— Держись вместе с ними. Попасть в Литвуд не выйдет, так что просто отошлете туда сообщение.

Эд шумно вдохнул и зажмурил глаза. Боль. Как же ему больно. В тот миг больше всего на свете я хотела забрать его страдания. Я бы вытерпела все.

— Донна, прости, что так вышло, — выдохнул Эд, — прости…

— Ты не виноват.

— Спасибо, что ты есть…

— Ох, Эд…

Он закрыл глаза, прижала к нему крепко — крепко, словно своими объятиями могла забрать хотя бы малую частичку его боли.

— Не смей умирать, не смей, — шептала я.

— Поздно…

— Все будет хорошо, — продолжала я, как заведенная, — мы еще будем сидеть у костра и рассказывать истории, мы будем лежать на траве и целоваться, мы будем танцевать Эд. На всех балах. Мы покорим весь мир. Мы еще будем счастливы.

Эд молчал.

— Однажды ты покажешь мне Литвудское королевство, — говорила я, — покажешь, где ты вырос, сводишь на могилу матери. А я познакомлю тебя с Илинной, с моей дорогой Илинной. Правда?

Эд молчал.

— Мы погостим в той деревушке, увидимся с женщиной, которую спасли, ты отчитаешь Инквизитора за то, что из него вышел плохой староста деревни… Мы еще будем… мы еще…

Эд молчал.

Лицо в слезах. Голова трещит. Мир побелел. Я думала, что если засну, то все закончится. Надо просто лечь рядом с Эдом и заснуть. Я прикрыла глаза. Легла. А потом на меня надавило что-то мохнатое. Лапа. Мохнатая лапа.

— Медведь, не сейчас.

Он зарычал.

— Подожди, Медведь…

Он зарычал снова, затолкал меня в бок. Это злило. Как же сильно это злило. Почему он не мог отвязаться и просто оставить меня с Эдом. Я резко села. Уставилась на медведя.

— Ну чего тебе? — закричала я, — ты не видишь, он мертв! Эд мертв!

Медведь подошел ближе. Положил голову Эду на живот. Закрыл глаза.

— Я не сказала ему, что люблю, — прошептала я, — не извинилась за свои обиды, за обман… Я должна была как — то помочь, а я просто стояла и смотрела.

Медведь зарычал снова. И я обняла его. Зарылась лицом в медвежью шкуру. Внутри было так пусто, будто у меня выжгли душу. Надо было идти. Самое разумное — до деревни, и оттуда — до лагеря, но я не хотела. Просто не представляла, как появлюсь у ворот и попрошу о помощи. Мне придется сказать, что Эд умер.

— Это несправедливо, так несправедливо! — закричала я, — несправедливо!

Медведь зарычал вместе со мной. Тут в голову ударила внезапная мысль. Легенда. Старинная легенда про красную реку. История, которую я рассказывала в первый день посиделок у костра. История про несчастных влюбленных, про кровь и клятвы, про исполнение желаний… Если болота истины оказались реальностью, то быть может красная река тоже реальна.

Я резко встала, вытерла слезы, глубоко вдохнула.

— Помоги закинуть Эда на твою спину, — сказала я Медведю.

Медведь лег, и я перекинула через него Эда. Было жутко, но я держалась.

— Теперь возвращаемся к реке, — скомандовала я.

Медведь, не понимающе уставился на меня.

— Есть легенда про соединение душ, — пояснила я, — мы оживим Эда.

Медведь зарычал.

— Не верь сколько хочешь, а я верю. И мы идем к реке.

Медведь снова зарычал.

— Мы должны попытаться. Я не принимаю возражений. Идем к реке.

Медведь стоял, не шевелился.

— За мной! — строго сказала я и отправилась в обратную сторону.

Дороги я не знала, но ноги шли сами. Возможно, не туда, куда надо. Но шли. Все же медведь смирился и направился за мной.

Шли всю ночь. Голова болела и кружилась. Несколько раз я выпадала из реальности. Ноги шли, мозг отключался. И все — таки появилась река.

— Давай его отмоем, да?

Медведь был согласен. Он зашел в воду, опустил Эда, я подбежала следом. Кровь засохла. Все было в крови. Я снова чуть не заплакала. Холодная вода. Только вчера мы смотрели на нее и обнимали друг друга, а сегодня я омываю его мертвое тело. Ничего. Светало. Солнцу плевать, умер кто или родился. Солнце встает каждое утро, хочешь ты этого или нет. Солнце просто есть.

