Но теперь нетрудно подсчитать, сколько лет самому Дэниелю Стайлеру.

Он был полноват, с одутловатым неулыбчивым лицом и пробивающейся сединой, отчего его поредевшие волосы казались пепельными. Одевался просто, без затей, и больше всего походил на фермера, хотя Эмма говорила, что раньше он преподавал в университете.

Эмма же была легкой, но не воздушной — феей, которой подрезали крылья: она помнила, что когда-то умела летать, но забыла, как это делать. Старалась казаться веселой, словно ей любое дело по плечу и надо только немножко терпения — и всё пойдет как по маслу. Но иногда в ее взгляде я ловила страх.

Чего она боится? Может, разоблачения?

Дошла очередь до Джека, и сердце дрогнуло. Широкоплечий и высокий. Со смоляными волосами. С его лица никогда не сходила улыбка — красивая и яркая — казалось, такой улыбкой он может зажечь звезды.

Поймав мой взгляд, он подмигнул, и я, смутившись, отвернулась.

— Да подай же ты мне этот пирог, бога ради… ну… Я же дотянуться не могу.

Сэм. На его голове всегда был такой бардак, словно каждый день он забывал причесаться. И редко надевал рубашку, в основном красуясь в одной майке. С его лица тоже не сходила улыбка, он то над чем-то посмеивался, то о чем-то мечтал… и своими шуточками иной раз жутко меня бесил.

— Ну, мама, я же не нарочно ногу повредил… вот поправлюсь и буду тебе помогать.

Маменькин сыночек, каких еще поискать!

Весь его вид говорил, что он забыл, зачем родился и мучительно пытается вспомнить. К столу он не потрудился даже одеться. Приковылял с дивана, страдальчески морщась, что не мешало ему уплетать как с голодного мыса. На шнурке, поверх майки, болтался волчий клык. Хотя, держу пари, волка он в жизни не видел, а если бы и увидел, убежал бы без оглядки. Знаю я таких храбрецов.

— Малышка, давай за твое здоровье? — заметив, что я его рассматриваю, поднял Сэм бокал с морсом. Я отвернулась. — Ну, тогда за мое.

После сытного ужина дошла очередь и до пирога.

— Очень вкусный… очень! — нахваливала бабушка. — Такой Сьюзи, мать Николетт, готовила по праздникам. Только добавляла еще корицы.

— В следующий раз будет и с корицей, — пообещала Эмма.

— Как я рада, что вы у нас поселились. Всё-таки Николетт останется не одна, если что…

— Не выдумывайте, вы еще долго проживете.

Знала бы бабушка, что с ними мы и подавно не в безопасности.

Сэм запросил второй кусок пирога, затем и третий, а потом…

— Деточка, ты же лопнешь, — убрала Эмма половину яблочного десерта куда подальше от протянутых рук Сэма.

— Растолстеешь, братец, на больничном-то, — усмехнулся Джек, поднимаясь из-за стола.

Под конец пира бабушка уснула в кресле и ее поднимали наверх уже спящую.

Я помогла Эмме вымыть посуду. Она с удовольствием рассказывала, как часто они раньше устраивали праздничные вечера, и как весело было в их доме. Но потом вдруг замолчала, словно заглянула в бездну.

Интересно, что такого произошло в их жизни, что всё изменилось? Почему они уехали из родного города? Из своего дома? Что заставило их бродяжничать?

Я ничего этого не спросила. Бабушка всегда говорила: «Не лезь в душу к другим, если захотят — сами всё расскажут». Вот я и не лезла.

В конце концов, некоторые тайны бывают и опасны. Особенно для того, кто случайно их раскрыл.

Стайлеры жили у нас уже неделю, и с каждым из них у меня сложились особые отношения.

Мистер Стайлер и Джек вели себя крайне таинственно, почти каждую ночь они куда-то уходили и возвращались на рассвете. Я пробовала невзначай выяснить, куда они ходят, а Эмма только отшучивалась… то они у нее охотятся на зверей, то патрулируют лес… В итоге я перестала спрашивать, но не прекратила за ними следить.

Старший Стайлер проводил много времени в подвале. Из своего минивэна он перенес туда целую лабораторию. Эмма говорила, что Дэниел ученый и должен вывести какую-то важную формулу лекарства.

