Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Каханов поспешил за своей дамой — она не дождалась даже конца танца!

— С кем это танцует сегодня наша именинница? — спросил он, заметив, что именно кавалер Анны вызвал озабоченность хозяйки.

— Не знаю, — ответила она.

Но тут же, словно из-под земли, вырос Ахтанаго.

— Это Хетагуров, ваше превосходительство, — зашептал он. — Помните, мой генерал, вы посылали меня в Кройгом разбирать жалобу старшины? Он мутит народ… Сочинитель возмутительных песен…

— Бунтарь в этом доме? — Генерал нахмурился и строго поглядел на растерянное лицо Любови Георгиевны. — Завтра доложите подробно! — бросил он Ахтанаго.

— Есть доложить, ваше превосходительство! — отчеканил Кубатиев и весело подумал: «Кажется, все идет прекрасно…»

5

Отъехал последний экипаж от подъезда Поповых, смолк цокот копыт. Чувствуя, что ей не избежать объяснения с матерью и братом, Анна быстро шмыгнула наверх, в свою комнату. Здесь было тихо. В открытое окно вливался прохладный горный воздух, пенились внизу бело-розовые фруктовые сады. Залитые холодным лунным светом, они серебрились, тихо покачиваясь под легким ветром.

Анна подошла к окну. Сердце ее билось взволнованно и гулко. «Завтра же они заговорят со мной о замужестве! Станут твердить, что Ахтанаго красив, богат, знатен. Верно! Но я не люблю его. Как сказать ему об этом? — думала Анна. — Я даже во сне его ни разу не видела. А Коста… Он снится мне каждую ночь. Конечно, он нищий, ходит по городу в странной широкой блузе. «Как умалишенный!» — издевается Петр. Ни звания, ни чинов, ни богатства. Все знают его, весь город. Одни ненавидят, другие любят, но никто не скажет о нем равнодушного слова. Почему?» — спросила себя Анна и задумалась.

До тех пор, как он встретил ее тогда, осенним солнечным днем, она жила, не замечая окружающей скуки, не размышляя о многом.

А Коста рассказывал ей о Петербурге, об Академии художеств, о своих друзьях — Верещагине, Синеокове, Борисове. Он читал ей стихи Некрасова и Якубовича, рассказывал о декабристах. Он прочел ей однажды стихи, которые она запомнила наизусть и нередко повторяла самой себе:

Нет! я не жалкая раба,

Я женщина, жена!

Пускай горька моя судьба -

Я буду ей верна!

О, если б он меня забыл

Для женщины другой,

В моей душе достало б сил

Не быть его рабой!

Но знаю: к родине любовь -

Соперница моя,

И если б нужно было, вновь

Ему простила б я!..

Читая Анне эти стихи, он смотрел на нее так, словно спрашивал: а у тебя хватит сил быть такой же? И ей казалось, что хватит. Но сейчас… Сейчас, когда настал час испытания и надо решать свою судьбу, Анна не могла разобраться в себе, ничего не понимала, всего боялась.

Она взяла в руки альбом, подаренный ей Коста, раскрыла его. «А. Я. П.» Никто еще не посвящал ей стихов, и вдруг — целый альбом. Она листала его. Нет, тут были стихи не только о любви. Вот — «В бурю». В нем — тяжкая участь осетинских сирот. И «Завещание» тоже не о любви. Но все же большинство стихотворений посвящено ей, Анне.

Она читала и перечитывала их, не пропуская ни слова, ни намека, когда кто-то резко постучал в дверь.

— Ты спишь, Анна?

Узнав строгий голос брата, Анна не откликнулась. Тихонько дойдя до кровати, она нырнула под одеяло, отвернулась лицом к стене. Он постучал еще раз и, не дождавшись ответа, спустился вниз.

6

Такого горя, кажется, не знали еще стены этого дома. Петр выкрал у Анны альбом, из которого стало ясно, что дочь самого Попова влюбилась в нищего бунтаря. Но реки потекут вспять и горы сдвинутся с мест прежде, чем Хетагуров войдет зятем в их семью. Так решили родные.

Анна твердо стояла на своем: она любит Коста и больше ни за кого не пойдет. Ни за что!

Мать смотрела на ее бледные сжатые губы, на потемневшие, без блеска глаза и понимала: Анну не переспоришь.

