Возбужденное этой агитацией, общество возмущалось нереши­тельностью военного министра Мерсье, который сомневался в ви­новности Дрейфуса и медлил с преданием его суду. Под этим давле­нием министр, боявшийся испортить свою служебную карьеру, ре­шил предать Дрейфуса военному суду. Во время разбора дела в суде членам его была подсунута пачка документов («секретное досье»), будто бы уличающих подсудимого; между ними находилась похи­щенная из германского посольства заметка, где говорилось о полу­чении плана укрепления Ниццы при помощи «канальи Д.» («ce canaille de D.»), и военных судей старались убедить, что этой начальной буквой обозначен Дрейфус. Все было подстроено так, чтобы суд вынес Дрейфусу, упорно отрицавшему свою вину, обвинительный приговор. Признанный виновным в государственной измене, Дрей­фус был приговорен к публичному разжалованию (degradation) и бессрочному заключению (22 декабря 1894). Церемония разжало­вания совершилась при большом стечении народа на Марсовом Поле в Париже. Когда был прочитан приговор суда об исключе­нии «изменника» из армии, Дрейфус воскликнул: «Вы осудили не­винного. Да здравствует Франция, да здравствует армия!» Он про­должал выкрикивать эти слова, когда офицер срывал с него эпо­леты и ломал шпагу над его головою, а разъяренная толпа крича­ла: «Смерть изменнику!» В угоду толпе власти делали все возмож­ное, чтобы превратить пожизненное заключение осужденного в длительную смертную казнь. Дрейфуса отправили за океан, на один из островов Французской Гвианы (Кайенна) в Южной Аме­рике, который вследствие своего губительного климата назывался «Чертов остров» (île du Diable). Жена Дрейфуса хотела последовать за ним в ссылку, но ей, вопреки закону, отказали в этом. Оторван­ный от мира, подавленный презрением целой нации, у которой он искал славы, Дрейфус был как бы заживо погребен на пустынном, скалистом острове посреди океана.

Тяжело было положение французских евреев после осуждения Дрейфуса. Клеймо презрения, наложенное на одного человека, лег­ло на всех его соплеменников. Антисемиты и клерикалы приобрели твердую почву под ногами. Они теперь могли клеветать сколько угод­но в публичных собраниях, с парламентской трибуны и в печати. Они требовали удаления евреев от государственной службы, готовясь постепенно добиться полной отмены гражданского равноправия. «Изменник Дрейфус» стал в этих кругах общества синонимом еврея вообще. Само французское еврейство, национально обезоруженное долгим процессом ассимиляции, не могло противопоставить своим врагам организованную общественную силу. Только реабилитация осужденного могла изменить отношения французов к еврейству, но путь к этому был чрезвычайно труден, ибо восстановить честь не­винно пострадавшего значило бы разоблачить махинации генераль­ного штаба и военного министерства, т. е. поколебать престиж Фран­ции перед иностранцами — перед союзной Россией и враждебной тройственной коалицией. И действительно, когда после двухлет­него томления узника на Чертовом острове началась борьба за пе­ресмотр его дела, в стране поднялась такая политическая буря, которая не раз грозила крайнею опасностью всему французскому еврейству.

Среди офицеров французского генерального штаба нашелся один честный человек, который решился распутать клубок лжи и подделок, опутавший дело Дрейфуса. Назначенный начальником разведочного бюро в 1896 году, полковник Пикар (Picquart) ознако­мился с содержанием того «секретного досье», которое было тайно предъявлено суду перед осуждением Дрейфуса, и убедился, что там нет никаких подлинных документов, уличающих осужденного. В то же время Пикару удалось напасть на след действительного преступ­ника. Была перехвачена городская телеграмма, адресованная воен­ным агентом германского посольства на имя французского майора Эстергази (Esterhazy) и свидетельствовавшая о причастности после­днего к делу шпионажа. Вскоре выяснилось, что и «бордеро» есть дело рук этого беспутного офицера, который издавна продавал аген­там иностранных государств секретные документы французского военного министерства. Вопрос заключался в том, был ли Эстергази единственным шпионом, или Дрейфус был его соучастником. Пикар уже был на пути к выяснению невиновности еврейского капитана, но встретил на этом пути отчаянное сопротивление со стороны свое­го помощника по бюро разведок, коменданта Анри (Henry), прияте­ля Эстергази и сочинителя тех подлогов, которые привели к осужде­нию Дрейфуса. Выяснение вины Эстергази могло бы погубить само­го Анри, и он для устранения опасности прибег к новой подделке и закулисному воздействию на бульварную прессу. В одной газете по­явилось известие, что в главном штабе имеется еще один тайный до­кумент, где фамилия Дрейфус обозначена полностью в связи с актом измены. В ответ на это еврейский публицист Бернар Лазар, со­трудник парижских прогрессивных журналов, опубликовал брошю­ру («La vérité sur l’affaire Dreyfus», 1896), в которой доказывал, что никаких подлинных документов, изобличающих Дрейфуса, в ге­неральном штабе нет и что само предъявление подобных апокри­фов военному суду без ведома подсудимого и его защитника было грубым нарушением закона. Тут и многие из политических деяте­лей стали догадываться, что в деле Дрейфуса что-то неладно. Чес­тные депутаты парламента и публицисты стали доискиваться прав­ды, которая грозила большими неприятностями деятелям военно­го ведомства и реакционных партий. Началась ожесточенная борь­ба в парламенте, обществе и печати между шовинистами-антисеми­тами и ревизионистами, или «дрейфусарами», сторонниками пере­смотра судебного процесса.

