Не только погромы и вызванная ими паника гнали евреев из России, но и те легальные удары, которые посыпались на них из щед­рой руки графа Игнатьева. Бывший посол в Константинополе, втя­нувший Россию в турецкую войну, министр Игнатьев перенес при­емы бессовестной дипломатии во внутреннюю политику. Он решил, что для успеха нового реакционного курса и для оправдания позоря­щих Россию эксцессов перед Европой выгоднее свалить всю вину на самих евреев. Старая теория «эксплуатации коренного населения» евреями получила официальную санкцию. Она состояла из двух не­согласованных тезисов: 1) евреи, как торговый класс по преимуще­ству, занимаются непроизводительным трудом и эксплуатируют производительные классы христианского населения, особенно кре­стьян; 2) евреи, «захватив в свои руки торговлю и промышлен­ность» (тут уже признавался и факт большого участия евреев в ремесленном и фабричном производстве), конкурируют с христи­анскими городскими сословиями, которые поэтому расправляют­ся со своими соперниками самосудом. В этом духе был составлен в июле 1881 г. отчет графа Кутайсова, командированного царем на юг России для расследования причин «беспорядков». С чувством облег­чения сообщил этот сановник, что революционная пропаганда не была причастна к возникновению погромов и лишь кое-где револю­ционеры безуспешно пытались использовать уже возникший антиеврейский погром «для возбуждения антиправительственного дви­жения». Причины погромов, по мнению Кутайсова, кроются в самих евреях, которые вызывают «ненависть народа» тем, что они «захва­тили в свои руки всю торговлю и промышленность» и «образовали крупную общественную единицу». На юге «евреи на глазах одного поколения обратились из простых факторов в миллионеров, фабри­кантов и земельных собственников»; в Одессе лучшие дома и лавки переходят в руки евреев. Однако причину роста погромного движе­ния и этот пристрастный ревизор видит в бездействии полиции и войск при самом возникновении погромов. «Взволнованная масса составила себе странное убеждение: если само начальство не оста­навливает нападения на евреев, то, следовательно, оно дозволено; отсюда уже пошли толки, что оно разрешено самим царем, а это раз­решение народ объяснял тем, что евреи — непосредственные винов­ники события 1 марта, что они убили царя».

На основании отчета Кутайсова министр Игнатьев представил царю доклад, в котором доказывал ошибочность либеральной по­литики Александра II в еврейском вопросе. Последние погромы, по его мнению, показали, что евреи воспользовались либеральными реформами только для захвата торговли и промышленности с целью эксплуатации коренного русского населения, которое ответило на это «в прискорбной форме насилий». «Поэтому правительство, по­давив энергично (?) бывшие беспорядки и самоуправство, признает справедливым и неотложным принять не менее энергичные меры к устранению нынешних ненормальных условий, существующих меж­ду коренными жителями и евреями, для ограждения населения от той вредной деятельности евреев, которая, по местным сведениям, вы­звала волнения». Ловкому министру удалось убедить царя, что по­громы были только «народным самосудом» над евреями и что пра­вительство должно заменить этот самосуд своим законным судом.

Следствием этого доклада явилось «высочайшее повеление» 22 августа. В нем говорилось о «ненормальном отношении между коренным населением некоторых губерний и евреями» и предписыва­лось: учредить в губерниях, имеющих значительное еврейское насе­ление, особые комиссии из представителей местных сословий и об­ществ, под председательством губернаторов. Эти комиссии должны выяснить, «какие вообще стороны экономической деятельности ев­реев имеют вредное влияние на быт коренного населения и какие сле­довало бы принять меры для ослабления этого влияния». Таким об­разом, в указе об учреждении комиссий заранее был дан ответ на поставленный вопрос: выяснить «вредное влияние» евреев на эконо­мическую жизнь. То, что еще нужно было доказать, предполагалось уже доказанным, и поручалось только подогнать фактический мате­риал под заключение готового обвинительного акта. Еще ярче вы­разил эту мысль Игнатьев в своем циркуляре к генерал-губернато­рам от 25 августа, где он воспроизвел свой вышеупомянутый доклад царю и твердо установил догму о «вредных для христианского насе­ления последствиях экономической деятельности евреев, их племен­ной замкнутости и религиозном фанатизме».

