– В некоей семье было трое детей. Старший унаследовал дар своего отца, и, как говорят те, кому посчастливилось его знать, он был весьма силен и впоследствии мог стать еще сильнее. Но Великий Шторм рассудил иначе и забрал юношу к себе… – Она ненадолго замолчала. – Второй родилась дочь, которая тоже унаследовала отцовский дар. Все бы ничего, но я забыла упомянуть, что это семейство правило страной, где по обычаю трон передается лишь по мужской линии, поэтому как раз способности дочери никого не интересовали… то есть обладай она тем же даром, что и мать, было бы даже лучше. Правитель нуждался в сыне – и сын родился! Младший ребенок, долгожданный и драгоценный… но что это? О ужас, он оказался кукушкой. Не было предела горю безутешного отца, который понял, что ни один из его детей не способен унаследовать корону! Придя в себя, он повелел скрыть ото всех, что мальчик начисто лишен способностей, – в надежде, что Заступница окажется милосердной, и дар все-таки проснется в маленьком принце. Такое иногда случалось… и именно так все произошло на этот раз.

– …Завтра ты пригласишь ко мне Кармора Корвисса, – сказал капитан-император, и Ризель послушно кивнула, но что-то в голосе отца встревожило ее. Ему понадобился ворон-алхимик? Может, он почувствовал себя хуже?.. – Нет, дорогая, я буду говорить с ним вовсе не о своем здоровье, – прибавил Аматейн с усмешкой, словно прочитав ее мысли.

– Но о чем? – осторожно спросила принцесса. – Кармор… ведь он… э-э…

– О нем ходит дурная слава, я знаю, – перебил капитан-император. – Видишь ли, иногда так случается – того, кто первым сходит с проторенной тропы и начинает искать новые пути, винят во всех смертных грехах. В лучшем случае его признают безумцем и оставляют в покое, в худшем же изгоняют навсегда. Кармору повезло – у него имеется вторая тень. Слово Рейнена и поныне имеет вес для всех… но не для тебя, как я погляжу?

– Да, – призналась Ризель со вздохом. – Кармор мне не нравится.

– Он полезен, – возразил Аматейн. – А тебе нужно научиться властвовать над своими эмоциями, они лишь мешают в таком сложном деле, как управление государством. Понятно? Вот и славно. Теперь иди.

Она собирала бумаги, продолжая размышлять о том, зачем капитану-императору мог понадобиться ворон, известный своими странными выходками. Говорили, в Росмере, родовом владении Корвиссов, где Кармор в отсутствие дяди был полноправным хозяином, творятся темные дела – там то и дело пропадают люди.

В последний момент отец окликнул ее:

– Ризель, как ты считаешь, Амари красиво пел на прошлой неделе на дне рождения ее величества Алиеноры?

– О-о, без сомнения! – ответила принцесса, улыбнувшись. – Это было так прекрасно, что даже не описать словами. Многие расплакались от избытка чувств…

– Да, мне передали, – проговорил Аматейн странным голосом. – Ладно. Иди!

Как она потом кляла себя за недогадливость, за слепоту! Но для всего, что касалось Амари, безукоризненно отработанные правила не годились – он ломал их одним взглядом, одним движением руки. В присутствии младшего брата Ризель теряла способность мыслить ясно и превращалась в ту девушку, какой была до дня, когда капитан-император перестал показываться на людях и переложил управление империей на плечи своей дочери. «Наш маленький принц», – говорила Ризель, и мальчик смеялся, а ей хотелось взлететь. Ее мать и брат были двумя райскими птицами, почти все свое время проводившими в Садах Иллюзий, и ей иной раз удавалось рядом с ними позабыть о делах и о государственных тайнах.

Кармор Корвисс явился точно в назначенный час; Ризель оставила их с капитаном-императором наедине. Беседа длилась несколько часов, и все это время принцесса ходила из угла в угол, теряясь в догадках: она вспоминала события минувших дней и пыталась понять, зачем отцу нужен ворон.

Амари спел несколько песен на празднике в честь дня рождения матери.

Разве мог капитан-император углядеть в этом повод для тревоги?

Хороший голос у ребенка – не такая уж и редкость…

От внезапной догадки Ризель вздрогнула. Да, конечно же – хорошие голоса встречаются, но как часто дар ребенка оказывается столь силен, что магусы из кланов Скопы, Ястреба и Орла, не склонные к сентиментальным поступкам, то плачут, то смеются, слушая его? И как часто у самой принцессы возникало чувство, будто она внемлет голосу неземного существа, посланца далеких звезд?

