Новое вторжение Европы в Азию, как результат той же коло­ниальной политики, разбудило давно заснувшую еврейскую диаспо­ру и в этой части света. Палестина была разбужена и частию обнов­лена усилиями еврейских пионеров; в других провинциях Азиатской Турции — Сирии, Малой Азии, Месопотамии — миссию культурно­го обновления исполняла европейская дипломатия, преследовавшая свои личные выгоды. Щупальца огромного европейского паука — Багдадской железной дороги, строившейся при взаимном соперни­честве Германии и Англии, протягивались уже в это царство угас­шей культуры, к развалинам былого Багдадского Халифата, кото­рый имел столь недостойного преемника в лице Оттоманской импе­рии. Казалось близким время, когда большие, но мертвые еврейские общины Багдада (52 000), Смирны (18 000), Алеппо (15 000), Дамаска (10 000) вспомнят о своей кипучей юности, об автономном вавилон­ском центре, об экзилархах и гаонах, и захотят вернуть былую жизнь. В более отдаленном аравийском Йемене, родине ислама, гонимые мусульманскими фанатиками евреи не захотели дольше терпеть и массами переселялись в страну возрождения — Палестину; «теманим» сделались там батраками в еврейских колониях и чернорабочими в городах, но чувствовали себя счастливыми на родной земле и зара­жались энтузиазмом национального обновления.

Политическое соперничество между Англией и Россией за сфе­ру влияния в Персии привлекло внимание к судьбе евреев в этой стране (их насчитывалось там около 50 000), где они по-прежнему находились в положении изолированных париев. Даже либеральная конституция, вырванная у шаха в 1906 г. и содержавшая обычный пункт о равенстве граждан, не улучшила положения узников ев­рейских кварталов в Тегеране и других городах Персии. Россия не хотела заступиться за евреев, Англия при всем желании не могла это сделать, ибо ей было невыгодно ссориться с персидским пра­вительством, у которого она домогалась преимуществ перед Рос­сией. Зато в сфере своего бесспорного влияния, в Афганистане (18 000 евреев в Кабуле, Герате и других городах), Англия не допус­кала угнетения евреев эмирами и местной администрацией, в то вре­мя как русское правительство в подвластной ему Бухаре и других ханствах Средней Азии отдавала евреев на произвол туземных влас­тей, а приезжавших оттуда во внутренние города империи подверга­ла сугубому бесправию. Богатые еврейские купцы из Бухары делали то же, что бедняки-евреи в Йемене: переселялись в Палестину; но в то время как йеменцы становились батраками и чернорабочими, бу­харцы строили себе красивые дома в Иерусалиме и заняли там один из лучших кварталов.

Далеко заброшенные осколки диаспоры вИндиииКитае еще ждали своего приобщения к целому. В британской Индии (около 20 000 евреев) стояли еще рядом, не смешиваясь, остатки туземных «изра­ильтян» (Beni-Israel), или «черных евреев», и новые пришельцы из Азии и Европы, селившиеся в Бомбее и Калькутте. Еврейская общи­на Бомбея (ок. 12 000) с ее европейскими учреждениями являлась уже окном в западную диаспору. Такую же роль играла маленькая об­щина европейских евреев в Шанхае для затерянных дробей китай­ского еврейства. Частию эти осколки рассеянной нации были уже разысканы (китаизованные евреи в городе Кай-Фунг-Фу), частию могли быть обнаружены в недавно еще замкнутом Китае усилием «Общества для возрождения китайских евреев», учрежденного в Шанхае в 1900 году.

Ныне, спустя почти четверть века от начала последней миро­вой войны, нельзя еще считать законченным вызванный ею кризис в истории человечества. Если в первое десятилетие после заключения мира можно было верить в замирение народов и радоваться союзу их в Лиге Наций, то в следующее десятилетие на горизонте показал­ся призрак раздора, могущего привести к новым внешним и внут­ренним войнам и снова зажечь пожар мировой войны. На Европу надвигается страшная реакция, уже начавшаяся в некоторых стра­нах и грозящая уничтожением всех прогрессивных идеалов XIX века. После утвердившейся в России левой диктатуры, нанесшей удар сво­бодной демократии, возникает на Западе правая диктатура, откры­то объявляющая войну принципам Декларации прав человека и граж­данина, которые считались синайскими заповедями новой Европы. Это должно было фатально отразиться и на судьбе еврейства. После завершения эмансипации в силу данных Лигой Наций гарантий прав национальных меньшинств наступила в Германии небывало острая антисемитская реакция с лозунгом контрэмансипации, и оттуда она распространяется эпидемически в ряде европейских стран.

