— Мы с моей супругой прибыли из столицы и хорошо знаем закон, — продолжал Эд, — король Рон вообще наказывает ударами плетью тех, кто вынес неверное решение.

— Ты угрожаешь мне? — оскалился Инквизитор.

Эд поднял ладони и шутливо улыбнулся. Он не угрожал, он издевался.

— Я прошу быть человечным, — сказал Эд, — вы схватили невиновную женщину, остригли ее и держали в плену. Она успела проститься с жизнью. Она чуть не лишилась головы. И лишилась бы, если бы не объявились настоящие виновники.

— Да уж, кто теперь будет старостой деревни? — вздохнул палач, — парень, а не хочешь ты остаться и стать им? Ты вон какой смышленый, городской.

Инквизитор зыркнул на палача, и вернулся к Эду.

— Не надо нам тут городских, — сказал он, — и мы никому раньше не возмещали ущерб. Это будет странно.

— Но ведь вы и не ошибались с преступниками, да?

Инквизитор сглотнул.

— Ошибались значит, — теперь ухмыльнулся Эд, — и теперь Вас гложет совесть.

— Народ начнет возмущения. Мол, почему этой женщине мы дает коров и лошадей, а другим, тем кого казнили по ошибке, мы ничего не возмещали. Не делаются так дела, парень, не делаются. Тут либо всем, либо никому.

— Так возместите всем, — крикнула я.

— Где ж мы на это деньги возьмем, девочка?

— Нет, Донна права, — сказал Эд, — если ввести систему выплат несправедливо осужденным, то и инквизиция заработает лучше, и люди станут уважать друг друга. Давайте так. Из — за кого пострадала эта женщина? Из — за старосты. Так что из имущества старосты ей ущерб и возместим. И в будущем будем поступать так же.

Инквизитор покачал головой.

— А если никто никого не подставлял, а ошиблась инквизиция, — продолжил Эд, — то пусть инквизиция возмещает ущерб из личного кармана или из конфискованного имущества.

— Конфискованного имущества?

— Ну вот что вы сейчас сделаете с имуществом старосты и его подружки? Наследников у обоих нет, имущество переходит городу.

— Верно — верно, — пробормотал Инквизитор.

— Это и станет вашей, так сказать, казной. Что-то распродадите на рынке, земли старосты засадите. Будет вам осенью пшено на продажу в соседние земли, или для себя, людям раздавать. Можете вообще сделать сельскохозяйственное объединение, пускай те, у кого нет работы, за деньги работают на полях старосты. У него же там много полей… — Эд замолчал, вдохнул, — я ушел от дела, короче, корова и пара лошадей нужны.

— Парень, — медленно сказал Инквизитор, — а ты точно не хочешь быть нашим новым старостой?

Я вздрогнула. Потрясающее предложение! На самом деле. Я поймала себя на мысли, что из Эда на самом деле выйдет хороший управленец.

— Может, и хочу, — улыбнулся Эд, — но у меня другая судьба.

— Судьба — это глупости, — махнул рукой Инквизитор, — мы сами выбираем свою судьбу.

— Так — то оно так, но у некоторых есть долг от рождения, от него не убежишь.

Я ухмыльнулась. Эд очень точно передал все мое состояние. Долг. Да, долг. Если в целом мире существует кто — то, кто мог меня понять, это был Эд. Вот только, какой может быть долг у него?

— Становитесь старостой Вы, Инквизитор, — предложил Эд.

— Я?

— Ну кто ж еще. Вас побаиваются, Вас уважают, Вы закон и порядок.

Инквизитор задумался.

— Больше некому, — продолжил Эд, — так что спасайте город, Инквизитор. Быть может, это Ваша судьба?

Мы покинули площадь с двумя лошадьми и коровой. Пиг с матерью не могли нарадоваться.

— Ты правда думаешь, из него выйдет хороший староста? — спросила я.

— Хороший. Для хорошего правителя — главное внутренняя сила, стержень, уверенность. У Инквизитора все это есть.

— Ну да…

— А еще он аскет. Не гонится за богатствами и роскошью. Он будет лучше многих.

— Теперь мы будем продавать молоко, да? — все спрашивал Пиг у матери, — мы станем богатыми, да? Очень богатыми! Как назовем корову? Белушкой? Давай белушкой? Она вон какая белая!

Мать гладила сына по голове и не могла нарадоваться.

