Ветер крепчал. Он выл в трубе на разные голоса, стучался в ставни. Вскоре пошел дождь. «Только бы не град…» – с тоской подумала Джайна. После града от их скромного урожая вовсе ничего не останется. Хотя, скорее всего, он и так обречен.
Дети прижались к ней, словно два котенка. В дальнем углу скулил пес. Джайна молилась про себя Белокрылой, хотя знала, что та не защитит ее от Великого Шторма, а буря тем временем пробовала на прочность их домик.
– Мы ведь не умрем, правда? – шепотом спросила Кэсса.
Джайна покачала головой и подумала: «Не сегодня».
Они долго-долго сидели, обнимая друг друга, а потом Джайна задремала. Ей привиделись тучи, похожие на клубы нечесаной овечьей шерсти, и сверкающие лезвия молний. В этом странном сне у нее было два огромных черных крыла, которые отчаянно болели. Ветром ее швыряло из стороны в сторону, пока из мутного тумана впереди не вынырнули очертания большого дерева. Мелькнула крыша дома – такого знакомого дома! А потом, не в силах сопротивляться ветру, Джайна влетела прямиком в спутанные ветви, которые сдавили ее со всех сторон, будто змеи.
Дети испугались, когда она внезапно вскочила и бросилась к двери – там, снаружи, бесновался ветер и сверкали молнии.
Молнии.
Любая из них могла угодить в дерево, сквозь потрепанную крону которого даже в ночной темноте отчетливо виднелись изломанные черные крылья.
* * *
– А что ты об этом думаешь? – спросил Кристобаль Крейн.
Джа-Джинни, вздрогнув, пришел в себя и сердито посмотрел на магуса.
– Я не слушал, – сказал он, стараясь не повышать голоса. – Но знаю, что ты опять повторил то же самое, о чем без остановки твердил последние две-три недели, готовя нас к принятию окончательного решения. Мой ответ – нет. Понимаю, ты хочешь утереть нос Звездочету, но рисковать жизнью ради «сокровища», которое превратилось в пепел три тысячи лет назад, я не намерен.
В главном зале «Владычицы морей» – самой большой таверны Лейстеса – было шумно и многолюдно. На их компанию никто не обращал внимания, хотя любой мог увидеть разноцветные глаза Крейна, а крылья Джа-Джинни занимали полскамьи. В этом городе они оставались самими собой, поскольку находились среди таких же изгоев, врагов капитана-императора.
Лейстес был пристанищем пиратов.
Они сидели за одним столом: хмурый Джа-Джинни, бесстрастный Эрдан, задумчивый Умберто и ухмыляющийся Крейн. Крылан не любил, когда на капитана находило беспричинное веселье: обычно это предвещало неприятности.
Ах да! Еще была Эсме.
Прошло больше месяца с того дня, как целительницу приняли в команду, но он не привык считать ее своей. Все были рады, «Невеста ветра» казалась спокойной, а крылан все никак не мог избавиться от дурного предчувствия. Даже сейчас, когда девушка сидела на самом краешке скамьи, всячески стараясь раствориться в дымном воздухе таверны, он думал, какие беды может повлечь за собой ее присутствие на борту фрегата.
Ну почему, почему эта глупышка не осталась в Ламаре?
Целительница, словно прочитав его мысли, подняла голову, и крылан с досадой отвернулся. По крайней мере, она не чересчур красива и ярка. Не такая, как Камэ Паучок или та, чье имя Кристобаль никогда не произносит вслух. Большие серые глаза с длинными и густыми ресницами; темно-русые волосы, обрамляющие худое личико с тонкими чертами; вот если бы она улыбалась почаще… Впрочем, нет, пусть лучше хмурится. Пусть будет незаметной, как тень в сумерках.
– Значит, ты против, – сказал Кристобаль, ничуть не удивившись. – Хорошо. Кто еще хочет высказаться? Эрдан?
Мастер-корабел покачал головой:
– Я тоже возражаю. Кристобаль, ты утратил чувство меры. Мы пять недель шли за «Утренней звездой», и я притворялся, что мне нравится просто носиться по морям без определенной цели. Но сейчас нужно принять окончательное решение. Звездочет не в своем уме – это все знают, и ссориться с ним может только такой же безумец. Одумайся, пока не поздно.
