—Ну вот! Опять с ледокола, —рассердился Гриша, услышав звук зуммера на коммутаторе. – Что я им скажу? Что придумать на этот раз? Похоже, им там совсем нечем заняться, как тревожить меня каждые полчаса.

Анюта стояла у плитки и что-то помешивала в сковородке. Обернувшись, предложила:

—Да ничего не придумывай. Скажи, что час назад Трифон выходил на связь. Сколько сейчас?

—Настенные показывают 17:05. – Он сверился с наручными. – Мои тоже.

—Скажи, что собирались возвращаться к вездеходам. Фактически, так и предполагалось по времени. Они же предупредили, что отключат передатчики.

—Да. Но почему они снова не передали координаты? И почему вновь не записался наш сеанс на кассету?

—Ты же мне сам объяснял: вчера их кто-то запеленговал и каким-то образом «вырубил» всю аппаратуру. Но они ведь вернулись к стоянке вездеходов, не правда ли? Вернулись живые.

—Точнее, полуживые.

—Главное, что вернулись, —Анюта отставила сковородку, взгромождая вместо неё увесистый чайник, надо полагать, ещё времён хрущёвской оттепели. – Значит, и сегодня возвратятся. Может, даже с профессором, Андрюшей, Павлом и Ваней-якутом. – Она едва слышно всхлипнула. – Чай попьёшь? Или сначала ледоколу ответишь? До ужина ещё далековато.

—Ох… придётся отвечать. Этот противный зуммер и так всю ночь спать не давал.

Включив магнитофон в режим записи, и надев наушники с ларингофоном, он принялся разъяснять ситуацию на «Мирном», стараясь меньше привирать, насколько позволяли обстоятельства и его личная фантазия.

Анюта тем временем, собрав лишнюю посуду и накинув овечий тулуп, отправилась в жилой блок помогать Веронике. Затем, ещё нужно было снять показания осциллографов и сейсмических датчиков наблюдения за погодой. Работы хватало. Собак покормить, опять же. Во время отсутствия Трифона и Якута эта обязанность ложилась на неё. Бурана вроде не предвиделось, но погода в последние дни отчего-то стала какой-то капризной, не всегда предсказуемой, будто что-то или кто-то, неведомый, невидимый, но могущественный в своей силе, насылал на станцию те или иные стихии, далеко не природного происхождения. Прошлый буран начался так внезапно и непредвиденно, что никто к нему абсолютно не был готов.

«И закончился так же внезапно, —подумала она. – Странно всё это…».

Девушка вошла в столовую, где её уже поджидала Вероника. Народу было человек десять-двенадцать: постоянно кто-то приходил, иные, уже перекусив, отправлялись по своим делам, так или иначе связанными со спасательной операцией. Многие были из посёлка, но присутствовали и пилоты запасной смены экипажа вертолётов. В тот момент, когда вошла Анюта, за столом сидели несколько полярников, новые члены станции и вертолётчики. Обсуждался вопрос дальнейших действий спасателей, если они и сегодня не обнаружат профессора с его группой.

На разложенной, внушительно огромной карте материка, пилоты показывали остальным коллегам свой сегодняшний радиус облёта территории по квадратам. Квадраты поисков были сужены до минимальных масштабов: курили, спорили, предполагали и думали о завтрашнем дне. Ни у кого уже не оставалось сомнений…

Сомнений в чём?

А вот об этом думать как раз и не хотелось.

Уж больно очевидным становилась дальнейшая участь группы Виктора Ивановича. Вслух это никто не произносил, но в глазах каждого полярника читалась горечь.

Разговор сводился в основном к тому, зачем Трифон, по какой-то, только ему известной причине, предложил вертолётчикам сузить радиус поиска почти вдвое, так ничего толком и не объяснив?

—Нужно у Гришки спросить, —предложил один из сидящих за столом. – Он же с ним на связь выходит постоянно: может, что и знает из того, что нам неизвестно. Трифон-то ему должен был объяснить, чтобы тот смог передать на ледокол.

—Анюта, дочка, —обратился пожилой полярник к девушке, когда она вошла. – Тебе Гриша ничего не рассказывал насчёт переговоров с Трифоном и его командой?