«Его дар пробудился, – сказала она себе. – И это дар Соловья!»

А значит, последняя надежда Аматейна на то, что сын все-таки окажется достойным преемником, утрачена безвозвратно: дитя двух кланов может обладать лишь одним волшебным даром, и ангельский голос Амари не оставляет места для невидимых рук и сильного слова Цапли. Мало того, теперь старейшина семейства Фиренца получил законное право потребовать, чтобы маленького принца передали ему на воспитание.

«Что же теперь будет?..»

Нехотя она призналась себе, что не знает ответа на этот вопрос и по-прежнему понятия не имеет, отчего беседа капитана-императора с Кармором Бдительным так затянулась. Но это не помешало принцессе выработать стратегию. Ризель вполне отдавала себе отчет в том, что задуманное ею может вызвать гнев капитана-императора или даже привести к еще более тяжелым последствиям, и все же решилась.

Когда Кармор вышел из кабинета Аматейна, принцесса пригласила его следовать за ней, и ворон не посмел ослушаться. Заведя недоумевающего алхимика в первую попавшуюся комнату, Ризель глубоко вздохнула, собираясь с силами, и произнесла, четко выговаривая каждое слово:

– П е р е с к а ж и мне вашу беседу с моим отцом.

Дар Цапли позволял магусам из семейства Эгретта повелевать вещами и людьми, а также своими собратьями, небесными детьми. В этом крылся секрет долгосрочного владычества их клана, незыблемой власти капитана-императора, – как можно усомниться во всемогуществе того, чье слово, произнесенное с повелительной интонацией, становится приказом, который невозможно нарушить? И чем короче он – тем лучше, поскольку тогда не остается места для игры слов.

Конечно же, у этого дара существовали пределы, однако определить их с точностью не мог никто. Аматейн однажды сказал дочери так: «Все дело в воле. Если у того, кому ты приказываешь, она сильнее, не рассчитывай на подчинение!» Но в скором времени он опроверг собственные слова случайно оброненной фразой: «Власть – это тяжелый груз, и если ты не сумеешь рассчитать свои силы правильно, то надорвешься. Будь осмотрительна, и тогда сможешь сломить даже того, кто превосходит тебя силой духа!»

В тот раз ей повезло – Кармор сломался сразу же и в деталях рассказал, о чем просил его Аматейн, но поверить в это было непросто…

– Есть один способ, – бормотал он неразборчиво, устремив перед собой отсутствующий взгляд, – он очень опасен, и поэтому ни Рейнен, ни кто-то другой из Бдительных так и не решились его испробовать. Я стану первым, кто преуспеет! – Тут глаза ворона лихорадочно заблестели, дыхание сделалось шумным и неровным. – Меня назовут спасителем небесных детей! Я уже сумел пробудить дар у того, в ком была лишь четверть небесной крови, а тут – настоящий магус! Если получилось в тот раз, то и сейчас получится!

Он пустился описывать в подробностях, как именно намеревается пробудить дар Амари, и Ризель охватила дурнота. Ее отец намеревался подвергнуть собственного сына жестоким испытаниям, которые даже в самом лучшем случае оставили бы неизгладимый след в душе Амари и, возможно, на его теле. Нет-нет, это не могло быть правдой! Зажав уши ладонями, она крикнула:

– З а м о л ч и!!!

И Кармор Корвисс умолк навсегда.

– Так вот почему он онемел… – растерянно пробормотала Фаби, ощущая легкий озноб – наверное, из-за сквозняка. – Теперь я понимаю… Но что же было дальше?

– Дальше все было просто и сложно одновременно, – вздохнула Ризель. – Я переоценила свои силы и поплатилась – слегла. Его величество, конечно же, сразу понял, что случилось; он пришел ко мне в тот же вечер, до полусмерти напугав служанок, сел рядом – вот примерно туда же, где ты сейчас сидишь, – наклонился и сказал: «Я не отступлю». И все. Когда я поправилась, все пошло своим чередом, только Кармор так и остался немым – оказалось, что отдать приказ намного проще, чем отменить его. Уж не знаю, каким образом отец заставил его «молчать» о случившемся и выдать все за результат неудачного эксперимента…