Так совершилось невероятное: разоренное, ограбленное еврей­ское население, которое имело право предъявить иск к не защитив­шему его правительству, само было предано суду «губернских ко­миссий». Судьями были агенты правительства, губернаторы (в том числе и виновные в допущении погромов) и представители христи­анских сословий по выбору тех же губернаторов. В комиссии допус­кались, только с правом совещательного голоса, по два представите­ля еврейского общества, которые здесь играли роль подсудимых, ибо им приходилось выслушивать сплошные обвинения против евреев и постоянно оправдываться. Всего таких комиссий было 16: в 15 гу­берниях «черты оседлости» (без Царства Польского) и в Харьковс­кой губернии. Комиссиям был дан двухмесячный срок для оконча­ния своих работ и представления результатов министерству. В сен­тябре и октябре 1881 года повсюду происходили заседания этих «гу­бернских комиссий», призванных судить еврейский народ на осно­вании официального обвинительного акта.

Вот как описывает эти заседания хорошо осведомленный со­временник в официальном меморандуме: «В каждой комиссии пер­вое заседание открывалось чтением министерского циркуляра от 25 августа. Чтение это везде одинаково производило сильное впе­чатление в двух направлениях: на членов из крестьянского сосло­вия и на членов из евреев. Первые выносили из слышанного убеж­дение во враждебном настроении правительства к еврейскому насе­лению и в снисходительном отношении его к виновникам беспоряд­ков, вызванных, по заявлению циркуляра, единственно еврейскою эк­сплуатацией коренного населения. Впечатление министерского цир­куляра на членов из евреев было потрясающее. Они увидели в лице своем трехмиллионное еврейское население посаженным на скамью подсудимых, одну часть населения страны преданною суду другой части. И кто же были эти судьи? Не представители, свободно избран­ные всеми сословиями населения, а агенты самой администрации, должностные лица, более или менее подчиненные губернатору. Са­мый же суд был негласный, при отсутствии достаточной защиты обвиняемых или, лучше сказать, наперед осужденных. Положение, принятое председательствовавшими губернаторами, речи преоб­ладавших членов-юдофобов, полные нападок, глумлений и утон­ченных оскорблений, заставляли еврейских членов переносить му­чительную нравственную пытку. Голос их в большом числе ко­миссий был совершенно подавлен и заглушен. Это заставило ев­рейских членов прибегнуть к письменной защите интересов своих соплеменников, ко внесению записок и особых мнений. Однако эти записки и протесты редко где удостаивались прочтения в за­седаниях».

При таких условиях не было ничего удивительного в том, что комиссии составляли свои «приговоры» в духе обвинительного акта, присланного высшею властью. Чиновники упражнялись в невеже­ственных рассуждениях о «духе иудаизма», Талмуде, кагале, нацио­нальной обособленности евреев и предлагали искоренить все это путем полицейских репрессий: уничтожить автономию еврейских общин, закрыть все специальные еврейские училища, подвергать контролю правительства все стороны внутренней жизни евреев. Пред­ставители русского мещанства и крестьян, из которых иные недавно еще содействовали или, по крайней мере, сочувствовали погромам, доказывали экономическую «вредность» евреев и требовали для них ограничений в городских и сельских промыслах, а также в праве жи­тельства вне городов. Однако пять губернских комиссий высказыва­ли еретическую для того времени мысль о необходимости предос­тавить евреям право жительства во всей империи с целью разре­дить слишком густое еврейское население в «черте оседлости». Од­новременно с губернскими комиссиями посылали свои отзывы в Петербург и верховные сатрапы «черты оседлости». Киевский ге­нерал-губернатор Дрентельн, который за допущение погрома в сво­ей резиденции сам подлежал бы уголовному суду, строго осудил весь еврейский народ и требовал репрессивных мер для «ограждения хри­стианского населения от столь надменного племени, религией своею отрицающего сближение с христианами»; нужно противопоставить репрессии «умственному превосходству еврея», которое дает ему пе­ревес в борьбе за существование. Дрентельн предлагал «с целью уменьшения возрастающего еврейского населения способствовать выселению евреев из империи». К концу 1881 года отзывы всех гу­бернских комиссий поступили в министерство внутренних дел, при котором был учрежден «Центральный комитет для рассмотрения еврейского вопроса» (см. дальше, § 16).