Теплится лампадка — желтый огонек.
*
Горе мне, братья! Горе тебе, русский народ!
Предки твои, молившиеся в высоких каменных церквах — безмолвных свидетелях прошлого, они умели со- брать многоязычную землю воедино. И на вечах, на княжьих советах во имя любви и ненависти делали они одно свое великое дело — рядили и строили землю. Князьявластелины были рабами земли. Властелины людей, тираны холопов, безжалостные мучители создали они великую русскую землю, и пощаженные останки их покойно дремлют под сенью соборов.
А ты расточаешь, и тебе нет покою — никогда.
С верой шептали уста твоих предков перед образом Спаса, с мольбой прибегали они к пречистому образу Спаса.
Велика была вера!
Верою, твердым упованием, чаянием будущего по крохам собирали они русскую землю.
И дикие хороводники степные — татары, ногаи — вся орда несытая умилилась перед желтым светом восковой свечи, на землю села, дала трудников и смешалась побратски с Русью рабскою, что единому Богу кланялась, пред единым Спасом склонилась.
А те же татары нынче прочь бегут от отчаянной Руси.
Ведь всякому утешение надо! А твоя каинова печать — змея подколодная — гасит звезды, заливает всякий свет.
И как тут жить и чем дышать?
Задыхаешься сам ты от бессилья и злобы своей.
Ворот рвешь на себе.
Крест оборвал, на землю прочь.
Ногой наступил на Распятого.
Горе тебе! горе тебе, русский народ!
Нет тебе покою — не найдешь!
*
Русь, зачем из смиренной обратилась ты в горделивую?
Русь, тебе ли, убогой и темной, учить мир научениям мудрости?
Точно ты имеешь мудрость?!
— Русь, говорю тебе, стань!
Необузданный в жадном стяжании, обокравший самого себя, расточитель наследия отцов, ты все промотал, русский народ, сам заложился и душу продал.
И нет воли у тебя и совести нет.
— Русь, стань, приклони колена!
И где земля? Где народ?
Дикое скопище глумливых воров и насильников, пугливых растратчиков чужого добра. Все готовы схватить, спустить куда-то, а что никак не утащишь, подымут на ветер — гуляй, гуляй, красный петух!
— Русь, говорю тебе, стань, приклони колена, приклонись к земле!
Друг другу стыдно в глаза посмотреть. Да и не надо. Да и скажу вам горькое слово: стыда уж не стало.
— Русь, стань, приклони колена, приклонись к земле, припади устами к своей оскорбленной земле!
И имя Божие не приемлют. Зачем оно? Да и не к месту тут.
Слышу глухой топот копыт, скачет черный конь, на нем всадник — весы в руках.
Как меч, вошло в жизнь разделение. И фунт будет пища твоя, и аршин одеяние твое. Всему предел, нет бесконечного. Ты раб, ты нищ и убог — и золото бесполезно и хлеб не напитает тебя.
Слышу глухой топот копыт, скачет черный конь, на нем всадник — все мера и вес.
— Русь, говорю тебе, стань, приклони колена, приклонись к земле, припади устами к своей оскорбленной земле, возьми бремя свое и иди.
* * *
Где сладкие воды мудрости? Где текучие реки живой воды?
Не для тебя они — иссякли для тебя.
Мимо, Каин, в бесплодные пустыни к соленому морю! Там утолишь ты свою жажду, чтобы вовеки жаждать.
Нет конца проклятию твоему.
— Брат мой! Я убитый брат твой, восставший. Вот кровь льется по челу и устам моим, вот запекшаяся рана на груди моей. Я простираю к тебе окровавленные руки.
А ты подымаешь винтовку и стреляешь.
И падаю я и встаю опять.
— Брат мой! Я убитый брат твой.
Тысячами загубленных душ я встаю из праха. Тысячный раз бежишь ты — тысячами дорог.
Мимо, Каин, в бесплодные пустыни!
Нет конца проклятию твоему.
И где укрыться тебе? Как скроешь ты свою проклятую печать?
Там и там и там — повсюду — тянутся руки.
