Опасаясь раскрытия своих преступлений, антисемиты и анти­республиканцы развили в стране бешеную агитацию. 1898 год был печальнейшим в новейшей истории Франции. После опубликования письма Золя, вскрывшего больные места французского патриотиз­ма, юдофобские манифестации приняли буйные формы. В Пари­же толпа на улицах кричала: «Смерть жидам! Плевать на Золя!» Антисемитские банды, организованные Дрюмоном и его компа­нией, разбивали в Париже окна еврейских магазинов и врывались внутрь лавок и мастерских, разрушая там обстановку (январь). В про­винциальных городах (Бордо, Марсель, Лион и др.) буяны, среди которых местами выделялись студенты, повторяли эти «патрио­тические» подвиги. Под влиянием охватившего страну ярого шо­винизма прошли в мае того же года выборы в парламент. От кан­дидатов требовалось строгое исповедание культа армии и недо­пущение пересмотра дела Дрейфуса. В палату депутатов было из­брано много клерикалов и антисемитов, в том числе и Дрюмон. Они объединились в парламентскую фракцию «националистов», которая вела отчаянную борьбу с республиканцами-радикалами и социалистами.

Наибольшие безобразия совершались антисемитами в Алжи­ре. Там смута дрейфусиады развязала руки тем, которые давно иска­ли повода расправиться с евреями. Еще в 1897 г. алжирские антисе­миты организовали в главных городах (Алжир, Оран, Константи­на) «антиеврейские лиги», рассылавшие своих агитаторов по про­винции. Издавались уличные листки («Antijuif» и др.), действовав­шие на самые низменные инстинкты толпы. Студенты универси­тета в городе Алжире не позволили вновь назначенному профес­сору-еврею Леви читать лекции по правоведению, оскорбили рек­тора и разбили окна в помещении редакции газеты, протестовавшей против этих безобразий. В провинции Оран толпа, состоявшая из сброда французов, итальянцев, испанцев и арабов, разрушала си­нагоги и еврейские дома и грабила имущество. Страсти особенно разгорелись в 1898 году. Парижские демонстрации по поводу проте­ста Золя тотчас отозвались в столице Алжира погромом и избиени­ем евреев на улицах. «Мы разрубим каждого еврея надвое, — гово­рили агитаторы с юмором палачей, — и тогда число евреев удвоит­ся». Вождем погромщиков был юный авантюрист-итальянец Макс Режис. Он был арестован и предан суду, но толпа устроила враждеб­ную демонстрацию против арестовавшего его губернатора, а суд оправдал Режиса. Приезд Дрюмона в Алжир, где на парламентских выборах была выставлена кандидатура этого папы антисемитизма, еще более усилил здесь антиеврейскую кампанию. Парижский гость имел удовольствие видеть, как хорошо проводятся в жизнь его заве­ты в африканской колонии. Торжествующие антисемиты послали Режиса в Париж, чтобы объяснить там по-своему причины беспо­рядков и ходатайствовать об отмене закона Кремье о равноправии евреев в Алжире.

Между тем драма дрейфусиады во Франции близилась к кон­цу. После самоубийства Анри и бегства Эстергази пересмотр ро­кового процесса был неминуем, и министерство Вальдека-Руссо в согласии с новым президентом республики Лубэ решилось на этот шаг. Высший кассационный суд признал наличность баззаконий в первоначальном ведении следствия и передал дело на новое рас­смотрение военному суду в Ренне (Rennes). Туда привезли узника с Чертова острова, измученного пятилетним заключением. Дело разбиралось в августе и сентябре 1899 года, при страстной борьбе партий в стране. Дрейфусары с волнением ждали торжества прав­ды и развили сильнейшую агитацию в своей прессе («Siècle», орган Клемансо «Aurore» и др.). Националисты же кричали, что оправ­дание Дрейфуса опозорит Францию перед всем миром, ибо это переложит вину на голову шефов армии. Чтобы спасти свою ре­путацию, эти шефы — бывший военный министр Мерсье и его преемники — упорно доказывали на суде виновность Дрейфуса. Адвокат подсудимого, прославленный Лабори, в блестящих ре­чах разбил все гнилое здание обвинения, построенное из поддель­ного материала. Судьи понимали, что правда на стороне защит­ников Дрейфуса, но они находились под давлением националис­тического террора. Во время самого суда в Ренне какой-то фана­тик покушался убить Лабори на улице; адвокат остался невредим, но преступнику дали возможность скрыться. Было ясно, что культ военного Молоха требует новой жертвы — новой судебной лжи. И реннские судьи большинством голосов (5 против 2) вынесли такой двусмысленный приговор: Дрейфус виновен, но заслуживает снис­хождения; он присуждается к десятилетнему заключению в крепость, но суд предлагает президенту республики помиловать осужденного. Этот явно неискренний приговор возмутил дрейфусаров, которых больше интересовало торжество правды и справедливости, чем лич­ная судьба еврейского капитана. Адвокат Лабори убеждал Дрейфу­са отказаться от помилования, которое не снимет с него позорного пятна, и добиваться нового пересмотра дела. Но измученный узник не мог больше бороться; когда президент Лубэ объявил о помилова­нии Дрейфуса и освобождении его из тюрьмы, он принял эту милость и успокоился у семейного очага. Чтобы замести следы позорного дела и не компрометировать армию, правительство провело через парла­мент акт об амнистии для всех, совершивших преступление в связи с делом Дрейфуса (1900).

