Радость от этой моральной победы омрачалась, однако, тревож­ными предчувствиями. В то время правительство Соединенных Шта­тов было серьезно озабочено мыслью о том, как остановить чрез­мерный наплыв эмигрантов всех национальностей из стран Старого Света, вносивший расстройство в экономическую жизнь республи­ки[36]. В проектах ограничения иммиграции менее всего имелись в виду евреи. Они вообще считались желательным элементом, так как при­езжали обыкновенно не на временные заработки, как итальянцы, поляки или венгры, а на постоянное поселение, весьма часто с семей­ствами или с намерением вызвать сюда свои семейства после лично­го устройства. Тем не менее общие меры к затруднению иммиграции должны были коснуться и еврейских переселенцев. За ограничение иммиграции стояли с одной стороны нативисты из буржуазии, уро­женцы страны, патриоты «американской расы», боявшиеся конку­ренции иностранцев, а с другой — «Американская федерация тру­да», объединявшая много рабочих союзов и боровшаяся против по­нижения заработной платы пришлыми рабочими. В начале 1913 г. нативистам удалось провести ряд драконовских мер против массо­вой иммиграции. После долгих и страстных прений в сенате и палате представителей, конгресс принял билль, по которому в Соединен­ные Штаты пропускаются только переселенцы, имеющие ценз гра­мотности, т. е. умеющие читать и писать на каком-либо языке, и удов­летворяющие целому ряду условий физического и морального здо­ровья. Так как принятый билль задевал интересы огромной массы переселенцев всех национальностей, президент республики Тафт не нашел возможным его утвердить и наложил на него временное veto (февраль 1913 г.), сообщив сенату, что не может заставить себя под­писать билль, нарушающий старый американский принцип свободы иммиграции. Когда вскоре Тафта сменил на посту президента рес­публики Вудро Вильсон, возникло опасение, что он, как избранник демократической партии, изобиловавшей нативистами, поддержит билль при вторичном его внесении в конгресс. Тогда в стране под­нялась сильнейшая агитация против запретительного билля, в ко­торой принимали большое участие еврейские общины и полити­ческие организации: устраивались митинги протеста и выносились резкие резолюции. В начале 1914 г. палата представителей в Ва­шингтоне приняла прежний иммиграционный билль с некоторы­ми смягчениями: от экзамена грамотности освобождались лица, вынужденные покинуть родину вследствие религиозных пресле­дований (что главным образом касалось евреев из России и Румы­нии). Биллю предстояло еще пройти через сенат и получить санкцию президента Вильсона, но тут наступили события, которые заставили забыть о нем. Весною 1914 г. началась война Соединенных Штатов с Мексикою, а летом вспыхнула мировая война, приостановившая на ряд лет массовую эмиграцию из Европы.

Во время антииммиграционной кампании обнаружились анти­семитские тенденции в некоторых кругах христианского общества, особенно среди американских немцев. Антисемиты пытались бороть­ся с евреями путем бойкота: не принимали их в члены своих обществ и клубов, не пускали в свои гостиницы, рестораны и дачные курорты, объявляя об этом в газетах или на вывесках своих заведений. В неко­торых дачных местах и пансионах штата Нью-Йорк попадались над­писи: «Сюда евреи не допускаются». Против этих безобразий высту­пил Американско-еврейский комитет. По его инициативе в легисла­туру штата Нью-Йорк было внесено предложение о запрещении по­добных манифестаций против принципа равноправия граждан. Легислатура приняла и опубликовала «дополнение к закону о гражданских правах» (апрель 1913 г.), запрещавшее всем содер­жателям публичных заведений или агентам предприятий закры­вать доступ туда кому бы то ни было без формального законного повода, а также публиковать об этом в той или иной форме; нару­шители должны быть привлечены к суду «за умаление прав аме­риканских граждан».

Во внутренней организованности заключалась тайна той силы, которая в течение трех десятилетий создала из хаоса непрерывно на­раставших эмигрантских масс нечто цельное, ядро нового центра диаспоры. Множество мелких общин, приходов и земляческих групп, на которые распадалось почти миллионное еврейское население Нью-Йорка, объединилось в 1909 г. в общинный союз — «Кегиллу» (Kehilla) Такое же объединение совершилось в Филадельфии, имев­шей слишком стотысячное еврейское население, и по этому пути цен­трализации готовились идти общины Чикаго (около ста тысяч чело­век), Бостона (75 000), Балтиморы (50 000) и других больших горо­дов. Объединяя разнородные общественные группы, такие союзы не могли, конечно, уничтожить среди них внутренние духовно­культурные различия. Все еще не изгладилось различие между запад­ными американизованными евреями («ягудим») и восточными при-

