– Ну вот, испортили праздник, – сказал Крейн с усмешкой, завидев Эрдана. Камэ по-прежнему держалась за его руку.

– Почему они… – Эрдан осекся. – Так это твоих рук дело! Как только мы вошли в порт, ты отправил Джа-Джинни в крепость! Он их предупредил о черном фрегате, верно? Передал твой приказ действовать не так, как принято?

Магус кивнул. К ним подошли Умберто и Эсме.

– Но ведь ты не поверил в историю с пушками…

– Я решил поберечься, – ответил Крейн. – Так или иначе, намерения у чужака явно недобрые, но убедить в этом градоначальника было бы непросто. Поэтому я написал не одно письмо Лайре, а два – и второе Джа-Джинни отнес начальнику гарнизона. Там был всего один приказ: стрелять по черному фрегату, как только он появится. Ответственность я взял на себя, воспользовавшись тем, что наша с Лайрой так называемая дружба – факт, известный всем и каждому.

– Мило! – хмыкнул Эрдан. – Отчего же ты не рассказал об этом Нами?

Музыканты, придя в себя, заиграли тихую мелодию.

– А каковы были шансы, что черный появится здесь, да еще и так быстро? – с иронией поинтересовался магус. – Теперь-то я окончательно уверен, что на борту у него одни безумцы. Ладно, все хорошо, и мы в безопасности… По крайней мере до завтрашнего утра. Эсме, ты подаришь мне этот танец?

Она растерялась от неожиданности, но отвергнуть протянутую руку капитана не посмела. Их взгляды встретились, и Эрдану показалось, что между целительницей и магусом проскочила искра. «Что это? Извинение за случившееся в Кеттеке?..»

Крейн увлек девушку за собой туда, где медленно кружились пары. Умберто вознамерился последовать их примеру и взглянул на Камэ, но Паучок предугадала его просьбу.

– Нет, – сказала она тихо, но уверенно. – У меня еще кружится голова после джейги.

Умберто пожал плечами и пригласил какую-то миловидную горожанку.

Камэ посмотрела на Эрдана.

– Когда-то давно мне попалось на оборотной стороне одной карты странное стихотворение, – произнесла она. – Его и стихотворением-то трудно назвать – всего три строчки и рифмы никакой. Но если вдуматься, то становится как-то не по себе… Сейчас вспомню. Вот:

Эрдан ощутил смутное беспокойство – сродни тому, что вызвало у него приближение черного фрегата. Камэ была права: от этих строк веяло тревогой и неизбежной бедой… А еще они врезались в память так, что он теперь ни за что не сможет их забыть.

«Лучше бы ты молчала…»

– Да, иногда это лучше, – усмехнулась женщина, и Эрдан помрачнел – он не заметил, что произнес эти слова вслух. – Но не всегда получается.

Фонари догорали один за другим, зато звезды сияли все ярче. Над площадью витала грустная мелодия, совсем не похожая на шальную джейгу, – казалось, после шторма наступило затишье. Все больше пар присоединялись к танцующим, некоторые целовались; Эрдан потерял из виду Крейна с целительницей и решил отправиться на корабль.

– Ты останешься? – спросил он Камэ, которая обнимала себя за плечи, хотя было не холодно. Картограф его не услышала. – Ты остаешься здесь?

– Да, – сказала она негромко, и по тону голоса Эрдан почувствовал – его вопрос поняли неверно. – В вашем путешествии для меня места нет.

– Тогда… – он чуть помедлил. – Удачи тебе.

В прошлый раз они оба думали, что расстаются навсегда, но судьбе было угодно устроить еще одну встречу – и вот она-то точно станет последней.

«Может, я не вернусь?» – подумал Эрдан и ощутил поразительное спокойствие.

Долгий путь…

Его этот путь может завести дальше, чем всех остальных. Камэ, очевидно, испытывала похожие чувства, потому что не стала сопротивляться внезапному порыву и крепко обняла его, но теперь это было уже не радостное объятие, как вчерашним утром, когда ее выловили из моря, а объятие печали.

Казалось, прошла целая вечность. Музыка стихла, парочки разбрелись по площади кто куда, а музыканты принялись подсчитывать выручку. Эрдан увидел капитана. Крейн и Эсме шли к ним. Того мимолетного чувства, чья искра проскользнула от магуса к целительнице совсем недавно, сейчас не ощущалось. Крейн выглядел задумчивым, Эсме – погруженной в мечты.

