Обычно – и это очень грубо – всякое утверждение понимается не дифференцированно, глобально, как нечто простое и неразложимое. На самом деле здесь содержится весьма много тонких различий, на которые слепо натыкается иной логик или лингвист, благодаря чему он часто и дает такое изложение предмета, в котором никак нельзя разобраться до конца. Не входя в анализ соответствующих дифференций, мы скажем, например, что акт называния вовсе еще не есть акт полагания. Мы можем называть какой-нибудь предмет, т.е. давать ему имя, вовсе не думая, что этот предмет существует. Можно рассказать весьма забавную сказку, о реальности которой у нас не возникает даже и никакого вопроса. И тут будут всякие акты, и называния, и полагания и утверждения. Но совершенно ясно, что называть можно то, что вовсе не существует; и полагать в мыслях можно то, для чего мы еще не придумали никакого названия и относительно объективного существования чего мы сами не ставим никакого вопроса. Итак, номинативный акт (акт называния), тетический акт (акт полагания чего-нибудь в мысли) и объективирующий акт (акт утверждения чего-либо в качестве реального существования), все это – совершенно разные акты, не говоря уже о том, что акт верификации (акт утверждения чего-нибудь как истинного) тоже есть нечто совершенно специфическое. Из всех этих актов семантический акт удовлетворяется только одним своим тетическим назначением и не нуждается ни в каких других актах. Это нужно хорошо понимать всем тем, кто хочет разобраться в принципиальной значимости семасиологии.

В частности, если фонема звука отличается от физического звука не тем, что ей свойственны какие-нибудь качества, но тем, что она находится в системном отношении с языком вообще, есть результат именно семантической природы фонемы, т.е. не ее номинативной или объективирующей стороны, но результат именно ее тетической значимости. Принимая иной раз за фонему такой звук, который реально даже и не произносится, например, когда мы говорим «лесный», вместо фонологического «лестный», то это непроизносимое здесь «т» для своей фонемности, очевидно, не нуждается не только ни в каком назывании, но даже ни в каком произношении, т.е. ни в каком объективирующем акте, а нуждается только в установлении его системного соотношения с языком вообще; а язык вообще как раз и будет свидетельствовать нам о том, что существуют такие слова как «лести» (родит. пад.), «льстивый», «льстить», «льстец», и т.д. Именно это системное отношение звука «т» со всем языком и помогает нам распознать этот звук уже не просто как физическое явление, но как фонему.

Логика и, особенно школьная, часто путается, например, в том, что такое суждение и, в частности, состоит ли оно из связи вещей или из связи идей. Но, если всякое суждение есть соотношение обязательно вещей, то, очевидно, не могло бы существовать математических суждений. А если суждения есть соотношения только понятий, то иметь суждения могли бы только логики или ученые, а обыкновенные люди не могли бы иметь суждений. Значит то отношение, которое устанавливается в суждении между субъектом и предикатом, выше только вещественных и выше только понятийных отношений.

Говорят, например, что всякое суждение нечто утверждает. Но остается совершенно непонятным, что такое здесь это «утверждает». Я могу утверждать нечто ложное. Значит то отношение субъекта и предиката, которое я устанавливаю в своем ложном суждении, вовсе еще не является соответствующим действительности. Суждение, которое является ложным, основано, очевидно, не на системе объективирующих актов, но на системе только тетических актов, объективирующие же акты играют здесь только закулисную роль. Также нельзя сказать, что и всякое предложение есть отражение действительности, т.к. иначе не существовало бы ложных или лживых предложений. Очевидно, для грамматического предложения важен прежде всего не объективирующий, но только тетический акт, т.к. предложение – гораздо больше, чем отражение действительности: оно есть сознательное общение одного действительного субъекта с другим, т.е. в той или иной мере, воздействие на действительность и ее переделывание.

Некоторые структуралисты, чрезмерно увлекаясь «логикой без смысла» и «лингвистикой без значения», приводят известный пример Л.В. Щербы «глокая куздра будганула бокренка». Пример этот в русском языке семантически бессмыслен, но грамматически есть правильно построенное предложение. Делать из этого предложения вывод о том, что грамматика не нуждается ни в какой семантике, является не чем иным, как безответственной демагогией. Грамматическая правильность предложения, правда, не заключается в такой семантике составляющих его слов, которая бы соответствовала какой-нибудь реальной действительности. Но она, несомненно, нуждается в том, чтобы мы знали что такое субъект предложения, что такое его предикат, что такое его дополнение и т.д. Другими словами, грамматическая правильность предложения нуждается не в объективирующих, но прежде всего в тетических актах. А семантический акт относится именно к тетическим актам, представляя собою только их более формальную сторону.

Наконец, и вся область конструктивной сущности является в последнем счете областью прежде всего тетических актов, которые, правда, не существуют без объективирующих и всех прочих актов живого человеческого мышления, но, тем не менее, не сводятся на них и требуют особого изучения.

После всего этого выяснения семасиологической аксиоматики фонемы, всякий, кому дороги объективно-реальные, например, личные, общественные или исторические функции языка, несомненно будет недоволен все же их слишком большой абстрактностью. Хотя мы и пришли к таким категориям как фонологический принцип, метод или закон, мы все же все время оставались в области теории значения. Значение как цельного слова или группы слов, так и отдельных звуков, – необходимый этап всякого анализа фонемы. Но может ли он быть окончательным? Нужно исходить из того реального языка, который уже не является ни языком в смысле де Соссюра, ни речью в понимании того же лингвиста. Нужно иметь в виду, что то, в чем объединяются «язык» и «речь», это тот конкретный текст, устный дли письменный, в котором уже невозможно противопоставлять «язык» и «речь» или «речь» и «язык». Можно сказать, что в таких реальных текстах, при помощи которых мы общаемся друг с другом, мы вовсе не оперируем только одними значениями слов, но обязательно цельными словами, и даже не словами, а цельными словосочетаниями бесконечно разнообразных типов. Что является значением слова, об этом может судить, если уже не лингвист, то, по крайней мере, человек грамотный, способный пользоваться словарями. Но ведь и неграмотные люди, не знающие о существовании словарей, тоже ведь как-то общаются между собою, разумно или неразумно, т.е. общаются, во всяком случае, как сознательные существа, интуитивно хорошо понимающие значение употребляемых слов, но не отдающие себе никакого отчета в существовании такого значения или, тем более в семантических типах даже самых обыкновенных слов. Ясно, поэтому, что хотя мы и заговорили о методическом или системном функционировании значения, мы все же оставались до сих пор только в пределах самого же значения.

Больше того. Мы дошли до необходимости конструировать особую семантическую предметность, которая, как и всякая смысловая предметность, сознательно противопоставлена нами объективно-реальной предметности. Собственно говоря, из пределов этой чисто семантической предметности мы и не вышли, да и не могли выйти, поскольку речь шла у нас только о соединении аксиом знака с аксиомами конструктивной сущности. Эту семантическую предметность мы, правда, разработали так, чтобы она не оставалась замкнутой в себе и чтобы она обладала, так сказать, орудиями своей возможной деятельности в объективно-реальном мире. Эта семантическая предметность превратилась у нас как бы в некоторый смысловой заряд будущих объективно-реальных оформлений и воплощений. Но этот смысловой заряд фонемы до сих пор у нас все еще как бы не произвел выстрела в объективную реальность. Те акты полагания, которые мыслятся в таких категориях как принцип, метод или закон, являются пока все еще только мысленными. Им не хватает укорененности в объективно-реальном мире.