§ 26 Англия, Голландия, Бельгия, Италия, Швейцария и Скандинавия
Кроме Франции, имевшей свой антисемитический эпизод во время «дела Дрейфуса», все прочие малые центры еврейства в Западной Европе не знали антисемитизма как организованного политического движения. Группы евреев в этих странах[18] переживали период затишья после бурной эпохи эмансипации. О них можно было бы сказать: «Счастливы народы, не имеющие истории»; печально
В Англии пролетела тень антисемитизма в те годы, когда это движение поднялось в Германии. В ту пору либеральная партия Гладстона была недовольна «изменою» своих еврейских попутчиков, перешедших на сторону консервативного правительства Дизраэли-Биконсфильда (том II, § 51). Евреев обвиняли в сочувствии туркофильской политике Биконсфильда, который помешал России разгромить Турцию в войне 1877 года под предлогом освобождения балканских славян. В этом видели какой-то заговор семитского Востока против христианского Запада, и даже сам Гладстон заговорил о «недостатке гражданственности» у евреев («Hebrew incivism»). Нашелся в Англии и свой Трейчке, профессор Голдвин Смит, который вслед за своим германским коллегой напечатал ряд антисемитских статей в лондонском журнале «Nineteenth Century» (1881-1883). Однако в политических кругах этот антисемитский налет сошел, как только улеглись партийные страсти и евреи после смерти Биконсфильда (апрель 1881) вернулись в лоно либеральной партии. Англия все же была единственною страною в Европе, которая в 1882 и 1890 годах допустила бурные митинги протеста против преследований евреев в России, хотя это было связано с дипломатическими неприятностями для английского правительства (выше, § 15 и 18). Когда осенью 1883 года по случаю празднования четырехсотлетия рождения Лютера в Лондон приехал германский придворный пастор и вождь антисемитов Штеккер с намерением выступить на митинге в городском доме, лондонский лорд-мэр отменил данное им разрешение на устройство митинга. В письме к устроителям собрания он объяснил, что «мистер Штеккер принадлежит к тем людям, которым ни один лорд-мэр не мог бы дозволить говорить в городском доме, в Сити, где живет много почтенных еврейских граждан».
Социальное положение английских евреев заставляло всякое правительство считаться с ними. Нередко почетный пост лондонского лорд-мэра, хозяина гордой столицы Британии, занимали по выборам лица из высшего еврейского общества. При дворе королевы Виктории оказывалось большое внимание еврейской аристократии, во главе которой стояли Монтефиоре, Ротшильды и другие представители сефардских и ашкеназских родов. В 1885 г. вступил в палату лордов первый еврей, барон Натаниель Ротшильд, возведенный королевой в звание пэра Англии. Позже членами той же палаты состояли барон Вормс, председатель «Англо-еврейской ассоциации» и бывший министр торговли в кабинете Гладстона, и другие; они прибавляли к своим родовым именам титульные фамилии пэров (Вормс — лорд Pirbright) и, видимо, очень гордились этими званиями, пережитками старой Англии. Число депутатов-евреев в нижней палате постоянно возрастало: к концу века там заседали 12 таких избранников английского населения. Из них один только Самуил Монтэгю, избиравшийся в густо населенном евреями квартале Лондона, Уайтчепеле, мог считаться еврейским представителем. Консервативный в религиозных делах, Монтэгю был в парламенте видным членом либеральной партии и часто выступал в нижней палате по финансовым вопросам. Некоторые из еврейских политических деятелей занимали посты «секретарей» или министров в различных кабинетах. Евреи назначались иногда и на высокие административные посты. Многие достигали в армии высших офицерских чинов. Общественное слияние евреев с англичанами сопровождалось иногда и семейным сближением. Случаи смешанных браков участились, хотя и не в таких размерах, как в Германии. В высшем обществе было несколько таких случаев, причем вступавшие в брак сохраняли свою религию, но дети их становились христианами. Так было, например, в браке дочери Ротшильда с лордом Розберри, известным политическим деятелем. Этот процесс слияния, проникая в средние слои общества, привел бы с течением времени к печальным результатам, если бы с 80-х годов в Великобританию не направлялся постоянный поток эмигрантов из России, Польши и Румынии, который приобщал ее островную еврейскую колонию к большому еврейскому континенту с его волнениями, горестями и рожденными в муках национальными идеалами.