Однако совесть лучших людей Франции не могла успокоиться. Клемансо, Жорес и другие искренние республиканцы продолжали работать над разоблачением патриотических обманов. В 1903 г. Жорес объявил в палате депутатов о новооткрытых махинациях быв­шего генерального штаба. Новый военный министр Андрэ изучил «секретное досье» и пришел к заключению, что необходим вторич­ный пересмотр дела Дрейфуса. Это побудило и Дрейфуса ходатай­ствовать перед кассационным судом о пересмотре. Было произведе­но дополнительное следствие, продолжавшееся два года, и только в 1906 году высший суд окончательно признал Дрейфуса невиновным. Пятно было снято не только с одного еврея и французского еврей­ства, припутанного антисемитами к делу, но также с самой респуб­лики. Политическая атмосфера стала очищаться от клерикально-ан­тисемитской грязи. Стоявшее у власти с 1902 года радикальное ми­нистерство Комба энергично проводило систему отделения церкви от государства. Закрытием всех школ католических конгрегаций и заменою их светскими школами оно уничтожило змеиные гнезда кле­рикализма. Уродливому «национализму» дрюмонов нанесен был не­поправимый удар. В парламенте националисты и клерикалы потеря­ли всякое значение. Дело Дрейфуса оказалось средством доведения до абсурда шовинистической реакции во Франции.

Извлекли ли сами евреи полезный урок для себя из тяжелых ис­пытаний той эпохи? Антисемитская эпидемия несколько задержала тот процесс ассимиляции и самоотречения, который совершался во французском еврействе с конца XVIII века. Более чуткие люди стре­мились спасти то, что еще уцелело из обломков национальной орга­низации, идею солидарности евреев всех стран, в форме культурной миссии западного еврейства среди угнетенных и отсталых восточ­ных соплеменников. В самый канун описываемой эпохи (1880) умер наиболее яркий представитель этой идеи, Адольф Кремье, президент «Alliance Israélite Universelle» в Париже. Союз продолжал устраивать на Востоке еврейские школы с преподаванием на французском язы­ке и оказывал помощь в случаях катастроф — погромов, ритуаль­ных обвинений и всяких гонений в турецких владениях, в Румынии и частью в России (помощь эмигрантам). Но в силу обстоятельств дея­тельность «Альянса» все более теряет свой политический характер и сосредоточивается в области культурно-филантропической. К это­му вынуждала его та агитация, которая велась в антисемитской прессе всей Европы против мнимого «еврейского интернационала», «цент­рального еврейского правительства» в Париже. Дрюмон, как извест­но, выставлял «Альянс» главным пугалом, наряду с банкирским до­мом Ротшильда. Нужно было доказывать свою лояльность и вся­чески сокращаться, чтобы не быть заметным. Политической дея­тельности «Еврейского союза» в защиту гонимых русских евреев мешал франко-русский союз, который окреп в 1891 г. и немало содействовал деморализации республики, сблизившейся с деспо­тией. Даже у себя дома «Альянс» оказался бессильным во время бури дрейфусиады.