7) Действенность объекта дорастает до необходимости для субъекта глагольного действия считаться с таким объектом и в более сложном смысле слова. Когда мы говорим «принимать гостей», мы имеем в виду весьма сложную систему отношений хозяев и гостей. «Гости» – это не «салазки» и не «рыба» и уж тем более не «километры». Когда мы говорим «разводить цветы», тут, пожалуй, возни еще больше. Цветы надо посадить или купить, их надо поливать и вообще за ними ухаживать, и это очень длительно. Само собою разумеется, что вин.п. в таком выражении как «воспитывать детей» еще самостоятельней и сложнее и для субъекта еще ответственнее.
8) Активность объекта может оказаться даже вполне равной активности субъекта, как, напр., в греч. gameo, «вступаю в брак», с вин.п., поскольку при вступлении в брак это вступление одинаково совершается и мужчиной и женщиной. Ясно, что тут уже рукой подать и до прямого нападения объекта на субъект, того или иного прямого воздействия на него, вопреки грамматической пассивности вин.п. вообще. Греч. глагол manthano значит «учусь», но он ставится с вин.п., который в данном случае указывает на то, чему именно учится субъект глагольного действия. Поэтому грамматически субъект в данном случае мыслится действующим на объект, а фактически и коммуникативно оказывается, что объект действует на субъект. То же самое мы имеем и в таких греч. глаголах, как thaymadzo, «удивляюсь», с вин.п., или langchano, «получаю по жребию», тоже с вин.п. или lanthano, «я скрыт от кого или чего», причем лицо или предмет, от которого субъект здесь скрывается, стоит в вин.п. Если раньше объект только еще создавался субъектом или субъект самостоятельно вступал с ним в какие-нибудь связи, то во всех приведенных только что случаях субъект оказывается совершенно пассивным, а вся активность принадлежит объекту в вин.п. Весьма активны вин.п. при verba affectuum в греч. dedienai, trein или лат. timeo, metuo.
9) Вин.п. способен выражать собою даже такой объект, который почти неотличим от направленного на него субъекта и ничтожно мало дифференцирован от действия субъекта. Таков вин.п. т.н. «внутреннего объекта», – «думу думать», «шутку шутить», «дело делать».
10) Наконец, подобно тому как вначале объект в вин.п. был всецело созданием соответствующего субъекта и даже мог от него погибать, подобно этому в языках нередки случаи, когда объект, поставленный в вин.п., тоже и нападает на субъект глагольного действия и даже его полностью уничтожает, как, напр., в лат. pereo aliquem (Плавт), «я погибаю от кого». Сюда же можно отнести вин.п. в таких русских выражениях как «получить смертный приговор», «погубить свою жизнь» или «иметь неизлечимую болезнь». В одном отношении и еще большей самостоятельности достигает вин.п., когда он становится наречием. Этим адвербиальным наречиям, конечно, очень далеко до самостоятельности им.п. Однако в системе предложения они уже вполне свободны от всякой зависимости, от какого-нибудь управления со стороны имен или глаголов, – «хорошо», «плохо», «быстро», с аналогичными фактами из греч., лат. и др. языков.
Нечего и говорить о том, что возможны и всякие другие, промежуточные звенья между указанными значениями вин.п. Во всяком естественном языке этих оттенков вин.п. бесконечное количество. Можно сказать, что сколько контекстов имеется для вин.п., столько же имеется и различных семантических оттенков вин.п.
Напомним еще раз, что, приводя разные примеры на вин.п., мы отнюдь не занимаемся ни семантикой специально, ни лексикой специально. Если мы скажем, что формально-грамматически вин.п. обозначает максимально пассивный объект, а семантически он может обозначать любую степень активности этого объекта, то эти наши слова ни в каком случае нельзя принимать в том смысле, что мы нарушаем единство предмета грамматики и сбиваемся на семантику. Дело здесь совсем не в семантике, которая привлекается здесь только для иллюстрации падежной категории, а дело исключительно в категориальной дифференциации самой же грамматической категории падежа. И, собственно говоря, тут даже и нельзя было бы говорить о противоположности формально-грамматической и семантической точки зрения. Эти обе точки зрения продиктованы одним стремлением понимать грамматику коммуникативно. И то, что обычно называется формально-грамматическим подходом – есть фиксация более общей коммуникативной значимости падежа; а то, что мы в нашем очерке называем семантической трактовкой, относится только к более конкретной коммуникативной значимости падежа.
