Как назло, на пути мне не попадалось ни единого оазиса. Примерно раз в десять минут я разворачивал лицо, осматривался, но островков с растительностью в округе не замечал. Быть может я благополучно проскочил мимо какого-нибудь оазиса, когда шагал с замотанным лицом, слепой, как крот. Но тут уж ничего не попишешь, из-за поднятой ветром пыли, чаще разворачивать лицо не возникало ни малейшего желания. Конфискованные у Скальпеля запасы воды и живца, несмотря на лютый холод, таяли с пугающей быстротой. И за полчаса до рассвета я допил из фляжки последний глоток.
Прошагав всю ночь, на рассвете чувствовал себя выжитым насухо лимоном. Ну, хоть ветер стих и стало возможно идти с открытым лицом.
Я реально уже находился на грани обморока и потери сознания. И тот факт: что почти сразу же в предрассветной дымке приметил скрытый туманной шапкой оазис, – иначе, как вмешательством Проведения, объяснить не могу.
Увы, на то, чтоб рвануть к нему со всех ног уже банально не было сил. Стиснув зубы, поплелся туда по размашистой синусоиде, талантливо изображая вусмерть пьяного алкаша.
Когда добрался до кустов с грязно-желтой осенней листвой, солнце уже взошло над горизонтом, ночная стужа практически сошла на нет, и даже начало слегка припекать повернутый к светилу кусок шеи.
Продравшись сквозь кустарник, как злой мартовский медведь, я без сил рухнул на берегу небольшого живописного озерка и, на руках подтянувшись к воде, окунул лицо в ледяную воду.
Следующие пару минут я жадно хлебал живительную влагу, вытаскивая голову из воды на считанные секунды, чтоб только успеть сделать глоток воздуха. Когда досыта напился, не вставая, отполз обратно на берег. Там-то, расслабленного и потерявшего бдительность, «вихри враждебные» и взяли в оборот.
Меня вдруг с головой накрыло настоящим одеялом из сетей, и, не позволив мне даже шевельнутся, тут же к земле припечатала навалившаяся сверху братва.
– Эй! Вы че, мужи… – мой порыв докричаться до совести беспредельщиков прервал вонючий кляп, наспех состряпанный из подвернувшейся под руку тряпки.
Откинув ненужные больше сети, со спины сорвали оружие и рюкзак, и крепко связали по рукам и ногам.
– Ну че, вражина, попался! – прогремел над ухом знакомый торжествующий голос.
Несколько крепких парней подхватили меня под мышки, рывком поставили на колени и развернули лицом к командиру.
– Сиди, сука, не рыпайся, – продолжил глумиться ухмыляющийся Гвоздь. – Думал, до двадцать пятого раскачался – теперь на Гвоздя можно болт положить?
Да пошел ты! – захотел я сказать, но из-за кляпа раздалось лишь бессвязное мычанье.
– Ну че, падла, чем долг погашать будешь? Там уже такие проценты набежали – мама не горюй!
– Отвечай урод! – хрюкнул в ухо Клещ и, как водится, подкрепил слова болючим тумаком.
– Мля! Хрен ли ты его просто так лупишь! – неожиданно впрягся за меня Гвоздь. – Он только что из черноты пришел. Еле живой. Хочешь сразу его добить и удовольствия меня лишить? Я две недели за этим говнюком охочусь! Он – сука, дважды меня слил! А ты, баран, решил его в легкую слить?
– Гвоздь, ты че. Я для порядка просто, – попятился Клещ. – Ты спросил, он молчит – надо ж наказать бычару!
– Идиот! Как он мне ответит, с кляпом-то во рту?.. Сытый, ну че там у него в рюкзаке? Есть чего интересное?
– Млять! Да тут гребаный Клондайк! – отозвался толстяк. – Иди сам глянь.
Я хоть и не видел, что там они рассматривали, но мог себе представить. Сверху на груде вещей лежал пузатый пакет Пастуха, набитый споранами и звездами. Ублюдочные муры такого богатства, поди, в жизни не видели. Но это сущий пустяк по сравнению с тем, что находилось под пакетом.
– Мать моя женщина! – взвыл за спиной Гвоздь. – Это ж целый моток первородного янтаря! Даже на куски не порезанный! Сколько ж здесь бабла! Вот это фартануло, братаны!
