Коста остановился на пороге, оглядывая посетителей и стараясь угадать, кто же из них Любов. Разгоряченные, опухшие от пьянства лица, мутные глаза, отвисшие губы, — все люди казались похожими друг на друга, видно, не один час провели в этом подвале.

Коста присел за свободный столик, и тут же к нему услужливо подскочил толстый румяный мужчина в полотняной косоворотке и фартуке, давно утратившем свою природную белизну.

— К вашим услугам, князь! — заискивающе проговорил он, тяжело дыша, и тут же на лице его возникла привычная, ничего не выражающая любезная улыбка.

— Мне бы купца Любова… Можешь подать? — пошутил Коста, не отрекаясь от княжеского титула, так неожиданно присвоенного ему хозяином духана. «Князь так князь, — усмехнувшись про себя, подумал он. — А вдруг и это пригодится?»

— Очень сожалеем, но подать господина Любова никак не можем, — подхватил шутку духанщик. — Не поднять, отяжелели — вторые сутки кутят!

Коста на минутку задумался. Как бы завязать знакомство? Может, с пьяным-то проще?

Духанщик явно торопил Коста, старательно перечисляя названия вин и блюд и обмахивая стол несвежей салфеткой.

— Так что же прикажете, князь? Шашлык? Харчо? Люля?

Надо было принимать решение. Коста заговорил медленно, с достоинством:

— Вот что, мой дорогой. Отнеси-ка ты на тот стол привет купцу Любову от князя Кавказского: бутылку шампанского и шашлык на вертеле. А потом и меня угостишь! Только живо!

Духанщик исчез.

«По горскому обычаю такие дары незнакомым людям, да к тому же подлецам, не посылают, — мысленно оправдывал себя Коста. — Ну да ради Бориса и согрешить можно!»

А гармонь все рыдала, и пьяный хор разноголосо и протяжно тянул одну песню за другой. Сизый табачный дым слоисто висел в воздухе. Коста задыхался — он не терпел табачного духа. А тут еще жирная рыбья вонь, которой насквозь пропитано все в поселке — стены и камни, земля и небо.

В какой-то момент ему захотелось бросить все и уйти из этого полутемного, грязного духана, уйти и не видеть пьяных морд, не слышать визга гармошки и разноголосого воя. Но нет, он должен, он обязан познакомиться с купцом — иного выхода нет.

Вдруг песня неожиданно смолкла, и тут же утихла гармонь. Краснощекий человек, запустив грязную пятерню в густую рыжую бороду, стоя во главе стола, пропел густым басом:

— Налей, налей бокалы полней!

И, словно исполняя его приказ, к столу ловко подскочил духанщик, высоко держа над головой бутылки шампанского и шипящий, поджаристый шашлык.

— Почетный бокал вашей светлости! — громко и торжественно возгласил он.

— От кого? — прервав пение, строго пробасил рыжебородый.

Духанщик почтительно повел глазом в сторону Коста.

— Что еще за. дикарь? — рыжебородый окинул Коста презрительным пьяным взглядом.

— Князь Кавказский, важная персона. Приезжий… — угодливо залепетал духанщик.

Коста повернул голову и увидел, что рыжебородый приветливо кивает ему. Важно и даже несколько пренебрежительно, как и подобало бы князю, он кивнул, в ответ.

Любов вышел из-за стола и с бутылкой в руках, пошатываясь, широким шагом направился к Коста. В его высокой широкоплечей, фигуре чувствовалась незаурядная сила, лицо же, напротив, казалось безвольным и рыхлым. Протянув Коста красную руку с короткими толстыми пальцами, он пробасил: — Любов! Чеченоостровский купец.

— Князь Кавказский, — Коста лениво поднялся и небрежно протянул руку.

Любов крепко пожал ее.

— Рад познакомиться, ваша светлость. Люблю аристократов, хоть и чванливы, мерзавцы…

— Ты пьян, и потому я прощаю тебя, — великодушно ответил Коста, изобразив на лице брезгливую гримасу. И вдруг добавил: — А вот кто больший мерзавец — князь или купец — это еще вопрос!

— Князь, князь, батенька! — торопливо-добродушно перебил его Любов, не замечая в голосе Коста издевки. — Кто нашего брата, купца, теснит? Князья да графья. А мы, работяги, Россию-матушку кормим…

— Что ж, кормилец, ссориться мы сюда пришли? Или, может, по душам поговорим? — миролюбиво спросил Коста.

