— Что от нас потребуется, преподобный отец, мы все исполним.

Бандини поднял глаза. Перед ним сидел величавый князь в великолепном наряде, и на мгновение ему привиделось, что стоит он перед подлинно царственной особой, человеком, обладающим неограниченной властью.

И именно он, монах Бандини, напишет позднее в своих мемуарах о мудрости этого господаря, о его царственном нраве, о роскоши господарского двора, о богатстве Молдавского княжества и о темноте и нищете народа в этих местах. Воистину — «бедная богатая страна».

На время установился мир на земле молдавской. Завязшие в войне с персами турки чуть ослабили петлю угнетения, сжимавшую придунайские княжества. В письме, отправленном московскому царю 24 марта 1639 года, Лупу сообщал о жестоком сражении у Вавилонской крепости.

«Тридцать девять дней сильное войско атаковало крепость и в одном месте обрушилась часть крепостной стены в длину почти на шестьдесят сажень. А в декабре месяце великий визирь штурмовал крепость 18 дней и через тот пролом в стене ворвался в крепость... И было то сражение жестоким с обеих сторон из-за бесчисленных штурмов, и сражались, пока не выпускали из рук оружия, а потом дрались ногами, руками, и победа оказалась на стороне турецкого царя...»

Через месяц царь, прочитавши это письмо, якобы сказал:

«Теперь уж насытился Мурад кровью!..»

Действительно, много крови пролилось. Сто пятьдесят тысяч человек пали в той войне. Но султану Мураду не пришлось отпраздновать свою победу, в Стамбул он вернулся больным. Прошел слух что болезнь та пошла от дочери правителя крепости, прекрасной Нурии, которая будучи схваченной и приведенной к Мураду, намазала губы свои змеиным ядом. Поцеловав ее, султан тут же почувствовал себя плохо, а девушка скончалась в его объятиях. Среди тех, кто пал в сражениях с персами, был и великий визирь, на место которого назначили другого. Василе Лупу поспешил послать ему пешкеш, одновременно намекнув, что сосед его, воевода Матей, изо дня в день плетет интриги с врагами Порты. Он просил нового визиря замолвить слово за княжича Иона, который мог бы занять место Матея.

На этот раз султан прислушался к словам визиря и направил капуджи-башу к воеводе Матею с фирманом о низложении.

Турецкий чиновник прибыл к валашскому господарю и сказал ему:

— Тебе княжение дано было на три года, а ты уже сидишь здесь семь лет. Великий наш султан шлет тебе фирман о низложении.

Воевода Матей прочитал фирман и ответил:

— Подчиняюсь приказанию нашего великого повелителя, уступлю престол земли сей любому господарю, кроме Лупу или кому-либо из семьи его.

Получив такой ответ, султан загорелся гневом.

— Немедля послать фирман на княжение молдавскому бею. Пусть идет с войском и прогонит этого гяура!

Посланец, который прибыл с господарским кафтаном и фирманом, был одет воеводой в дорогой наряд и по-царски одарен. Радостный Лупу созвал бояр на совет и сказал:

— По приказанию великого и могущественного султана Мурада оставляем на престоле Молдовы сына нашего воеводу Иона, а мы с божьей помощью, править Валахией станем.

Василе Лупу взял за руку сына и посадил на престол. Митрополит Варлаам с печалью во взоре произнес над несчастным калекой соответствующую молитву и свершил помазание. Один за другим подходили к новому воеводе бояре, преклоняли колена и целовали немощную руку его. Потом был пир великий. И сам Лупу веселился, как никогда. Его сокровенная мечта почти осуществилась.

Войска выступили при ясной погоде. У выезда из города навстречу воеводе вышел митрополит Варлаам со всем клиром. Господарь приблизившись к митрополиту просил благословения.

— Твоя милость, — наклонился к нему Варлаам, — прикажи и я паду ниц и руки твои целовать стану, токмо внемли словам моим! Возвратись на престол и владей землей сей с миром. Не слушай нехристей, потому как проку для тебя и для народа твоего от сего похода не будет. Смири гордыню и станет сие величайшей из побед твоей милости!