— Вернись, вернись! Брат мой, прости меня. Прости и себя. Нет разделения, нет злобы, одна есть любовь. Не убивай себя. Я брат твой. Не убивай меня. Пробуди жалость в сердце своем. Брат мой, пожалей себя. Пожалей и меня. Ненависть свою сожги на горючем костре скорби мира всего из любви, осиянной крестом. Или умри. Нет, прокляни проклятие свое, смирись и живи. Один путь и нет другого пути и нет большего счастья, как прощение, и нет другой жизни, как милосердие. Смирись, и кайся, не передо мной, кайся перед Богом. Он остановит твой путь. И скажешь: «здесь я, здесь поставлю дом мой!» И цветы зацветут под ногами твоими, благословен будет труд твой, земля даст плод и в изобилии смягчится сердце твое. И ты скажешь: «вот я, вот Бог мой предо мной!» Коснешься коленами родного праха, лбом своим преклонишься на вержение камня и поймешь, что отрекшись прошлого, стал ты в истине, — достиг свободы — просветлел дух твой, и поймешь все зло, совершенное тобой, и забудешь о всяком зле.
И великий дух уведет тебя в пустыню, там встречу тебя. —
— Я брат твой! —
— и слезы потекут —
— и слезы потекут — —
— вода живая. —
* * *
Горе тебе, русский народ!
Твое царство прахом пошло. Все народы нахмурились, тускло глядят — никто не верит тебе, не слушают красных слов верховодчиков.
Погибает большая страна.
И нет ей спасения.
Правый сосед режет справа, левый слева — последний конец.
Все, что веками скопилось, расхищено, расточено.
Пропадет пропадом.
И не ради стяжания прибыли своей хлопочешь ты, а так: что рука захватила, то и тащит, — так, — само собой. А что тащить — нужно или не нужно, после разберешь: не нужно, так и покинешь на первом ночлеге.
И все куда-то бегут.
Каин бежит.
*
Горе мне, братья! Горе тебе, русский народ!
Правили Русью, большой землей, православные цари — сияли золотые венцы. Грешный ли царь, праведный, все царь и дело его царское. Грешным царем Бог народ карал, праведным подкреплял правду Божию.
Нелегко быть под праведным, а под грешным, под простецами и концов не найти.
И вот кончилась царская крепь.
Стало безвластие.
А люди те же: как с царем были, так и без царя есть, люди те же — людишки и холопы — темь и убожество — и силы нет мочи управиться.
Вот и управили русское царство вконец.
Тут и гибель пришла.
Народ, как медведь, зарычит, а те верховоды с перепугу коверкать.
И нет конца разрушению.
Сузилось русское царство, угасает. Охватили края жадные соседи, три моря выпили.
И осталась Русь речная.
Русь моя, как была ты в младенчестве, в том же уборе ты.
Нет тебе выхода.
Нет и спасения.
Не пробудишься ты от смертной дремоты своей, не подымешься ты во весь свой рост.
Кличет последний вражий клич — готова гибель последняя — хотят снести голову, резать сердце из твоей белой груди.
Русь, ты, как конь с разбегу с ног сплеченный, ты наземь грохнулась, разбита лежишь.
*
Горе тебе! горе тебе, русский народ!
Гудит-гудит колокол. Звонит звон. Куют цепи новые.
Несчастная мать, на тебя куют!
Закуют тебя в кандальные и подымут под руки бессильную — несчастная мать моя! — ты пойдешь по земле, вправо-влево зря наклоняясь.
На колени падешь ты.
Под кнутом ты опять подымаешься.
И идешь, да велят тебе — кровавый пот выступит на измученном теле твоем, соленые слезы раны зажгут — а идешь не своим путем, а по той ли по дорожке по пути предуказанной.
И вот в лихе, в беде своей, в неволе злой и познаешь ты всю темь свою и убожество, своевольство свое и тоску тоскучую — ты узнаешь не волю настоящую, не покорность Спасу — Владыке Всевышнему, не почтение и страх царям помазанным, а покорность раба и пса под палкою.
Скованная, в цепях, будешь скитаться ты из рода в род со скорбью своей безысходной, и не хватит тебе гордости — не было ее, одно было ухарство! — не хватит и смелости — не было ее, один был нахрап! — духу не хватит тебе разорвать цепи.