Джек, когда не спал после ночной вылазки, занимался во дворе… то копался с машиной, то рубил дрова… Но одно его занятие меня просто завораживало… он вырезал из дерева разные фигурки, и за его работой можно было наблюдать часами.

— Это тебе, малышка, — вручил он мне как-то белку, изумительно вырезанную, с орешком в лапках. Ее глаза блестели черными бусинками.

— А вот у меня плохо получается работать руками, — покосилась я на сарай, где пылились мои кривобокие корзины.

— Чего ж так? Нужно практиковаться.

— Я практикуюсь, только это всё равно не помогает.

— Идем, покажешь, — кивнул Джек на сарай, куда я так неосмотрительно поглядывала, выдав себя.

Я открыла рот, но толку-то оправдываться, если всё равно придется позориться?

Джек оглядел сарай, где пахло деревом и из запыленного окна лился янтарный дневной свет, придавая стеллажам и корзинам золотистость.

— Уютное местечко. Я сюда заглядывал, но не решился войти. Значит, это твоя вотчина?

— Не совсем. Раньше здесь работала бабушка, ну потом и я немного, — приободрилась я.

— И что у тебя не получается? — взял Джек одну из скособоченных недоделок. — Прекрасные корзины. Надо только вот здесь подтянуть и здесь. — Не знаю, что он сделал, но корзинка в его руках преобразилась.

— У бабушки всё равно получалось лучше. Мои не исправить, — вздохнула я.

— Покажи, как ты это делаешь. Никогда не занимался плетением корзин, даже не знаю, с чего начать.

— Ну, это просто, — взяла я заготовки. А вот дальше было посложнее и всегда что-то шло не так.

Провозились мы с Джеком в сарае до вечера, я и не заметила, как время пролетело. А ведь я обещала бабушке почитать и убраться в ее комнате. И Эмме — почистить картошку.

— Что-то ты припозднилась, — заметила женщина, — помоги мне накрыть на стол.

— Я сейчас, — кинулась я к умывальнику вымыть руки и лицо от древесной пыли.

— Мя-ууу, — раздалось жалобно, надрывно, и в то же время угрожающе.

— Не трогай мою кошку! — вырвала я из лап Сэма упирающуюся Мартину и прижала к груди.

— Она меня поцарапала.

— Так тебе и надо, злюка! — показала ему язык.

— Это я злюка? — удивился он, стоя посреди гостиной.

— А кто ж?

— Ох! — вмешалась Эмма. — Ну если у тебя есть силы кошку ловить, тогда и тарелки на столе расставишь, — вручила она Сэму стопку посуды.

Он выглядел совершенно озадаченным, но с матерью спорить не стал.

Мартина вырвалась от меня и выскочила на улицу, когда Джек открыл дверь, заходя в дом.

Я только вздохнула ей вслед. Моя любимица всё меньше и меньше проводила время дома, и я знала из-за кого.

— Не смей ловить мою кошку! — накинулась я на Сэма.

— Почему? На ней не написано: «Собственность Николетт Волкер», — прихрамывая вокруг стола, раскладывал он тарелки.

— И в самом деле, Сэм, если малышка просит не трогать Мартину, так будь другом — не трогай, — вступился за меня Джек, воткнув в вазочку на столе букетик полевых цветов.

— Малышка не понимает, что с ее кошкой ничего не случится.

— Не называй меня малышкой!

— А Джеку, значит, можно?

Что за скверный тип этот Сэм? Сжала я кулаки, едва дым из ушей не повалил.

— Еда готова? — вышел из подвала мистер Стайлер, сел за стол, и на этом наш спор закончился.

— Ты не обращай на Сэма внимания, — после ужина протирая чистую тарелку полотенцем, пока я мыла грязные, сказала Эмма. — Он задиристый с детства. Как поведешься на его провокацию, считай — спокойная жизнь кончилась.

— Ну что ему моя кошка? Вечно он к ней лезет.

— Любит он кошек, и на обед, и на ужин, что с него возьмешь?

Я чуть чашку не разбила. Вспомнилось, что Стайлеры в доме мистера Роуни жгли кошку, не затем ли, чтобы ею позавтракать?

Эмма расставляла чистые тарелки в шкафу, не проявляя ни малейшей озабоченности.

Может, для нее вполне естественно, что ее сын питается кошками?