Правительство было недовольно появлением страшной тени 1881 года, которая придавала еще более зловещую окраску политике легального погрома, тревожившей Западную Европу. В октябре официозному «Гражданину» пришлось напечатать сообщение из Берлина: «Вчера (15 октября) на бирже господствовало угнетен­ное настроение, и наши ценности были в понижении, вследствие вновь появившихся слухов о готовящихся будто бы мерах против евреев». Газета объясняла, что эти слухи совершенно ложны, ибо «в настоя­щее время на шее наших правительственных ведомств висят такие неотложные вопросы первостепенной государственной важности (неурожай и голод в большей части России), что им едва ли есть вре­мя заниматься такими вопросами, как еврейский, требующий зрело­го обсуждения и постепенности в действиях». В действительности пра­вительство продолжало заниматься еврейским вопросом, но к обыч­ным способам его решения оно теперь прибавило новый: поощре­ние эмиграции. Скоро изумленный мир узнал, что русское правитель­ство ведет переговоры с еврейским филантропом о выводе из России трех миллионов евреев.

Оставленная со времени ухода графа Игнатьева мысль о поощ­рении эмиграции евреев из России вновь привлекла внимание пра­вительства в конце 80-х годов. В Петербурге с удовольствием читали доклады губернаторов «черты оседлости» о постепенном увеличении числа еврейских эмигрантов (с 15 000 ежегодно в середине 80-х годов оно к концу их дошло до 30 000). Но для российских фараонов этот темп исхода все-таки казался слишком медленным: они мечтали о такой эмиграции, которая отняла бы не только естественный при­рост, но и заметно уменьшила бы абсолютное число еврейского на­селения. Эта приятная перспектива улыбнулась им в 1891 году, когда с одной стороны административный террор и московский эдикт выгнали из страны до ста тысяч человек, а с другой барон Мориц Гирш предложил организовать такую эмиграцию, которая в течение 25 лет сократила бы на две трети численность евреев в России. Этот немецко-еврейский филантроп сначала попытался употребить свои капиталы на улучшение хозяйственного положе­ния евреев в самой России. В 1888 г. он ассигновал 50 миллионов франков на устройство в «черте оседлости» профессиональных школ, ремесленных мастерских и земледельческих ферм для евре­ев. Но в Петербурге, где вовсе не заботились о привлечении евре­ев к производительному труду, уполномоченным барона Гирша поставили неприемлемое условие: чтобы деньги были переданы не еврейским учреждениям, а правительству для употребления по своему усмотрению. По дурному совету официальных ходатаев была сделана попытка добиться согласия через Победоносцева, которому из фонда Гирша поднесли пожертвование в миллион фран­ков в пользу его излюбленных церковно-приходских школ; дар был принят, но гиршевское предложение все-таки было отклонено. Таким образом, русские евреи лишились возможности готовить своих де­тей к производительному труду в образцовых школах, а миллион еврейских денег пошел на умножение поповских школ, рассадников православного фанатизма.

Щедрому филантропу стало ясно, что его помощь русским ев­реям может выразиться в устройстве их не на родине, а вне ее — в организации переселения. Гирш обратил внимание на начавшееся в 1889 г. переселение некоторых групп русско-еврейских эмигрантов в Аргентину, где им после неимоверных бедствий удалось основать пару земледельческих колоний. Барон послал в Аргентину экспеди­цию под руководством швейцарского профессора-гигиениста Левен­таля для исследования страны и приискания пунктов колонизации. Экспедиция вернулась в марте 1891 г., и Гирш решил приступить к закупке намеченных в Аргентине участков. Но раньше нужно было урегулировать дело в России: составлять группы колонистов и пла­номерно переселять их при поддержке правительства. Для этой цели Гирш послал в Петербург своего уполномоченного, англичанина Арнольда Уайта (White), члена парламента, принадлежавшего к груп­пе антиалионистов, т. е. противников чужестранной иммиграции в Англию, вредящей интересам туземных рабочих. В мае Уайт прибыл в Петербург и был принят Победоносцевым и некоторыми министра­ми. Это было в разгар московского выселения, когда в Европе и Америке раздавались негодующие крики по адресу русского прави­тельства, а последнее было раздражено и этими протестами, и отка­зом Ротшильда от участия в займе. Всю свою досаду петербургские сановники излили в беседах с делегатом барона Гирша. Уайт рас­сказывал, что в этих кругах ему рисовали тип русского еврея как «смесь мошенника и ростовщика»; в беседе с Уайтом Победонос­цев злобно заметил: «Еврей — паразит; удалите его из живого орга­низма, внутри которого и на счет которого он живет, и пересади­те его на скалу — и он погибнет». Оправдав таким образом перед знатным иностранцем свою систему измора пяти миллионов «пара­зитов», русские министры охотно изъявили готовность содейство­вать их удалению из России, но не иначе как большими массами. Затем Победоносцев и министр внутренних дел дали Уайту реко­мендательные письма к губернаторам в провинции, куда лондон­ский делегат отправился для ознакомления с живым материалом экспорта.