Когда смысли кровь, я смогла оценить серьезность ран. Грудь и живот в длинных глубоких следах от когтей и в следах от зубов. Как же Эду было больно. Раны по всему телу. Ноги, руки, шея, лицо.

— Потерпи немного, — шепнула я Эду, — я тебя вытащу.

Вспомнила обряд единения душ. Медведь зарычал.

— Знаю, — ответила я, — если не получится, то я больше никогда не смогу полюбить. Я знаю.

Да, я хорошо помнила легенду. Влюбленная девушка связала свою душу с умершим возлюбленным, и на всю жизнь осталась одна. Я знала, как рискую, но было плевать. Не хотелось наносить Эду дополнительных ран, но выбора не было. Я полоснула ножом по его ладони, полоснула по своей и взяла Эда за руку.

— Моя душа — твоя душа, — шептала я слова из легенды, — мое сердце — твое сердце, станем мы едины ты и я. Красная река, оживи его, вытащи его душу за моей душой.

Я опустила наши сомкнутые ладони в воду. Ничего.

— Моя душа — твоя душа, мое сердце — твое сердце, станем мы едины ты и я. Красная река, оживи его, вытащи его душу за моей душой! — крикнула я снова.

И снова ничего.

— Возьми все, что хочешь! — орала я, — только оживи Эда!

За спиной рычал медведь, но было все равно. Все равно на весь мир, только бы Эд ожил. Все, что угодно, только бы он ожил.

— Вытащи Эда вслед за моей душой! Вытащи! Ну же!

И Эд резко вдохнул.

Полторы недели спустя…

Бывает открываешь глаза и не понимаешь, где ты, когда ты, с кем ты, живой или мертвый… Я смотрела на деревянную стену и пыталась сообразить, где нахожусь. Пять, может, десять минут лежала и просто смотрела. Мне мягко. Лежу на кровати. На мне сорочка. Чужая сорочка. В комнате пока темно. Значит рассвета не было. Я села. Голова тяжелая. Потерла виски. Легче не стало. Чесалась ладонь. Ну сколько можно! Рана должна была затянуться. Я посмотрела на свежий, розовый шрам. Только вчера содрала коросточку. Когда же заживет? Полторы недели прошло.

С туманом в голове я поднялась с постели, обернулась на спящего Эда. Он так и не просыпался. Да, я отнесла его мертвого к красной реке, я прокричала эти проклятые слова, связала наши души в конце концов. Да, после всего этого Эд задышал. Но он так и не проснулся.

— Может хватит спать, а? — проворчала я, — хватит, спящий красавец!

Эд, как и ожидалось, не ответил.

— Осталось совсем чуть-чуть, просто открой глаза и все!

Я подошла ближе, присела у его кровати. Раны Эда после битвы с волками потихоньку затягивались. На лице остались тонкие розовые полоски от когтей, и два небольших шрама поглубже через бровь и на щеке. Зато шее пришлось нелегко. След от волчьей пасти точно останется там навсегда. Жуткий след, такой, что каждый второй обязательно станет спрашивать: «Как же Вы выжили? Вам же перегрызли сонную артерию!». Ну и пусть спрашивают, главное, чтобы Эд очнулся, а все остальное уже неважно.

— Натерпелся же ты, — прошептала я, легко пробегая пальцами по каждому из шрамов.

Заметила, что у Эда отросла щетина. Светло-коричневая, в рыжину, никак не черная, какой выглядела его мохнатая борода. Надо будет его снова брить. Нечего лежать, обрастать.

— Ты не представляешь, чем мне приходится заниматься, — начала ругать его я, — я никогда не брила мужчин, никогда даже представить себе не могла, что буду это делать. Так что даже не думай сердиться за меня за пару ранок на подбородке. Даже не думай!

Эд и не думал. Он просто продолжал спать. Корни волос тоже отрастали. Золотистые, как на портрете. Спящий, безэмоциональный, сейчас Эд походил на себя с королевских портретов больше, чем когда-либо. Ушла жизнь и энергия, остались лишь правильные черты.

— Ну и что с тобой делать, Ваше Высочество! — зашептала я, гладя Эда по лохматой голове, — может, пробудишься от волшебного поцелуя?