Начиная с лета 1881 года жители Лондона и больших портовых городов Англии наблюдали ежегодно обычную картину: из далекой России прибывали группы эмигрантов, гонимых из родины погромами и бесправием. Большая часть их направлялась дальше, в Америку, но отдельные группы оставались в Англии, преимущественно в Лондоне. За последние два десятилетия XIX века в одном Лондоне поселилось до 50 000 эмигрантов. Они ютились в восточных частях города (East End), в кварталах Степней и Уайтчепель (Whitechapel), гнездах столичной бедноты. С течением времени здесь образовалась однородная еврейская община, которая отличалась от общины западной части Лондона языком (идиш), нравами и социально-экономическим положением. То была типичная община российской «черты еврейской оседлости». Большая часть этой пришлой массы состояла из ремесленников — портных, сапожников и столяров, которые либо заводили собственные мастерские, либо работали в чужих заведениях при очень тяжелых условиях. Наемные рабочие жестоко эксплуатировались хозяевами-работодателями, которые произвольно удлиняли рабочий день, давали очень низкую заработную плату и, как тогда выражались, «выжимали пот» из своих работников (sweating system). Другая часть эмигрантов занималась мелкою торговлею, но многие с течением времени наживались и основывали большие торговые заведения. Меньшие эмигрантские колонии образовались в других промышленных городах Англии: Манчестере, Лидсе, Ливерпуле, Гласгове, Бирмингаме; здесь торговля была более развита среди пришельцев, чем ремесло. К началу XX века численность евреев в Англии (без колоний) достигала 200 000, то есть увеличилась за 20 лет в три раза; около половины этого населения сосредоточивалось в Лондоне. Это сильно изменило физиономию английского еврейства. Среди разбросанных, смешанных с христианским обществом групп сефардов и ашкеназов появились сплошные еврейские острова. В Лондоне особенно бросался в глаза этот контраст между англизированным Вест-Эндом и самобытным Ист-Эндом. Сначала между обеими общинами установились отношения на почве благотворительности: богатый Вест-Энд заботился о помощи бедствующим поселенцам Ист-Энда, еще не успевшим приискать себе работу или зарабатывавшим слишком мало на жизнь. Этим занимались общинный совет представителей синагог и особый «Русско-еврейский комитет» (Russo-jewish Committee). Затем усилилась опека культурная, забота о распространении английской речи среди переселенцев и приспособлении их к
местным условиям. Дети пришельцев обучались в устроенных для них народных школах английского типа (Jews’ Free School), а взрослые посещали вечерние курсы изучения английского языка.
В колонии Восточного Лондона образовалась значительная социалистическая группа, руководимая политическими эмигрантами из России Морисом Винчевским и Филиппом Кранцом (Ромбро). Был восстановлен распавшийся «Союз еврейских рабочих», некогда организованный Либерманом (том II, § 47), и учрежден особый рабочий клуб. Под руководством Кранца и Винчевского издавался с 1885 года журнал на идише под названием «Дэр Арбайтер-Фрайнд», где проводились и социалистические и анархические идеи в духе германского анархиста Иогана Моста, жившего перед тем в Лондоне. Еврейский рабочий клуб устраивал иногда антирелигиозные демонстрации, как, например, публичные обеды в пост Иом-Кипура, что приводило к столкновениям с ортодоксами и лондонским раввинатом. Борьба «отцов» и «детей» в лондонском гетто была в полном разгаре.