Капитан пригласил на танец целительницу. Что в этом особенного?..

– Мы отплываем завтра утром, – сказал магус, обращаясь к Камэ. – У тебя последняя возможность передумать.

– Приятно осознавать, что ты так во мне нуждаешься, – спокойно произнесла она. – Но мое решение не изменилось.

– Что ж… – Крейн без видимого сожаления пожал плечами. – Тогда нам лучше попрощаться сейчас, чтобы не устраивать завтра театральных представлений на пристани.

– Прощай, Кристобаль, – сказала картограф с печальной улыбкой. – Скажи… Она была красивая?

По лицу магуса пробежала тень.

– Кто? – спросил он ровным голосом.

– Не притворяйся, что не понимаешь. – Улыбка Камэ сделалась вымученной. – Она. Та, из-за которой ты сжег Лэйфир.

Эрдан замер. Нужно было уйти, дать им поговорить в одиночестве – этого требовала дружба с Кристобалем да и простая вежливость. Нужно было увести Эсме… Впрочем, поздно.

– Ты на нее очень похожа, – сказал магус.

Камэ вздрогнула, словно от удара, и мгновенно постарела лет на десять. Она отвернулась от Крейна, бросила на Эсме жгучий взгляд и как будто собралась сказать что-то язвительное, но передумала в последний момент и просто ушла – держа спину очень прямо, ступая уверенной походкой королевы.

Синяк под левым глазом Кристобаля получился отменный. Велин-целитель мог бы устранить его одним прикосновением руки, но магус так посмотрел на друга, что тот сразу же стушевался. Эрдан лишь усмехнулся при виде этого и украдкой помассировал ноющую руку: подумать только! Кто бы сказал месяц назад, что он врежет последнему из рода Фейра по физиономии и останется жив…

– Если опять начнешь размахивать руками, как ветряная мельница, – с чувством сказал мастер-корабел, сжимая кулак, – то получишь еще раз. И это будет повторяться до тех пор, пока твоя тупая голова не запомнит, что фрегатом управляет не движение, а мысль! Или тебя для этого нужно связать?

– Не надо, – хмуро ответил магус. – Я справлюсь.

А ведь он и в самом деле справлялся.

Юноша делал поразительные успехи. Он учился так быстро, что, похоже, и впрямь мог усвоить за несколько месяцев то, что в иную голову не вдолбишь за год или два. Дни, когда фрегат норовил заартачиться в ответ на любой приказ навигатора, прошли безвозвратно. Эрдан подумал, что совсем скоро – Кристобаль и не догадывается об этом – скажет своему ученику: «Ты свободен. Я передал тебе все свои знания…»

«Да ну? – глумливо поинтересовался внутренний голос. – И тебя ничего не смущает? Ты просто так отпустишь его, не убедившись, что все будет в порядке?»

Мастер-корабел нахмурился.

Все-таки блестящие успехи Кристобаля настораживали. Навигатор и фрегат ощущали чувства друг друга, но первый не переставал быть человеком, а второй – кораблем. Рыбокораблем. Пока Эрдан не заметил ничего столь уж необычного, но его не оставляла мысль, что каждый день обучения, каждое новое умение Кристобаля приближают… нечто. Какой-то порог, за которым этот юноша сделается иным. И обратной дороги не будет.

«Я не могу остановиться, – сказал он сам себе, будто оправдываясь. – Я обещал научить его всему, что знаю».

Внутренний голос это не убедило.

Каждый день они выходили в море, чтобы отрабатывать маневры – насколько это возможно с одним настоящим матросом в команде. Унаги, правда, был очень силен и стоил троих, но Велин – разве что половины. Кристобаль порою с трудом сдерживался, чтобы не броситься на помощь, а Эрдан лишь посмеивался, наблюдая за этой троицей. Было видно, что годы на фрегате, еще недавно носившем имя «Шустрая», их очень сблизили, даже… сплавили. Он это понял давно, а сейчас вдруг признался самому себе: «Если я позволю Кристобалю перейти черту, он потеряет этих двоих и вряд ли когда-нибудь найдет новых друзей…» Мысль была ясной и четкой, оставалось лишь поступить соответствующим образом. Но едва он обратился к магусу, собираясь сказать, что обучение закончено, тот вскочил: