Штаб вновь что-то просемафорил фонарями. И хотя звук в этот момент был включен, но это настолько не стабильно, что свет, пока что, оставался единственным способом коммуникации. Колонна начала перестраиваться.

Некоторые солдаты в ужасе от увиденного замирали столбом, а некоторые и вовсе — бросались в сторону от портала. Никто не пытается их вернуть или как-то наказать — в текущих условиях это вредно с какой стороны не смотри. Борьба с дезертирами требует ресурсов и подрывает и так невысокий моральный дух.

Несмотря на участившиеся случаи бегства, переформированная колонна снова начала медленно, но давить демонов. Правда с такой скоростью, люди кончатся раньше, чем мы достигнем отметки в пятьдесят метров, а это минимальная дистанция, по уму надо хотя бы семьдесят, на большее уже можно и не надеяться. И, штаб, это тоже понял. И пошёл в ва-банк. По-другому это не назвать, так как высшие командные чины отдали очередные распоряжения и вместо цветных фонарей вооружились мечами и копьями. А я уже, грешным делом, подумал, что так и смогу «отсидеться писарем», но видимо не случайно меня так жизнью побило — не нравлюсь я этой Вселенной, и она постоянно об этом напоминает.

Я оказался впереди штаба. Никого из друзей уже не видно в этой толкотне. И чего уж греха таить, было сильное желание тоже убежать, но я подавил это малодушие. У меня далеко за спиной беременная жена.

— Ой, да иди ты в жопу, Вселенная, я от тебя тоже не в восторге. — сказал я беззвучно, так как опять наступил очередной период полной тишины. — Здесь мне не рады, пойду в другой мир.

И шагнул в червоточину.

На спину разом кинули пару мешков песка. Я, кажется, стал тяжелее раза в два. Так вот почему такая смертность, и малый радиус заброса бомб — гравитация несколько G, идти тяжело, не то, что драться. В руках не лёгкий одноручный меч, а рельса. Перспектива помереть молодым стала вполне осязаемой…

Двести шагов. Ровно столько я смог сделать. И это обходя препятствия, по прямой заметно меньше. Двести шагов, постоянного боя, когда всё тело налито свинцом. Это хорошее достижение. Когда я почувствовал, как мне проткнули живот, вместо досады пришло облегчение — ад закончился. Аптечка, установленная в полностью автоматический режим, как и у всех здесь присутствующих, начала безостановочно колоть стероиды, антибиотики, нано-ботов и прочую начинку, но даже я понимаю, что в таких условиях — это не спасёт. Я ещё махнул несколько раз наотмашь, и даже кого-то задел. Вряд ли убил, но может хоть соседям выиграл пару секунд. Последнее что я увидел затухающим сознанием — Андр с ещё каким-то учёным, стоя среди горы наших павших товарищей, «колдуют» над большим чемоданом.

Мир начал тускнеть, а потом наоборот — резко вспыхнул белым цветом, только тёмные пятна по краю замарали белое полотно перед глазами, словно засвеченная плёнка, на которой пытаются проявиться остатки последнего запечатлённого момента…

— Мама, мама, это папа, да? — двое шестилетних близнецов, мальчик и девочка начали трясти молодую женщину за рукав.

В каждом из новых городов стоит Парк Победы. Все сделанные по единому плану, и лишь отдельные штрихи отличают один от другого. И в центре каждого стоит коллективный памятник солдатам самой продолжительной и разрушительной войны в истории человечества. Бойцы, стоят треугольником, словно клином идут в атаку. Один, за плечами ещё двое, за ними трое и дальше, пока фигуры не сливаются в одну бесформенную массу. Статуи выполнены лучшими скульпторами, с помощью самых передовых нейросетей. Словно живые застывшие люди, в героических позах, лица тверды, полны решимости, а взгляды пронзительны, смотрят прямо в душу: а ты достоин нашей жертвы? Не обесценишь её?