Магус лишь усмехнулся. На лице у него было написано: «Будто я не в курсе, что ты и меня считаешь чокнутым».
Открылась дверь, впустив прохладный вечерний воздух. Вошли четверо мужчин с весьма суровой внешностью. Один из них – широкоплечий чернобородый здоровяк, чьи руки от плеч до кончиков пальцев покрывала густая вязь татуировок, – оглядел зал. Увидев Крейна, он зловеще прищурился и что-то вполголоса сказал товарищам.
– Вспомнишь о кракене – а он уже выпустил щупальца! – Крейн наклонил голову, не сводя с четверки пристального взгляда. Бородач слегка стушевался и обратил все внимание на трактирного слугу, как раз пробегавшего мимо. – Сатто и головорезы здесь… Значит, скоро появятся старик и его ручная зверушка. Ладно, что-то я отвлекся. Умберто?
– Разумеется, «за», – тотчас же сказал помощник капитана. – Затея, конечно, опасная. Но разве можно упускать такой шанс? Я не я буду, если не погляжу хоть одним глазком на… гм… ну, вы поняли. Не хочу вслух говорить, на что мы нацелились.
– Еще не нацелились, – проворчал Джа-Джинни. – Двое против двух.
Капитанский голос при решении самых важных вопросов преимущества не имел.
Магус улыбнулся:
– Эсме, что скажешь?
Джа-Джинни с трудом сдержал возмущенный возглас, а потом хлопнул себя по лбу: «Забыл! Совсем забыл!» Целитель, разумеется, тоже мог голосовать, и Эрдан рассказывал ему, что в былые годы Велину нередко случалось решать споры между капитаном и его помощниками. Просто те целители, что побывали на борту «Невесты ветра» за последние десять лет, по собственной воле предпочитали в подобных вещах не участвовать. Оставалось лишь надеяться, что у Эсме хватит здравого смысла…
– Я скажу… – Целительница покраснела и потупилась, ее голос звучал тихо, но твердо. – Да.
– Ты поддерживаешь мое предложение? – уточнил Крейн. Эсме кивнула.
Трое за, двое против.
Крылан закрыл глаза.
– Итак, мы вступаем в противоборство с чокнутым стариком, который даже собственной жизнью не дорожит, не говоря о чужих… – сказал он и криво усмехнулся. – Всю жизнь мечтал о таком приключении.
– Что-то ты совсем пал духом, – заметил Крейн. – Это нехорошо.
– Нехорошо?! – взорвался Джа-Джинни. На них стали оборачиваться другие посетители таверны. – Позволь тебе кое-что напомнить! После того как ты проявил благородство и не воспользовался затруднительным положением «Утренней звезды» – хотя сам Звездочет на твоем месте устранил бы противника раз и навсегда, – между нами установилось некое подобие мира. Я думал, что это…
– Мир закончился на Алетейе, – перебил магус, не повышая голоса. – Он сам сказал, что больше мне ничего не должен. В любом случае я не стал бы полагаться на слово Звездочета… И ты забыл, что Зубастый вот-вот окончательно отойдет от дел. Он должен кому-то передать свою корону. Рано или поздно все закончится дракой со Звездочетом. Предпочитаю сделать первый ход.
– Ты не делаешь первый ход, тебя вынуждают его сделать, – мрачно пробормотал крылан. – Смекаешь, в чем разница?
Крейн прищурился; между большим и указательным пальцем его правой руки, спокойно лежавшей на столе, проскочила искра – в пылу ссоры в нем часто просыпался феникс. «Первопламя» – так магус называл огненную сущность, что жила в его крови. Джа-Джинни подался назад, прикусил язык.
Эрдан вмешался, бесстрастно подытожив:
– Решение принято. Не вижу смысла пререкаться. Давайте лучше обсудим план действий.
Умберто кивнул чуть быстрее, чем следовало, а Эсме перевела взгляд с крылана на магуса и обратно. Понимала ли она, чем может закончиться их ссора? Там, на острове, между ней и капитаном произошло что-то, о чем они двое не стали рассказывать. Но даже если она знала, к какому клану принадлежал Крейн, вряд ли ей пришло в голову, что легенды не врали: фениксы и впрямь по многим причинам были самыми опасными из небесных детей.