Допустим теперь, что наш объект становится еще более активным. Он не только не создается впервые в результате действия субъекта, т.е. в результате глагольного действия, но даже и не просто воспринимает воздействие на него субъекта, сам оставаясь вполне пассивным, но теперь уже сам начинает активно действовать. Но пусть его действие, в порядке нашей структурной последовательности, пока еще только потенциально. Здесь тоже возможны бесконечные оттенки, но два из них сами собой бросаются в глаза в русском языке.
Во-первых, эта потенциальность объекта может трактоваться только в виде простой и самой общей опосредствованности потенциального действия объекта. Это т.н. предложный падеж. Предлог «в» указывает на нечто совершающееся внутри предмета, предлог «на» имеет в виду поверхность предмета, предлог «при» – пребывание рядом с предметом, предлоги «о» и «по» говорят о действиях, отделенных от предмета каким-нибудь расстоянием или временем. В угро-финских языках имеются падежи, которые без всяких предлогов уже сами по себе указывают на объекты самых разнообразных действий субъекта. Эти действия указывают и на пребывание внутри объекта, а также и на проникновение внутрь этих объектов, на выхождение изнутри предмета наружу, на движение сверху вниз или снизу вверх, на пребывание предмета на поверхности другого предмета, около него или вообще вне его, включая сопровождение, соучастие, лишение или сравнение. Падежи здесь обозначают и состояние предмета и переход в новое состояние, достижение им других предметов и даже превращение в них. Объекты здесь большей частью до некоторой степени активны, потому что нечто совершается именно в связи с ними. Однако говорить об их реальной активности еще рано. Активность эта пока еще вполне потенциальна, являясь только общим условием для тех или других действий субъекта в связи с ними. Другими словами, активность тут не только потенциальна, но и опосредствованно-потенциальна. Это падеж – опосредствованно-потенциального объекта.
Во-вторых, потенциальность объекта может получать и вполне непосредственный характер. Это – непосредственно-потенциальный падеж. Субъект тут все еще очень силен, но он уже считается с объектом, с его нуждами, с его интересами, с его скрытыми или явными возможностями, которые вот-вот могут стать и реальной активностью, но пока еще не становятся ею. По-видимому, это по преимуществу т.н. дательный падеж. Напрасно, однако, говорится, что дат.п. – есть падеж косвенного объекта. Падеж объекта и «прямого» и «косвенного» – это вин.п. или предложный п., а не дат.п. Терминологическая путаница поддерживается здесь еще и тем, что все падежи кроме им.п. тоже обычно называются косвенными. И потом, что значит в данном случае косвенность? «Ловить рыбу» указывает, вероятно, скорее на косвенность, чем на прямоту, ведь «доверять товарищу», «радоваться успеху», «вредить здоровью» – это те выражения, которые предполагают гораздо более прямое и непосредственное отношение к объекту, чем в таких выражениях как «весить килограмм», «чинить звонок» или «колоть дрова». Но, конечно, и здесь дело не в терминологии. Дело здесь в том, что объект, оставаясь сам по себе пассивным, тем не менее уже одним фактом своего существования вызывает в окружающих его субъектах те или другие переживания и даже заставляет их так или иначе действовать. Объект активен здесь пока только как цель глагольного действия, более или менее отдаленная, или как причина, но только как причина невольная, активно никак не реализуемая, как такая цель, которая пока еще ставится только тем же субъектом глагольного действия. Но дат.п. в русском языке достигает выражения и более активных действий предмета. Собственно говоря, оставаясь в пределах дат.п., мы и в этих случаях все еще не имеем прямой активности объекта, а, скорее, только говорим об активности его состояний, переживаний или вообще претерпеваний. Активность здесь не сама субстанция объекта в том виде, как она активна в субъекте, когда он выступает в им.п. Активны здесь, скорее, состояния этой субстанции, те или иные ее внутренние свойства и качества, но не она сама. В таких выражениях как «мне весело», «мне скучно», «мне холодно», «Ивану померещилось», «скотине привольно на лугу» – активен пока еще не сам объект предложения, но активно, скорее, его окружение. Однако этот объект, выраженный здесь в дат.п., почти уже готов стать подлинным субъектом. Ему пока не хватает самостоятельной субстанциальности, поскольку он здесь – нечто воспринимающее, претерпевающее и, тем самым, пассивное. Но по своему внутреннему состоянию этот объект здесь уже вполне активен и переживает эту активность вполне непосредственно. Поэтому дат.п. и можно назвать непосредственно-потенциальным, непосредственно воспринимающим, не субстанциально, но акциденциально-активным.