И хотя солдаты на памятнике обезличены, и каждый из детей войны, может утверждать, что именно их отец стоит на острие клина, но только Анна знает, что лицо сделано с фотографии её мужа. Это ничего не значит, почти случайность, да и кроме лица и двух мечей на поясе совпадений нет вовсе, ибо фигура выше рядом стоящих, шире в плечах, да и выглядит старше лет на десять… И как все матери, она имеет полное право подтвердить.

— Да, это ваш папа.

— Мама, мама, пойдём в музей. — дети потащили женщину в сторону, где возвышается такой же типовой, как и всё в этом парке, здание, хранящее колоссальную библиотеку фото и видео материалов.

Анна посмотрела на свободный глайдер, приземлившийся в стороне. Когда выйдут из музея, а по сложившейся традиции, дети будут восхищённо ходить по залам несколько часов, транспорт уже заберёт кто-то другой, придётся долго ждать следующего.

Хотя люди многое успели после окончания войны, и закрытия сначала одной, а потом и последней червоточины, времени на полное восстановление цивилизации надо много больше. Производственные мощности наращиваются медленно, аборигены привыкают к новшествам скрипя шестерёнками, ресурсы весьма ограничены. И это хорошо, что когда-то, сейчас уже кажется, что целую вечность назад, с неба спустились не только солдаты, но и учёные всех мастей и прочий административный персонал, понимающий, как плавно вернуть научно-технический потенциал на былой уровень. Но пока что техники не хватает, в том числе и общественный транспорт в большом дефиците. Хотя доступ свободен и даже бесплатен, катастрофически нахватает, как массовых метро, так и маломестных такси.

Внутри, в полумраке уютного, еле заметного зелёного света, скрывается лабиринт, пройдя через который можно увидеть все вехи войны, растянувшейся на полтора тысячелетия. Трёхмерные фото и видео голограммы, дают наглядное представление о масштабах бедствия и героизме, как солдат, так обычных жителях. Каждый тянул свою лямку, нёс свою ношу, усилия каждого, по крупице сложились в победу. Только недалёкие люди думают, что победы обеспечивают гениальные единицы. Роль личности в истории весьма локальна, только находясь в точке бифуркации, в нужное время и в нужном месте, получалось аккумулировать синергический эффект масс.

У одного из стендов, ближе к концу маршрута, можно запросить информацию по конкретному человеку, и если он есть в базах данных, то откроется вся сохранившаяся хроника. Чудо, случайность или судьба, но тот, ради кого они каждый год ходят в парк — единственный носитель подобного сочетания ФИО, потому поиск проще, а вот информации о нём сохранено много. В своё время и Анна в том числе сдавала в архив всё, что сохранилось у неё на коммуникаторе.

— Мама, мама, смотри мам, это вы с папой стоите. А рядом тётя Алиса и дядя Вазилеск, и у него здесь обе ноги.

Собственно, у него и сейчас две ноги, только одна искусственная, протез. Но тот факт, что его нашли после закрытия портала, хотя в момент запуска «бомбы» он был на той стороне — даёт шанс, что муж живой.

Официально, он один из тысяч пропавших без вести. При закрытии червоточины, все объекты в радиусе сингулярности, включая живых существ, выкидывает в одну из двух пограничных Вселенных. И место выброса может быть любым, как открытый космос, так и другая планета. Многих, как Вазилеска нашли на Земле, правда некоторых в море, или горах. Были и те, кого выкинуло на орбиту, где среда обитания, прямо скажем, не совместима с жизнью. Природу данного явления до сих пор изучается учёными. Причём, разброс происходит, как в пространстве, так и во времени — некоторые солдаты до сих пор, временами появляются, и для них прошло лишь мгновение.

Всё это Анна узнала, когда искала мужа. И сейчас, всё что у неё осталось, это надежда…

Глайдера, как и опасалась женщина — не оказалось. И хотя она подала заявку и встала в очередь, ждать ещё долго. В ожидании транспорта дети снова побежали смотреть на статую героического папы. Анна устало побрела следом, выглядывая транспорт в небе. Вдалеке видны гигантские по местным меркам дома, хотя вернувшиеся предки уверяют, что это детские размеры по сравнению с небоскрёбами их времён, что подпирали шпилями небосвод.