тельцами с их народным языком и самобытным строем жизни. В общинах отделялись друг от друга реформисты и ортодоксы; каж­дая группа имела свои синагоги, школы, раввинов и учителей. Силь­ную организацию представлял собою Союз реформированных рав­винов, устраивавший свои ежегодные конференции (Central Conference of American Rabbis); с ним соперничал, без большого ус­пеха, Союз ортодоксальных раввинов. Только новое национально­культурное движение являлось залогом сближения отдельных час­тей еврейства, разъединенных влиянием чужих культур. Тут играли важную роль и сионистические и социалистические организации. Начавшееся еще раньше (выше, § 30) еврейское рабочее движение широко развилось в эти годы, когда ежегодно в рабочую массу вли­вались десятки тысяч пришельцев из России. Много рабочих круж­ков объединилось в большой «круг», нечто вроде пролетарского ма­сонского ордена, под названием «Арбейтер-Ринг», который в 1914 году насчитывал около 50 000 членов.

Главным объединяющим фактором был, конечно, общий народ­ный язык выходцев из России, Польши и Румынии — идиш. Десятки ежедневных газет и других периодических изданий на этом языке, выходивших в Нью-Йорке и других больших городах, вводили при­шлую массу в круг новой жизни. К той группе народных писателей, которая выступила в конце XIX века, прибавились новые (драматург Давид Пинский, новеллист Иосиф Опатошу и др.). Слабее разви­валась литература на английском языке. В этой области можно отметить только одно монументальное произведение: первую об­ширную «Еврейскую Энциклопедию», предпринятую еще в конце XIX века (выше, § 30) и законченную в начале XX (The Jewish Encyclopedia, 12 больших томов, Нью-Йорк, 1901-1906). Иници­атором этого предприятия был австрийский публицист Изидор Зингер, который раньше пытался осуществить его в Париже или Лондоне; в Европе не оказалось достаточно богатой для этого издательской фирмы, которая наконец нашлась в Америке (Funk and Wagnalls) и вдобавок субсидировалась банкиром Яковом Шиффом. Была образована редакционная комиссия из американ­ских ученых (С. Адлер, Г. Дейтш, M. Ястров, С. Шехтер, Р. Готтейл, К. Колер, Д. Джекобс, Г. Розенталь и др.), которая сделала все подготовительные работы при помощи редакторов-консультан­тов из Европы. Целая армия сотрудников, преимущественно из

Германии, дала возможность в несколько лет соорудить этот мо­нументальный свод еврейского знания. При всех недостатках, неиз­бежных для первого опыта, и в издании, редактированном вдали от научных центров, «Еврейская Энциклопедия» имела значение круп­ного национального памятника.

Новая диаспора, образовавшаяся вследствие великого пересе­ления конца XIX и начала XX века, имела свой центр в Соединенных Штатах Северной Америки, а периферию — в британских колониях Америки и Южной Африки и в бывших испанских владениях Юж­ной Америки. Среди британских владений на первом плане стояла Канада (§ 32), которая по своей близости к Соединенным Штатам могла бы отвлечь оттуда излишек переселенцев, если бы не обладала двумя особенностями, неблагоприятными для массовой иммиграции: слабое развитие индустрии, затруднявшее превращение мелких ре­месленников и торговцев в участников массового фабричного про­изводства, и неприязненное отношение к евреям со стороны фран­цузской части коренного населения, сосредоточенной в главном пун­кте иммиграции — провинции Квебек с ее столицей Монтреолем. Эти обстоятельства дали себя почувствовать, когда огромная волна эмиграции 1905-го и следующих годов забросила в Канаду более круп­ные группы переселенцев, чем раньше. За одно десятилетие еврейс­кое население Канады увеличилось с 25 000 до 75 000 (при общем населении в семь миллионов); из них значительная часть (около 30 000) устроилась в Монтреоле, который был промышленным цен­тром страны, но вместе с тем и гнездом воинствующего католи­цизма. В этом свободном доминионе Британии французы могли позволять себе ту роскошь клерикальной юдофобии, которая от­нята была у их братьев в тогдашней Франции Комба и Клемансо. Все школы, от низших до высших, находились под опекою като­лического духовенства, которое воспитывало молодежь в духе крайней религиозной нетерпимости. На некоторых улицах в Мон­треоле питомцы иезуитских школ оскорбляли и били прохожих евреев. Католические газеты развивали юдофобскую пропаганду. Лучше было социальное положение евреев в тех канадских провин­циях, где преобладало английское население, — в городах Торонто (22 000 евреев) и Виннипег (12 000), но здесь последствия экономичес­кой конкуренции заставляли местную власть ограничивать иммиг­рацию. Каждого вновь прибывшего переселенца подвергали строго­му медицинскому осмотру и допросу, требовали предъявления заг­раничного паспорта, который часто отсутствовал у беженцев из российского ада, и наличных денег, достаточных для первоначаль­ного устройства. Все это задерживало рост еврейской колониза­ции в Канаде.