Хорошо еще, на этот раз, я не забыл подстраховаться. И рассовал пять жемчужин по пяти своим ячейкам. А шестой, увы, в мотке не оказалось, должно быть хитрец Скальпель употребил, пока я в окно на труп Белки пялился. Но и пять белых жемчужин сейчас приятно грели мне душу. Невольно хмыкнул, представив, как бы вытянулась счастливая морда гвоздя, узнай он: какое сокровище лежало внутри янтарного мотка несколько часов назад.
Изданный мной звук не остался незамеченным. Но из-за кляпа был принят за кашель.
– Клещ! Ну че ты стоишь?! Не видишь, Рихтовщик, задыхается! – снова заорал на помощника Гвоздь. – Вытащи у него изо рта этот гребаный кляп!
Вонючая тряпка тут же была извлечена. И я брезгливо сплюнул.
– Откуда у тебя добра-то столько, мил человек? – спросил Гвоздь, снова появившись в зоне видимости.
– Клад нашел, – процедил я, и снова сплюнул.
– Удачливый ты сукин сын, Рихтовщик, – хлопнул меня по плечу Гвоздь. – Люблю таких! Считай, уплатил мне разом и долг, и проценты.
И тут же, скорчив зверскую рожу, сбил кепку с моей головы и цапнул за волосы:
– Так, сука, думал я тебе скажу?! А вот хрен ты догадался! Я тя, говнюка, еще на ферму отвезу! И ботам на опыты сдам!
– Не сомневался, – прохрипел я. – Смотри не лопни от жадности.
– Не ссы, не лопну, – хмыкнул Гвоздь, отпуская мои волосы.
И, отступив, стал отдавать приказы своим подручным:
– Клещ, снова ему кляп в зубы. Повар, Фара, оттащите его в клетку – и глаз с Рихтовщика не спускать! Клок, проследи.
Два знакомых типа подхватили меня под руки и волоком потащили сквозь кусты куда-то на задворки оазиса. Следом с тремя автоматами на плече шагал Клок.
Поскольку островок жизни в черноте был крохотный, на месте мы оказались меньше, чем за минуту.
Меня засунули реально в клетку, грубо сваренную из кусков арматуры, но не простую, а на колесах. А я-то все голову ломал, как муры потащат потом меня по черноте – техника-то здесь не ходит. Грешил на носилки, раскатал губу позлорадствовать над мучениями носильщиков. Оказалось все просто, как дважды два. С десяток бурлаков дружно впрягутся в выходящие из-под днища клетки оглобли и потянут – вдесятером практически не уставая.
Когда поедем-то? – попытался спросить у севших на траву рядом охранников, но чертов кляп снова свел вопрос до неразборчивого мычания.
– Не суетись, Рихтовщик, – пнул ногой прутья решетки Клок. – Сдохнешь, когда придет время. А сейчас у нас завтрак по расписанию.
Глава 36
Глава 36, в которой помощь приходит, откуда ее совсем не ждали
Муры вытащили из рюкзаков тушенку с сухарями и стали жрать прямо у меня на глазах. Уроды! Голодному пленнику даже полсухарика не предложили. Да чего уж там – даже кляп не вытащили. Ненавижу гадов!
Смолотивший свою пайку первым Фара, ушел за кусты отлить, а оставшиеся Повар с Клоком решили меня подразнить, мстя за былые обиды.
– Ну че, мен крутой, добегался, – начал первым Клок. – А ведь хотели с тобой сперва по-хорошему порешать.
– Теперь выпотрошат боты, как порося, – хмыкнул Повар.
– Не, с ним все будет куда как хуже, – возразил Клок.
Отхлебнул из фляжки, прополоскав рот, с удовольствием проглотил и продолжил:
– Порося сперва б закололи, а потом требуху потрошили. А нашего героя наживую вскроют и безо всякого наркоза органы изымать начнут.
Твари конченые! Мрази! – не выдержав, заорал я в ответ. Увы, чертов кляп вновь свел все мои усилия к неразборчивому мычанию.
– Че, сдохнуть надеешься? Рассыпаться прахом и уйти на перерождение? – усмехнулся Клок. – А вот хрен тебе! У ботов спецы заешь какие – настоящие асы своего дела. Сдохнуть они тебе не дадут, даже и не мечтай. Понатыкают всяких капельниц, подключат аппаратуру… Короче, сможешь ты под их чутким контролем какое-то время замечательно перекантоваться без почек, печени, селезенки, поджелудочной и прочей изъятой ими требухи. А потом у тебя новые органы отрастут – регенерация-то, поди, прокачена будь здоров… И с тебя снова соберут урожай.