— По душам, братец, по душам! — обрадовался Любов. — Ну, за мир и знакомство! А ты из каких князей будешь, запамятовал я…

Лицо Коста стало непроницаемым. «Кто кого обдурит?» — мысленно усмехнулся он, невольно поддаваясь азарту затеянной игры. И ответил вопросом на вопрос:

— Неужто не запомнили? Князь Кавказский! Может, читаете газету «Северный Кавказ»? Довольно часто я печатаю в ней свои статьи… Так и подписываюсь — «Князь Кавказский».

И вдруг произошло то, чего Коста никак не ожидал от пьяного Любова. На мгновение тот задумался, поскреб пятерней рыжую бороду, словно припоминая что-то очень важное. Потом поставил на стол бутылку, которую до сих пор не выпускал из рук, и спросил неожиданно протрезвевшим голосом:

— Так ты и есть тот самый просвещенный князь Кавказский, что в газетах пишет? — Он посмотрел на Коста так, будто давно, очень давно знал его, но забыл и сейчас старается припомнить каждую черточку его лица.

— Тот самый! — ответил Коста, не зная, радоваться ли осведомленности купца или опасаться ее. — А вы читаете газету «Северный Кавказ»?

— И-и, братец, как не читать! — воскликнул Лю-бов. — Всем в ней достается — и помещику, и князю, и нашему брату — купцу. Маленькая газетенка, а смелая, мерзавка! Князь Кавказский, значит… ну-ну… Добре сочиняешь! — уважительно добавил он и неожиданно так стиснул Коста в пьяных объятиях, что у того дыхание перехватило. — Сочинил бы ты, голубчик, и про меня сочинение — заплачу сколько скажешь. А то что это получается? За границей меня за мой добрый товар человеком почитают, а от царя-батюшки Любов и слова доброго не слышит.

— Сядем-ка лучше да потолкуем о деле, — дружелюбно сказал Коста, указывая на остывающий шашлык.

Была уже полночь, когда матросы катера «Любов и сыновья» вынесли гуляку-купца из духана «Киз-лярское вино». «Дружеская» беседа Коста с Любовым окончилась тем, что Любов пригласил его погостить на острове Чечень. И теперь Коста помогал матросам тащить мертвецки пьяного купца на судно. Только бы не помешали охранники!

Но вот наконец и причал. Острый взгляд Коста приметил две черные фигуры жандармов. Они быстро приближались к катеру. Коста ускорил шаг и негромко скомандовал:

— На борт! Заводи моторы! Нести осторожно! Не будить!

Жандармы уже подходили к судну, когда один из матросов ловко прыгнул на палубу и сказал что-то команде. Появился трап.

— Кого тащите? — прокричал жандарм, приложив руку к козырьку. Но матросы не отвечали. Только Коста небрежно сказал:

— Или не знаете кого? Купца Любова. С другом встретился, на радостях захмелел немного. Однако не забыл, господа, отблагодарить вас за ревностную службу. Вот! — И Коста, пошарив в кармане, протянул жандарму шуршащую кредитку. (С каким трудом удалось ему перед отъездом из Ставрополя занять довольно большую сумму. И как пригодились эти деньги! Не подмажешь — не поедешь.)

Жандарм привычным жестом принял кредитку и, лихо откозырнув, почтительно сказал:

— С богом! Не застудите господина Любова… Душевнейший человек!

Катер «Любов и сыновья» проворно развернулся и, весело ревя моторами, побежал по волнам.

Коста стоял на палубе. Он улыбался, вспоминая, с каким усердием зазывал его Любов на остров — поглядеть на благодеяния, что творит он там во имя царя и отечества.

— Напиши об этом по-княжески, с достоинством, — просил вконец захмелевший купец. — Так напиши, чтобы сам государь-император заинтересовался бы Любовым и одарил его почетным званием дворянина…

Темно-синее звездное небо сливалось с бескрайней черной морской гладью, и минутами Коста казалось, что катер их несется в безбрежном воздушном океане, и это не белая пена разбегается за кормой, а летят вдогонку легкие белые облака. Прохладный ветерок налетал порывами, влажный и нежный…

— Ваше благородие, отдохнули бы в каюте. Путь-то не близкий! — раздался за спиной Коста негромкий голос.