Уайт посетил Москву, Киев, Бердичев, Одессу, Херсон и еврей­ские земледельческие колонии юга России. Присмотревшись к еврей­скому быту, англичанин убедился, что нарисованный ему в Петер­бурге тип еврея «существует только в сознании некоторых православ­ных государственных деятелей, но не имеет реального бытия». Везде встречал он людей трезвых, трудолюбивых, предприимчивых тор­говцев, хороших ремесленников, среди которых физическая слабость являлась только результатом недостаточного питания. Посещение южных колоний убедило его в способности евреев к земледелию. «Если, — писал он в своем отчете, — нравственное мужество, терпе­ние, умеренность составляют хорошие качества, то евреи — отлич­ный народ. Такой народ, при мудром руководстве, предназначен вся­кую хорошо организованную колонизацию превратить в плодотвор­ную, все равно — будет ли она в Аргентине, Сибири или Южной Африке». В таком смысле Уайт по возвращении в Лондон предста­вил доклад барону Гиршу, причем заявил, что содействие русского правительства делу эмиграции должно выразиться в разрешении устроить в России переселенческие комитеты, в освобождении эмиг­рантов от паспортной подати и предоставлении им дарового проез­да до границы.

Весть о готовности русского фараона отпустить израильтян из своей страны произвела за границею сильное впечатление. Доклад Уайта, обсужденный бароном Гиршем вместе с еврейскими нотабля­ми Западной Европы, привел к решению учредить Еврейское коло­низационное общество для массовой колонизации Аргентины и дру­гих стран Америки. Осенью 1891 г. оно было учреждено в Лондоне под именем Jewish Colonisation Association (J. С. А.), в виде акцио­нерного общества с основным капиталом в два миллиона фунтов, из которых почти на всю сумму подписался барон Гирш. Уайт снова поехал в Петербург, чтобы исходатайствовать открытие пересе­ленческих комитетов и льготы для эмигрантов. Зная настроение русских правящих сфер, английский делегат раскрыл пред ними следующий грандиозный план: Колонизационное общество наме­рено вывезти в Аргентину в 1892 г. 25 тысяч евреев, а затем еже­годно прогрессивно увеличивать число выселенцев с таким расче­том, чтобы в течение 25 лет было выведено из России три с чет­вертью миллиона евреев. Эта блестящая перспектива исхода Из­раиля сильно обрадовала египетских сановников. Правительство разрешило учредить в России Еврейское колонизационное обще­ство с центральным комитетом в Петербурге и отделениями в про­винции (май 1892). Эмигрантам были обещаны выдача бесплатных выходных свидетельств и освобождение от воинской повинности, но с условием, что они покинут Россию навсегда.

Между тем как в Петербурге готовились к урегулированию эмиг­рации, паническое бегство из России продолжалось. Российские го­нения, с одной стороны, и преувеличенные слухи о благодеяниях ба­рона Гирша, с другой, срывали с мест десятки тысяч людей. Эмиг­ранты огромными массами скоплялись в Берлине, Гамбурге, Ант­верпене, Лондоне, ожидая немедленной отправки в Соединенные Штаты или в аргентинские колонии. Повсюду учреждались комите­ты помощи бедствующим выходцам, но отправлять всех не было никакой возможности, особенно в Аргентину, где купленные баро­ном Гиршем большие пространства земли еще не были готовы к при­ему колонистов. Барон Гирш вынужден был обратиться ко всем об­щинам с воззванием — остановить на время этот беспорядочный людской поток. Скоро выяснилась полная неосуществимость мечты Гирша — при помощи миллионов рублей постепенно переселить из России миллионы людей. Когда после долгих сборов началась от­правка колонистов в Аргентину, предположенная для первого года цифра переселенцев превратилась из 25 000 приблизительно в 2500. Вообще за первые три года (1892-1894) в Аргентину переселилось до 6000 человек, из которых около половины осталось в столице рес­публики Буэнос-Айресе, а другая половина устроилась в колониях (дальше, § 32). Главный поток эмиграции шел по-прежнему стихий­но в Северную Америку (дальше, § 30). В одни Соединенные Штаты тревожный 1891 год выбросил 118 тысяч эмигрантов, из которых 42 тысячи успели переехать в том же году, а 76 тысяч, застрявшие в пути в разных центрах Европы, переселились в следующем году. Даже Па­лестина, куда ежегодно направлялись небольшие группы пионеров колонизации, испытала на себе эмиграционный штурм 1891 года (дальше, §31).