— Спасибо вам, — улыбнулась она, — искренне благодарю. Это неоценимо. Я знаю, что жизнь бесценна, но все что угодно, я сделаю для вас все, что угодно!

— Мы возьмем вашу лошадь, одну из тех, что выпросили у Инквизитора сегодня, — сказал Эд, — нам надо возвращаться домой, верхом будет быстрее.

— А я позаимствовала ваши платья, — вспомнила я, — хотела отблагодарить.

— Да что Вы, — сказала женщина, — вы спасли мне жизнь и будущее моего сына! Я буду по гроб обязана вашей семьи, а потом и вашим детям.

Мы с Эдом переглянулись.

— У вас пока нет детей? — спросил Пиг.

Ну, конечно, мальчик, молодец! Давай, смущай взрослых странными вопросами, давай!

— Нет, детей нет, — ответил Эд с улыбкой.

— Будут, будут еще ребятишки, — заверила женщина, — будут.

Настало время прощаться. Нас снова окружили дети. Они галдели, поздравляли Пига, поздравляли его мать, поздравляли нас с Эдом. Они желали всем здоровья, желали любви, желали веселья. Так много хорошего, как в тот день, мне еще никогда никто не желал. Сердце пело.

Мы обнялись с рыжеволосой женщиной на прощание.

— Берегите себя, — сказала я, гладя ее по остриженной голове, — Вы сильная женщина, берегите себя.

— Да какая сильная? Это все ты и муж твой.

Я неловко улыбнулась.

— На самом деле мы неженаты, — тихо сказала я.

— Как так?

— Мы солгали, чтобы было проще.

— О, как. Но вы ведь и правда выглядите, как женатая пара.

— Правда?

— Да. Он так смотрит на тебя.

— Как?

— Как на самое дорогое, — сказала женщина, — счастья вам.

Я ухмыльнулась.

— Это невозможно.

— Почему же?

— У меня есть долг, и у него есть долг… какой — то, непонятный мне, — я вздохнула, — простите, что я Вас нагрузила. Простите…

— Ох, девочка, — она крепко прижала меня к груди, — любите, пока можете. Любите, пока вы живы.

Точно. У нее же умер муж. Наверное, это очень больно. Невообразимо больно.

— Мы будем, — пообещала я, повинуясь порыву, — будем любить, пока можем.

— Будь счастлива, девочка моя, — сказала женщина, — если когда — нибудь будешь проезжать мимо, заходи, я всегда буду тебе рада.

— Спасибо.

Мы скакали с Эдом по дороге и знали, что нам еще долго будут махать вслед. Я прижималась к его груди и внутри становилось все теплее и теплее. Я буду жить, и сохраню в памяти каждый счастливый миг. И я буду любить, пока могу. Пока мы живы. Пока мы рядом.

— Почему ты всем сказал, что мы супруги? — спросила я.

— Чтобы не задавали лишних вопросов из серии, почему мы путешествуем вместе.

— Понятно.

— А еще, чтобы я мог спокойно держать тебя за руку у всех на виду, или заходить в твою комнату без предупреждения.

Я ударила Эда в плечо, он рассмеялся.

— Ну вот, ты снова не выспалась! — сказал он.

— Ничего, приедем — подремлю.

— Конечно, подремлешь. Я сам уложу тебя.

— Уложишь? — я хитро улыбнулась.

— Да, если хочешь, даже спою колыбельную.

— А ты умеешь?

— Конечно умею, мы же все вместе пели у костра, — напомнил Эд.

— Это другое, — ответила я, — там мы поем хором.

Эд рассмеялся, а я обернулась. Фигурки провожающих нас людей стали совсем маленькими, такими, что не рассмотришь лица.

— О чем задумалась? — спросил Эд.

— Я так и не спросила имени той женщины, матери Пига.

— Ничего страшного. Это неважно.

— Нет, важно. Таже Пиг выбирал имя для коровы. Нам всем нужны имена, чтобы вспоминать других. Имя — это важно.

— Я так не думаю, — выдохнул Эд мне в волосы, — я могу назваться, как угодно, но человеком останусь все тем же.

Я повернулась на Эда. Я ведь как раз так и поступила, назвалась не совсем своим именем, но другим человеком от этого не стала.

— Просто помни лицо той женщины, — сказал Эд, — главное лицо.

— Спасибо тебе, — неловко улыбнулась я.

Эд замедлил движение, посмотрел на меня серьезно.