— Держи, жупын, этот кошелек, — сказал он боярину Хынческу. — Ежели предадут меня смерти нехристи в Стамбуле, все отдай сестрам моим, что там живут. А твоей чести вручаю вот эту саблю за бескрайнюю верность, с которой мне служишь. Тебя они обыскивать не станут. Положи все в мешок, и в добрый путь!

— Не расстанусь я с твоей милостью до самого моего смертного часа! — поклонился молодой боярин. — Кошелек возьму и кому следует отдам. А за саблю благодарю. Ею защищу тебя. — Будь благословен! — сказал воевода и вышел.

Во дворе его ожидал рыдван. Татары окружили подводу, в которую он сел, и тронулись в путь.

Боярин Хынческу сел на коня, перебросил мешок через круп, и покинул крепость. Всю дорогу воевода молчал, советуясь лишь с собственными мыслями. Что ожидало его в Стамбуле? Удастся ли сохранить жизнь или голова его падет под топором палача?

Жупын Йордаке, как только переправился через Днестр и ступил на землю своей страны, был схвачен господарскими стражами как злоумышленник.

— Я пришел по доброй воле, по приказанию воеводы, — оправдывался казначей перед капитаном стражников.

— Так и мы по приказанию его милости поведем тебя в кандалах, — расхохотался капитан.

И так отвели его в Бучулешты в кандалах. Держали всю дорогу в голоде и жажде и издевательства над старостью его творили. Когда добрались до Бучулешт, то бросили его в темницу, в которой уже долгое время томился брат его, жупын Тома. В слабом свете, падающем из окошка, братья едва узнали друг друга, настолько они были оборваны и измучены.

— Зачем ты призвал меня, брат мой? — заплакал казначей, пряча лицо в ладонях.

— Поверил я словам змея этого! Обещал мне государеву службу и тебе тоже, но видишь, что он с нами сотворил?

Жупын Тома стал бить себя кулаками по голове.

— Я во всем виноват! Я глупец и ничтожество! Разве не знал я прежде этого бессовестного человека? Как же мог я ему поверить?

— Ни к чему сейчас наши раскаяния, брат! Вместе испытаем то, что судьбой нам начертано. И говорил мне воевода не ехать. Но не послушался его...

О поимке казначея новому господарю было тут же доложено.

— Хорошо, что попался и этот гречина, — довольно осклабился Штефан Георге. — Пускай теперь капитан Раду любыми путями вырвет у этих господ правду о богатстве Лупу. Потому что возьми он все достояние с собой, нам нечего было бы обыскивать Сучавскую крепость.

— Слушаюсь! — поклонился Божи, капитан дэрэбанов.

Вскоре после этого капитан выехал со двора с отрядом и направился в горы. Он вез приказание капитану Раду.

Капитан Раду, выходец из цыган, мужик с лицом смуглым, попорченным оспой, и жадными, жестокими глазами, первым привел в подвал жупына Тому.

— Еще раз спрашиваю тебя, жупын, в каком именно месте запрятаны богатства Лупу в Сучавской крепости, потому как имеем сведения, что были у него там во множестве и деньги, и драгоценности.

— Все разделила господарыня казакам, а то, что осталось, вы и сами знаете.

— А сколько осталось?

— Мне неизвестно.

— Поднять его на дыбу! Может, там он вспомнит, где спрятаны деньги Лупу.

Два палача схватили и потащили старика к дыбе. Затрещали суставы и тело боярина повисло, как тряпка.

— Поднимите выше!

Боярин застонал от боли.

— Признавайся, не то хуже будет!

— Ничего не знаю! Не мучайте меня!

— Жгите ему пятки!

Палачи зажгли две свечи и поднесли к пяткам боярина Томы. Нечеловеческий крик раздался в подвале. Тело его забилось, потом безжизненно поникло.

— Как бы не сгинул боярин, — с сомнением сказал один из палачей.

— Спустите его! — приказал Раду. — На сегодня с него хватит. Приведите второго гречину!

Капитан мрачно глядел на казначея Йордаке, которого втолкнули в подвал.

— Полагаю, что с твоей честью мы легче поладим, чем с жупыном Томой.