При таких резких колебаниях мировой динамики еще рано писать историю последних десятилетий, а можно только схемати­чески отмечать ее основные линии, точнее — зигзаги, как руко­водство современника для будущего историка. Я тем более дол­жен это сделать, так как в ходе событий последней четверти века нахожу черты, позволяющие включить ее в рамки моей системы новейшей еврейской истории, которая состоит из смены эпох эман­сипации и реакции. В порядке общего обзора мы в настоящем эпи­логе проследим следующие три момента: 1) шестилетие войны и мира (1914-1920), со включением Гражданской войны в России; 2) двадцатые годы, время формальной «третьей эмансипации» в странах с национальными меньшинствами, права которых га­рантированы Лигой Наций; 3) тридцатые годы, время «третьей реакции» в форме открытой или замаскированной контрэмансипа­ции.

Я сначала не думал довести настоящий обзор до самых после­дних дней, но именно в эти дни, в первую четверть 1938 года, про­изошли события, которые ярко освещают шествие новейшей реак­ции, и я не мог не включить их в эпилог. С другой стороны, еврейс­кий историк не мог не довести читателя до порога «еврейского госу­дарства» в Палестине, хоть и гадательного, у которого мы в данный момент стоим.

Апрель 1938.

В течение многих лет европейские правительства уверяли, что они вооружаются и «готовятся к войне, потому что желают мира», а кончили тем, что подготовили самую страшную из всех когда-либо бывших войн. Политика империализма и милитаризма превратила Европу в пороховой погреб, который зажегся от одной искры: авст­ро-сербского конфликта. В августе 1914 г. пять государств в двух коалициях (германо-австрийская и франко-русская в союзе с Анг­лией) повели между собою истребительную войну, и еще больше государств втянулось в эту войну впоследствии. За четыре года войны еврейский народ выставил на всех фронтах полтора мил­лиона солдат. Братья воевали с братьями в различных армиях. Эту трагедию диаспоры, никогда еще не пережитую в таких размерах, увековечил жуткий народный рассказ: еврейский солдат русской армии, заколовший в штыковой атаке солдата из австрийской ар­мии, лишился рассудка, когда услышал вопль умирающего: «Слу­шай, Израиль!»

Мобилизация в Германии сопровождалась патриотическими манифестациями и записью добровольцев. Тут и евреи выказали мно­го усердия. Военный психоз толкал в ряды армии людей разных партий и классов: ассимилированных и сионистов, детей буржуазии и социалистов. Многие искренно верили, что совершают нацио­нальный подвиг, разрушая Россию, страну погромов. Железные кре­сты за храбрость и производство отличившихся в офицеры вооду­шевляли еврейских воинов. Назначение раввинов при армии (фельд-раббинер) наряду с военными духовниками христианских исповеда­ний, это признание равноценности евреев в смерти, казалось задат­ком на признание их равноценности в жизни. Вслед за известным патриотическим манифестом профессоров германских университе­тов выступил и еврейский профессор Герман Коген с тяжелой фило­софской артиллерией на защиту германского милитаризма. В двух своих брошюрах («Detschtum und Judentum», 1915-1916) он старал­ся установить тесное духовное родство между иудаизмом и герма­низмом. Этот член идеальной нации Канта как будто не замечал ее реального антипода: нации Вильгельма, члены которой даже на фрон­те напоминали евреям о бесцельности их жертв. Антисемитизм, яв­ный или затаенный, был неискореним в прусской офицерской сре­де. Тут раздавались голоса, требовавшие особой переписи евреев в действующей армии с целью доказать уклонение еврейского на­селения от повинности крови, и в 1916 году правительство долж­но было уступить этому обидному требованию. А между тем гер­манское еврейство принесло Молоху войны 12 000 жертв, павших на полях битвы.