Я выдохнула, посмотрела в зеркало на себя и на маму. Похожие внешне, но разные внутри.

— Лучше сломаться, чем не пытаться вовсе, — сказала я, — лучше умереть за идею, чем жить бессмысленно.

— Ты очень молода, Македония, слишком молода.

Я закрыла лицо руками. Хотелось заплакать, но слезы не лились. Кажется, я выплакала все слезы.

— Ты справишься, — сказала мать, — Звездочет бесплоден и стар, так что вряд ли он станет тебя доставать брачными ночами.

Я рассмеялась. Мы серьезно это обсуждаем?

— Да, Звездочет не так красив, как твой предыдущий жених, — продолжала мать, — но он не самый большой урод. Твой отец вон тоже никогда не был красавцем.

Мать взяла в руки старый портрет Эда. Посмотрела.

— Хотя и этот со своими странностями, — мама погладила лицо Эда, — глаза какие-то косые, смотри!

— В жизни у него другие глаза.

Мама заметила дырку. Просунула пальцы.

— Ты что ножи в него кидала? — удивилась мама, — зачем? Люди старались, рисовали, а ты так.

Я не могла смотреть на этот портрет. Не могла. Отвернула голову. Да, портрет был непохожим, но все равно я же знала, что там изображен мой несостоявшийся жених… Принц Август. Эд.

— Само собой я желаю тебе счастья, — продолжала мать, — и ты будешь счастлива, просто найдешь себя в другом.

— В чем же, интересно узнать?

— В детях, например, — мать подняла руки, — я знаю, что Звездочет бесплоден, но ты-то нет, заведешь себе любовника, родите милых малышек, я стану бабушкой.

— Мама!

— Македония, это жизнь! И если мы будем просто сидеть и злиться, то однажды мы умрем от разрыва сердца. Мы должны брать, что дают. А тебе и так дано больше, чем многим другим.

Она закончила расчесывать волосы, подошла к шкафу.

— Ну и хорошо, что ты потеряла мое свадебное платье, — сказала мать, — сошьют новое тебе. Намного красивее и моднее. Ты же знаешь, как быстро меняется мода?

Платье! Это может отсрочить свадьбу!

— Сколько времени понадобится на пошив? — поторопилась спросить я.

— День, может, два, — ответила мама, — ты что, снова задумала сбежать? Нет, Македония, два раза такое не срабатывает.

Ну почему…

— По периметру стоит стража, ход для прислуги перекрыли.

Я зло ухмыльнулась. Звездочет рушил все. Закрыл ход для прислуги. Даже, если бы в этом сумасшедшем мире кто-то и решил заявиться на свадьбу и спасти меня, то у них бы не вышло. Ход закрыт. Ухмыльнулась снова. Меня некому спасать. Аника и Великан мертвы. А Эд беспамятный скитается по свету.

— Тем более, что бы изменил твой побег? — продолжала мама, — все равно однажды отыщут и посадят в клетку. Тебе это надо? Не надо! Лучше уж жить в своей комнате, со всеми удобствами. Вкусно есть и наряжаться. Ну?

— Нет, мама, я и не думала сбегать.

Снова свадьба. Снова гости. Снова все наряженные и красивые. Я поглядывала на бальный зал со скукой. Одета в длинное белое платье. Красивое платье. Обтягивающий верх, расклешенный низ. Возможно, платье слишком пышновато, но мама настояла, чтобы все выглядело по-королевски. На голове — корона. Давно я не носила короны. Даже забыла, что принцессы так делают. Забыла, что принцессам полагается надевать на голову металлическую ерунду, которая напоминает простым смертным, где их место. Ужасная традиция. Я была красивой. Очень красивой. И злой. Очень злой. Я подвела глаза черным. Никогда так раньше не делала, но сейчас захотелось сделать. Накрасила губы ярко. Тоже никогда так не делала, но захотела. Я знала, что со стороны непохожа на обычную себя. Я и не наивная принцесса Македония, и не актриса Донна, а кто-то другой — отчаянная незнакомка, от которой я и сама не знала, чего ожидать.

— Македония, вот ты где! — послышался деловой голос матери, — гости собрались, скоро твой выход.

— Ты как будто даже ждешь этого.

— Жду, ты права, — ответила королева, — чем быстрее все закончится, тем лучше.