Боярин молчал.

— Скажи-ка нам, боярин, какое имущество захватил с собой Лупу?

— Достояние его милости я не считал.

— Разве можно, чтобы ты этого не знал? Казначеем ведь был!

— Достояние казны я знал, а господарское — нет!

— На дыбу и этого!

Несколько дней лежали бояре, не поднимаясь, а потом их снова взяли на допрос. Не было сил человеческих выдержать те мучительные пытки, и оба боярина рады были бы умереть. Но смерть не шла. Взамен нежданно-негаданно пришло приказание об их освобождении. Капитан Раду, тот жестокий палач, что подвергал их зверским пыткам, теперь склонился перед ними с лакейской улыбкой на мокрых губах.

— Имеется приказание от воеводы, дабы отправить вас с честью ко двору! И уж простите меня... Что поделаешь! — бессильно развел он руками.

Бояре, поддерживая друг друга, прошли мимо, даже не глянув в его сторону. Они с трудом передвигали свои изуродованные ноги с еще не зажившими ступнями.

Госпожа Екатерина, находившаяся под стражей в боярском доме, узнала об их освобождении через служанку свою Софию.

— В дорогие одежды нарядили обоих бояр и в богатую карету усадили.

— Что же заставило Штефана изменить свои намерения? Потому как жалости этот человек не знает.

Только через три года, когда и Штефан Георге бежал из страны от страха перед турками, узнала правду госпожа Екатерина. Оказывается, после смерти воеводы Матея на престол вступил воевода Константин, который родней был братьям Кантакузино. Дабы не настроить против себя нового господаря, Штефан Георге поторопился выпустить братьев из темницы, он даже предложил им службы и всячески старался быть с ними ласковым. Но братья не захотели принять господарскую милость и покинули страну, переехав в Валахию.

Уехали бояре Кантакузино, но господарыня со своим сыном осталась в Бучулештах, в том горном имении, стоящем в стороне от больших дорог, которое и путники старались обойти. Ни одной вести не проникало туда. О судьбе супруга своего она ничего не знала. Что с ним произошло? Жив ли еще? Не раз госпоже казалось, что она заживо погребена в этих стенах, откуда нет никакого выхода. Но наступил и долгожданный день. Весть о том, что господарь с верными ему боярами бежал из страны, хотя и поздно, но все же дошла и до Бучулешт. Однажды утром вбежала в горницу София и закричала:

— Ушли, господарыня, твоя милость! Сбежали, проклятые!

— Кто, Софийка?

— И воевода, говорят, и все стражники. Выйдь на крыльцо и погляди!

— Неужели такое возможно? — спрятала Екатерина в ладонях лицо и плечи ее содрогнулись от горьких рыданий.

Слушала господарыня, что рассказывали крестьяне на дворе. Они больше не знали, кому принадлежат. Но раз уж бежал воевода, на чьей вотчине находятся, то вольны отрезать каждый себе кусок поля и вспахать его.

— Дошли до неба наши слезы, — сказала господарыня. — Божеская кара настигнет этого ирода!

Закончились четыре тяжких, мучительных года. Теперь могла уйти и она. Но куда? В своей обношенной одежде она выглядела скорее нищенкой, нежели господарыней. И паныч ее также в залатанной одежонке ходил. Денег не было, драгоценностей тоже. И все же она не могла оставаться в этом ужасном месте. Между тем, она узнала, что воевода Лупу уже несколько лет находится в Стамбуле, в страшной темнице Едикуле. Теперь добраться бы ей только до Сучавской крепости и достать из тайников те драгоценности, что она там спрятала. Тогда она смогла бы отправиться и в Стамбул. Но как она со своим слабым сыном может одолеть столь далекий путь? И кроме того, разве стража впустит ее? Оставалось только ждать. Чего именно, она сама не знала.

Но как раз та вынужденная задержка и оказалась кстати. Потому что порой все, что ни делается, делается к лучшему.

На место сбежавшего господаря на молдавский престол был назначен Георге Гика, бывший капухикая времен княжения Василе Лупу. Прежде чем вручить ему знаки княжеской власти, его призвал к себе великий визирь Мехмед Кюпрюли.