Три года (1896-1899) длилась эта борьба вокруг «дела» («l’affaire»), ставшего центральным политическим вопросом Фран­ции, принципиальным спором между республиканцами и реакцио­нерами, между гуманистами и «националистами». Министерства со­ставлялись и падали в связи с перипетиями «дела»: особенно часто менялись военные министры. Спасая репутацию своего ведомства, военные министры прибавляли к старым обманам новые. Военные власти вели следствие против Эстергази так, что этот заведомый шпион был оправдан судом (январь 1898). Против этой позорной политики поднял свой голос популярный писатель Франции, изоб­разитель ее современного быта, Эмиль Золя. Он опубликовал в га­зетах резкий протест в виде письма на имя президента республики Фора (Faure) под заглавием «Я обвиняю» («J’accuse»). Золя обвинял министров, генералов и военных судей в ««совершении величайшего преступления против человечности», жертвою которого является не­винный узник Чертова острова. «Я обвиняю, — писал Золя, — пер­вый военный суд в нарушении закона, в осуждении обвиняемого (Дрейфуса) на основании секретного документа. Я обвиняю второй военный суд в том, что он прикрыл это беззаконие и в свою очередь совершил преступление, оправдав заведомого преступника (Эстергази)». Протест Золя произвел в стране огромное впечатление. На скамью подсудимых было посажено все военное ведомство, идол ми­литаристической Франции. Золя был предан суду присяжных и при­говорен за оскорбление военного суда к тюремному заключению на год с уплатою штрафа; кассационный суд утвердил этот приговор, и формально не мог иначе поступить: романист бросил людям обви­нение в подделке документов, не имея возможности это доказать, так как секретные документы находились в руках самих обвиняемых и, как военная тайна, не подлежали оглашению. После приговора суда Золя бежал в Англию, чтобы не доставить новой радости вра­гам правды и выжидать вдали от Парижа исполнения своего про­рочества: «Правда идет, и ничто ее не остановит» (La vérité est en marche etc.).

Вся тяжесть борьбы за правду легла теперь на полковника Пи­кара. За первые свои попытки в деле разоблачения патриотических подлогов он подвергся гонениям от своего военного начальства, но все-таки продолжал свою работу. В открытом письме на имя пре­мьер-министра Бриссона он изъявил готовность доказать, что тай­ный документ о «шпионе-еврее» сфабрикован в генеральном шта­бе, а запись о «каналье Д.» относится не к Дрейфусу, а к другому лицу. Но доказательства Пикара не хотели слушать в военном ми­нистерстве и предпочли упрятать искателя правды в тюрьму... Между тем произошло событие, которое поколебало антидрейфу­са рскую позицию даже в военных кругах. Главный подделыватель Анри вынужден был сознаться перед своим начальником Буадефром, что документ о «шпионе-еврее» им подделан ради патриоти­ческой цели — спасения чести армии. Заключенный в тюрьму Анри, предвидя раскрытие других своих подлогов, перерезал себе горло бритвою и умер (31 августа 1898). В то же время бежал за границу и Эстергази, которому теперь грозила опасность замес­тить Дрейфуса на Чертовом острове. Всем честным людям стало ясно, что пересмотр дела Дрейфуса неизбежен, но прежде, чем это было достигнуто, французским евреям пришлось пережить еще немало тревог.