Около 400 000 евреев остается еще ныне (к началу 1938 г.) в гитлеровской Германии. Это—люди обреченные. Потрясающее впе­чатление производит последняя резолюция «Представительства ев­реев в Германии» («Reichsvertretung der Juden», январь 1938). Вожди обреченных признают, что они видят свою главную задачу в подго­товлении масс к переселению, но не от них зависит допущение пере­селенцев в другие страны; они обращаются с призывом к правитель­ствам Палестины и Америки принять во внимание положение гер­манских евреев и допустить их в большем числе, чем это установлено строгими иммиграционными законами. К германскому же правитель­ству еврейские представители обращаются со следующей мольбой: «Значительная часть престарелых евреев не способна к переселению и вынуждена окончить свои дни в Германии. Чтобы они не пали бре­менем на общественную благотворительность, нужно им дать воз­можность сколько-нибудь зарабатывать. После того как евреи ис­ключены из государственной, культурной и общественной жизни, а также из всех видных хозяйственных позиций, мы просим имперское правительство приостановить дальнейшее ограничение евреев в до­бывании средств к существованию. Мы надеемся также, что пересе­ленцам и их семействам не будет запрещено поддерживать сношения с оставшимися в Германии». Правительство Гитлера ответило на эту мольбу тем, что закрыло на месяц опубликовавшие резолюцию ев­рейские органы печати.

В марте 1938 г. к судьбе германских евреев были приобщены двести тысяч их братьев в немецкой Австрии. Одним ударом Гит­лер разрубил гордиев узел вопроса об «Anschluss» — объедине­нии немецкой Австрии с Германией: 11 марта германская армия и штурмовые отряды нацистов вступили в Австрию и без сопротив­ления оккупировали Вену и другие города, а через два дня туда прибыл Гитлер и провозгласил Австрию с ее шестимиллионным населением частью Германии. Начался разгул штурмистов в Вене, еще более варварский, чем пятью годами раньше в Берлине после прихода их вождей к власти. Мирное еврейское население было обречено на разгром. Штурмисты и просто грабители врывались в еврейские дома и торговые заведения, производили обыски, кон­фисковывали или просто отнимали деньги, ценные вещи и това­ры, а владельцев частью избивали, частью отправляли в полицей­ские участки. Президент венской еврейской общины Фридман был арестован, касса правления забрана, а само здание общины пре­вращено в казарму для штурмистов. Евреи были объявлены бес­правными, как в Германии. На многих магазинах появились вывес­ки: «Еврейская торговля», «Не покупайте у евреев!» Адвокатам была запрещена практика, за исключением тех, которые могут доказать, что они практиковали до 1914 года. Знаменитый творец «психоана­лиза», престарелый Зигмунд Фрейд, был подвергнут домашнему аре­сту и не может покинуть Вену. Лидер сионистов Штрикер и еще не­которые политические деятели отправлены в концентрационный ла­герь. Над интеллигенцией особенно издевались: многих посылали целыми отрядами для очистки улиц и для исполнения самых гряз­ных работ под наблюдением надсмотрщиков-штурмистов. В Вене среди евреев пошла настоящая эпидемия самоубийств: люди, сразу потерявшие возможность существования, убивали себя, иногда це­лыми семьями. На венских еврейских кладбищах часто бывало око­ло ста погребений в день, причем прессе запрещалось сообщать об этом; среди трупов были, несомненно, и жертвы нацистских варфо­ломеевских ночей, как раньше в Берлине. В настоящий момент тер­рор еще продолжается...[38]

Таким образом, на наших глазах быстро разрушаются два древ­них центра еврейской диаспоры: Германия и Австрия, теперь объ­единенные в «Великогермании». Уже сейчас вопли австрийских бе­женцев носятся по Европе и Америке. Еще остающиеся под властью нацистов 600 000 евреев обречены на вымирание или на рассеяние по земному шару.