—Нет, дядя Миша. Я только знаю, что они постоянно на связи, и Гриша не вылезает из рубки второй день. В основном он с ледоколом переговаривается, держит их в курсе дела. А так… —она едва скрыла выступивший румянец из-за того, что предстояло немного привирать пред жителями посёлка и новыми членами станции.

Никто однако не заметил её смущения – не до того было. Кивнув, они снова склонились над картой, выводя циркулями какие-то ориентиры.

Григорий тем временем, закончив сеанс с «Академиком Фёдоровым» и поздравив себя с очередной «сказкой» навешанной им, тут же перемотал кассету назад и включил магнитофон на прослушивание.

«—Алло! «Мирный»! Говорит «Академик Фёдоров». Григорий, как нас слышно? Приём.

—Слышу вас хорошо. Помех нет…» —услышал свой голос радист.

Запись была чистой, без всяких примесей и побочных шумов – впрочем, как и всегда, когда была хорошая погода.

Гриша прикусил губу и автоматически бросил взгляд на часы.

Время приближалось к 18:00.

Через пять минут у полярников, занятых спасательной операцией, часы покажут точно такое же время, но по их субъективным ощущениям, они проведут ровно один час неизвестно где, в каком часовом поясе и в каком параллельном измерении.

Разумеется, ни сам Гриша, ни тем более они, об этом не имели никакого понятия.

А ещё он подумал о странностях советской техники: то записывает, то не записывает…

В воздухе витало что-то загадочное и неподдающееся ни логике, ни конструктивному анализу.

Так и просидел он в наушниках, пытаясь выловить в эфире хоть едва слышимые отголоски переговоров между оставшимися у снегоходов, и ушедшими во льды спасателями.

В ответ была лишь пугающая тишина.

А потом пришла и Анюта.

№ 8.

Сразу бросалась в глаза широченная вывеска под потолком, растянувшаяся чуть ли не на всю ширину этого просторного помещения.

«Unsere Ehre heist Treue» —чёрными готическими буквами на красном фоне, эта надпись привлекала внимание каждого, кто переступал порог ЦПУ.

—Андрюша, переводи, —дал команду Виктор Иванович.

—«Наша честь – верность», —тут же откликнулся Андрей, почёсывая ноющую коленку.

—Всё ясно. Один из девизов группировок СС. В данном случае этот принадлежит дивизии СС «Великая Германия». Так вот, значит, кто охранял Новую Швабию!

—Это как понять? – Якут стоял, задрав голову, и прижимал к ногам Сына полка.

—Дело в том, Ваня, что в Третьем рейхе существовала, так сказать, своеобразная иерархия в вооружённых структурах – как в вермахте, так и во флоте, авиации, гестапо, СС и СД. Флот, разведку Абвер и Люфтваффе отбрасываем – у них там всё сложнее и по-своему запутано. Службу СД, жандармерию и Гестапо тоже. А вот вермахт и СС – здесь я тебе кое-что смогу объяснить, соразмерно своим дилетантским знаниям в этом вопросе, —профессор оглядывал помещение, не забывая в то же время комментировать вывеску.

—В вермахте на самой низшей ступени стоял штрафбат: пресловутые «пятисотые» батальоны, этакое пушечное мясо, которых даже за людей не считали. Их бросали на самые тяжёлые участки фронтов, ими затыкали любые дыры и они гибли на передовой первыми. Самый знаменитый из «штрафников», это батальон-570 подполковника Фрике. Это он отстаивал Рейхстаг в последние два дня войны. Горстка уцелевших пытались даже сбросить красный флаг после того, как его водрузили наши солдаты Егоров с Кантарией. И это притом, что сам Рейхстаг, по сути, был уже буквально нашпигован советскими войсками. Сражались, так сказать, до конца. – Начальник станции рассказывал, а сам продвигался вперёд, делая несколько шагов и останавливаясь у того или иного объекта, заслуживающего по его мнению особого внимания. По периметру Центрального Пульта Управления были размещены столы различной модификации для связи с внешним миром. У Павла загорелись глаза от обилия неизвестной ему аппаратуры, которая располагалась на столах, стеллажах, полках и подставках. «Telefunken» —отметил про себя инженер. Вот же мороки будет! Откровенно говоря, он понятия не имел об этой немецкой технике.