достойного друга, которым и от которого мне много даровано. В то время я была охвачена связанным молчанием. Оно часто оставляло меня по ночам, а потом сызнова возвращалось. Если меня посещал страх из-за этого, то охватывала и сокровенная радость, и исполненное любовью мужество принять священное тело, когда у меня всё пройдет. А этот самый друг Божий и мой читал днем мессу в алтаре и захотел мне преподать нашего Господа. Но я отказалась, ибо всю ночь пролежала без прославления Божия, как это случается, когда Он удерживает меня в оковах Своего милосердия. Но всё же изнутри я приготовилась благодатью нашего Господа, пока он служил мессу. Такое со мной нередко бывает, коль скоро я хочу принять тело нашего Господа и не осмеливаюсь пожелать того, от чего прежде отказывалась. И вот у меня было великое сокровенное томление по Богу живому, чтобы Бог мне помогал Себя принимать, пока друг находится вблизи от меня, а по-человечески я испытывала опасение, что сего в эти дни не случится. Господь же мой столь благостен и милосерд, что никого не может оставить. Он утишил мое томление, даровав мне больше, нежели я ожидала, и помог мне благодатно принять Свое священное тело из рук моего друга XI раз. Я ощущала во все дни сугубую легкость в сердце и в теле, великую благодать в восхвалении Бога, а равно сладкую радость во всех делах, которые творила тем образом, как мне дается каждый Адвент, о чем я много писала, особенно во время всякой мессы, отслуженной другом.