Эпидемия нацизма шла из Германии, поражая прежде всего те страны, где для нее была подготовлена почва. Она не могла еще про­являться там в тех крайних формах, которые сделали из германского переворота открытый бунт против всех идеалов XIX века, но час­тично, особенно в деле усиления агрессивного антисемитизма, она действовала губительно. Наиболее восприимчивою к заразе в этом отношении оказалась Польша, где старая антисемитская партия национал-демократов, или эндеков, в такой же мере фальсифициро­вала демократию, как германские национал-социалисты—социализм, а обе партии одинаково извращали идею истинного гуманного на­ционализма. Антисемитская бацилла гнездилась даже в менее виру­лентной форме в правительственной партии маршала Пилсудского, так называемой «санации», которая, однако, не могла санировать Польшу и ее правящие круги от шовинизма и пренебрежительного отношения к еврейству. Сам Пилсудский в последние годы жизни значительно подвинулся вправо. Он первый из европейских прави­телей решился заключить пакт о ненападении с гитлеровской Герма­нией (1934), когда еще не остыл гнев свободных народов против кро­вавых дел желторубашечников. В том же году был любезно при­нят в Варшаве германский министр пропаганды Геббельс, кото­рому дали возможность прочесть лекцию в польском университе­те, а потом частым гостем польского правительства стал Геринг, который похвалил Пилсудского, как «достойного партнера Гит­лера». Конечно, эта похвала была преувеличена: Пилсудский не был способен ни на полный разгром демократии, ни на антиеврейский погром в духе нацизма. Пока он жил, он сдерживал буй­ные страсти эндеков, рвавшихся в бой против евреев. Но как толь­ко он умер (май 1935 г.), для польских евреев настала пора жесто­ких преследований.

Легальный поход против евреев подготовлялся еще раньше. Во время сессии Лиги Наций в Женеве, в сентябре 1934 г., польский ми­нистр иностранных дел Бек удивил членов Лиги заявлением, что Польша считает для себя необязательными статьи мирных тракта­тов о защите прав национальных меньшинств до тех пор, пока они распространяются только на государства, образовавшиеся или пре­образованные после войны, а не на всех членов Лиги Наций. Он объяснил это мотивом чести и достоинства Польши, забыв, что, кроме чести, есть еще честность, обязывающая исполнять подписанные международные договоры. Это был первый удар по авторитету Лиги Наций. Умысел, конечно, тут был другой. Польское правитель­ство хотело оставить себе свободные руки по отношению к украин­цами, евреям и другим меньшинствам, составлявшим треть ее насе­ления. В польском обществе в это время созрел план разрешения ев­рейского вопроса путем полной или частичной «эвакуации» евреев, путем массовой их эмиграции. Разногласие было только в методах: партия эндеков добивалась этого путем репрессий, бойкота еврейс­кой торговли и даже террора (последний входил в программу ра­дикального крыла партии: «народных радикалов» или сокращен­но «нара»), между тем как правительственная партия стремилась к тому же легальными путями: ограничением гражданских прав евреев и сужением сферы их экономической деятельности, пропа­гандою бойкота еврейской торговли и легализацией этого бойко­та. Эндеки и нара мечтали об изгнании евреев из Польши, а «санаторы»-пилсудчики — о постепенном вытеснении их из граж­данской и хозяйственной жизни. Польский министр Бек не постес­нялся выступить в Женеве перед Лигой Наций с предложением при­нять во внимание, что в Польше живет трехмиллионная еврейская масса, которая вследствие переполнения городов особенно нуж­дается в эмиграции для того, чтобы дать место малоземельному крестьянству, переходящему из деревни в город для мелкого тор­га. В варшавском сейме об этом говорили откровеннее: три мил­лиона евреев, десять процентов всего населения, слишком обре­менительны для такой бедной страны, как Польша. Еврейские де­путаты напрасно напоминали о первой статье конституции, гла­сящей, что «Польская республика есть достояние всех ее граждан». Правые открыто противоставили этому принцип «Польша для по­ляков», а другие политики делали это прикровенно. Антисемитс­кая печать развила небывало резкую пропаганду, без всякой по­мехи со стороны цензуры. Через месяц после смерти Пилсудского произошел большой погром в Гродно (июнь 1935 г.): много ев­рейских квартир и лавок было разрушено, много избитых и ране­ных. Когда дело дошло до суда, то прежде всего приговорили к тюремному заключению оборонявшихся евреев, а потом уже вы­несли более мягкий приговор погромщикам. С тех пор по всей Польше пошла полоса погромов, в которых была видна рука силь­ной организации.