— Невозможно то, что просишь ты, твое преосвященство! Нить вражеских козней перерезать надобно. Благослови!

Митрополит поднял крест и прошептал:

— Прости их, господи, ибо не ведают, что творят!

Господарь приложился к кресту и торопливо вскочил в седло, оставив Варлаама с полными слез глазами посреди дороги, той самой дороги, по которой, спустя немного времени, воевода возвратится без войска, без свиты, чудом избегший смерти.

Но кто мог тогда знать, что произойдет? Завтрашний день рождается в глубочайших пещерах времени, куда человеку доступа нет.

На берегу реки Большой Милков Лупу ожидала тысяча янычар, посланных визирем в помощь молдавскому воеводе. Были и татары, которым предстояло расчищать путь войску. До Праховы продвигались беспрепятственно, если не считать нескольких незначительных стычек. Лазутчики, посланные узнать, где находятся войска Матея-воеводы, возвращались ни с чем. В конце концов выяснилось, что валахи спрятались в дубравах в болотистой местности, подле села, носящего название Ненишоры. Так и простояли войска неделю, не начиная сражения. Молдавские же ратники по ночам шастали по деревням, грабили, возвращались пьяными и спали мертвым сном. И вот в такую ночь, когда войско разбрелось по холмам, а те, что стояли на страже, лыка не вязали, приказал Матей, чтоб каждый конник посадил на лошадь пехотинца и переправился вплавь через реку Прахову.

Стояла глубокая ночь. Покрытое тучами небо было аспидно-черным. Кругом — тишина и мрак. Вдруг раздались крики и конское ржание. Поднялся неописуемый переполох. Сорвавшиеся с привязи кони испуганно носились по лагерю, давя одурелых от сна ратников. Те, кому удалось сбежать, попрятались по болотам, в камышах, погрузившись в стоялую жижу. Кому повезло, прыгали на спины лошадей и гнали их к столбовой дороге. Рев нападающих, отчаянный крик убиваемых сотрясали ночной воздух. Ошалелые ратники Василе Лупу метались в кромешной тьме, рубя друг друга. То была ночь ужаса и погибели, которую уцелевшие помнили до смертного своего часа.

Стамате Хадымбу ввалился в шатер воеводы и заорал:

— Вставай, государь, вставай и беги! Валахи налетели! Все крушат и уничтожают! На коня, скорей!

Спавший крепким сном Лупу вскочил и только тогда дошли до него яростные крики врагов и вопли молдаван, заполнявшие всю долину. В одном исподнем он вскочил в седло и бешено нахлестывая коня, поскакал по дороге в Браилу. Всю ночь господарь и кучка сопровождавших его бояр не давали коням передыха. На рассвете достигли Браилы. Остановились в доме знакомого купца. Лупу облачился в одежды хозяина и поел. Досада душила господаря. Он ничего не знал о судьбе своего войска; судя по тому, что рассказывали бояре, немногие уцелели в этой бойне. Но даже и тех, кто спасся, никакими силами не удалось бы остановить и заставить сражаться. Воевода подумал, что следует известить Порту о самоуправстве валаха. Погибли, наверно, не только молдаване, а и султанские янычары и татары.

В комнату вбежал перепуганный слуга.

— В проулок въехали янычары с саблями наголо. Ищут говорят, каких-то беглецов.

— Твою милость схватить хотят! — сказал всполошившийся хозяин. — Ступай за мной! А ты, — приказал он слуге, — подведи коня к забору. Возьми с собой одного человека, твоя милость. И не мешкай!

Пока янычары спешивались у ворот, воевода Лупу в сопровождении ратника покидал город, направляясь к Милкову. Когда доскакали до леса, ратник сказал ему:

— Остановись, твоя милость, и надень эту сермягу. Увидят тебя турки в дорогом наряде, сразу поймут, кто ты.

Воевода снял с себя праздничный кафтан, что надели на него в Браиле, и свернув, спрятал в кусты. Взамен натянул домотканый армяк, потертый на швах и залатанный на локтях. Ратник дал ему и свою шапку и, переодевшись таким образом, они вновь пустились в путь.