— А ты подумала о папе? — спросила я, — отец зачарован Звездочетом. Отец в ловушке. Он уже много лет говорит то, что ему приказывают. Он марионетка.

— Ты преувеличиваешь.

— Тут нельзя преувеличить. Либо человек под гипнозом, либо нет. Король нашего королевства под гипнозом.

— Тогда тем более выходи замуж, — сказала мать, — выйдешь, вы уедите в Литвудское королевство и Звездочет забудет про нас, уберет чары с отца.

— А Литвудское королевство тебе не жалко?

— Македония, милая моя, нельзя жалеть всех и каждого, а то не останется сил помочь самому себе. У тебя есть долг, так что иди и исполни его. Давай-давай, улыбку пошире, и под венец!

Улыбку пошире, и под венец? Я оскалилась. Хотели улыбку, будет вам улыбка. Отчаянная, злая, улыбка убийцы. Я обернулась на мать, горько ухмыльнулась.

— Ты любила когда-нибудь?

— Да, Македония. Тебя.

Мы недолго смотрели друг на друга, пока мать снова не заговорила:

— Знаю, что не уделяла тебе достаточно времени, знаю, что отдала тебя на воспитание Илинне, так было проще. Но я всегда любила тебя, с первой минуты твоего рождения. Я помню, как увидела твой первый взгляд и поняла, что ты часть меня, что ты… что ты самое дорогое на свете. Ты всегда была единственным существом на всей планете, кого я любила больше, чем саму себя, Македония. Просто знай об этом и верь, что я желаю тебе только лучшего.

Мать подошла и обняла меня. Не помню, когда мы с ней в последний раз обнимались. Не помню, чтобы мы вообще с ней обнимались. Тут она заметила мою ладонь со шрамом, потерла шрам.

— Ты счастливая, — прошептала мать мне на ушко, — такая молодая, а уже научилась любить.

— И все впустую.

— Нет, Македония. Тот, кто любил однажды, сможет полюбить снова, потому что сердце уже открыто. Это хорошо, очень хорошо. И ты полюбишь, возможно, не Звездочета, но какое-нибудь дело, или детей, или другого человека. Свадьба с плохим человеком это не конец.

Я благодарно улыбнулась и снова обняла мать. Пусть думает, что ее дочь со всем согласна, пусть думает, что принцесса Македония смирилась. Но в моем корсете был спрятан кинжал, которым я собиралась воспользоваться сегодня. Нет, свадьба — это конец. Либо Звездочета, либо мой.

Шла я медленно и гордо. Смотрели люди. Кто-то сочувственно, кто-то с радостью, кто-то с тоской, а кто-то с равнодушием. И этих равнодушных я особенно ненавидела в тот момент. У них на глазах рушились жизни, рушились государства, рушились судьбы, а им было все равно. Я шла и думала, что никогда не стану такой. Даже, когда совсем разочаруюсь, все равно не стану. Я сохраню в себе живой огонь, в память о моих друзьях, в память об Эде. Я шла и в груди быстро билось сердце, шла и задыхалась, внешне оставаясь совершенно холодной.

— Македония, ты прекрасна, — поприветствовал меня Звездочет, прикладываясь сморщенными губами к моей руке.

— Благодарю, — ответила я, — вот только я на себя непохожа.

— Вздор! Конечно, похожа.

— Откуда Вам знать?

— Я видел тебя, танцевал с тобой, я знаю тебя, уж поверь.

— Да? — ухмыльнулась я, — и какой же я человек?

— Ты отчаянная и дерзкая, ты сильная и нежная, ты грациозная и гордая.

— Гордая? Вам это во мне нравится, гордыня?

— Да.

— Обычно люди считают гордыню пороком.

— Македония, ты — принцесса, ты не обычный человек.

Я посмотрела Звездочету в глаза. В ужасные, пустые глаза. В глаза, в которых жила лишь алчность и себялюбие. Глаза, которые я ненавидела, но которых больше не боялась. Возможно, в голове у всех людей стоит некая перегородка, забор, который сдерживает нас. Но если эту перегородку убрать, то мы обезумеем и потеряем способность бояться. Мы станем слишком отчаянными. И в тот день в лесу, когда я согласилась на брак со Звездочетом, моя перегородка безвозвратно сгорела.  К ни го ед . нет