Ее заперли в комнате и не разрешили спускаться даже в столовую, еду горничная приносила наверх.

Под страхом увольнения всей дворне было приказано никаких писем от Коста не принимать, а если он покажется возле дома, немедленно доложить хозяйке или молодому барину.

Взволнованный Петр вошел в кабинет к матери.

— Я знаю, матушка, что надо делать, — решительно заявил он. — Я найму молодчиков, и они убьют Коста.

Но Любовь Георгиевна только руками на него замахала:

— Господь с тобой! У этого проходимца много друзей, родни. Разве ты не знаешь горских обычаев? Да они убьют тебя, убьют! — Она прикладывала к глазам кружевной платок и подносила, к носу флакон с нюхательной солью. — Нет, я запрещаю…

— Успокойтесь, маменька, — проговорил Петр, почтительно касаясь губами ее руки. — Но что же тогда делать?

— Увезти ее надо! — объявила мать. — Разлучить. Разлука — верное лекарство от любви. У нас в Тифлисе родственников много, они приютят Анну. Я сама с ней поеду. Поживем там полгода, год, сколько потребуется. А ты, голубчик, позаботишься здесь о том, чтобы генерал Каханов занялся судьбой этого наглеца. На тебя и на Ахтанаго вся надежда. Ты сам знаешь, отца у вас нет, а я слаба и душой и телом. Ты теперь опора моя…

Любовь Георгиевна расчувствовалась и готова была расплакаться, но Петр сказал твердо:

— В канцелярии генерала Каханова уже занимаются делом Хетагурова. Наш друг Ахтанаго времени зря не теряет.

7

На берегу Терека, среди множества мелких камней, принесенных сюда неугомонной рекой, лежал один огромный камень. Как и когда он появился здесь, никто не помнил, но свидания обычно назначались «на Тереке, у Большого камня».

Вот там-то, на Тереке, у Большого камня, не раз встречались и Коста с Анной. Благо, место это было прямо против дома Поповых, и Анне ничего не стоило добежать туда. Еще в вечер именин, танцуя, Коста шепнул ей: «Послезавтра, утром, у Большого камня». Но мог ли он предположить, что произойдет за эти два дня?!

Коста шел к месту встречи счастливый — он понял, он твердо знал теперь, что Анна его любит. И он решил сегодня сказать все до конца и затем посылать сватов…

Он бродил возле камня, нетерпеливо ожидая — вот-вот она придет. Он представлял себе ее в мягком домашнем платье с закрытым воротником и белыми манжетами, видел туго заплетенную косу. Вот такой, простой и уютной, он мечтал бы всегда видеть ее возле себя, всегда, каждый день, каждый час.

Он снова и снова всматривался в подъезд Поповых, и вдруг увидел подкативший к самым дверям крытый экипаж. «В такой час?» — удивился Коста. На стройном гнедом коне, рядом с экипажем, легко гарцевал Ахтанаго. Вот он соскочил, бросил ямщику поводья и вошел в подъезд — уверенно, просто, как входят только в свой дом.

У Коста заколотилось сердце; «Не к добру это». С волнением он наблюдал за происходящим. Вскоре открылись парадные двери. На пороге появилась Анна — в узком темном платье, в шляпке с густой вуалью. Бросив взгляд туда, к Большому камню, она едва не рванулась к Коста — он это отчетливо видел, — но вдруг остановилась и сделала еле заметный, но строгий жест рукой, показывая, что он не должен приближаться. И ему оставалось лишь подчиниться.

Анна стояла у подъезда, опустив голову, и руки ее безжизненно и беспомощно висели.

Вслед за Анной вышли Ахтанаго, Петр и, наконец, Любовь Георгиевна. Провожающие и любопытные плотным кольцом окружили карету. Коста услышал, как щелкнула захлопнувшаяся дверца.

Больше он не видел Анну.

Вот и вещи уложены, ямщик затрубил в рожок. Карета тронулась, несколько офицеров верхом поскакал» следом. «Друзья Петра и Ахтанаго…» — подумал Коста. Прогрохотав по Чугунному мосту, карета скрылась за поворотом, все глуше и глуше становился цокот копыт, и лишь облако серой пыли, поднятое лошадьми, еще висело над дорогой, да и то недолго: утренний ветерок, налетавший из ущелий, быстро развеял его по городу.

22
{"b":"835137","o":1}