— Смажем дома мазью, и сразу заживет, — сказала она, осторожно погладив княжну по лбу.

Княжна Мария с внезапным волнением подумала, что новая служанка, пожалуй, ведет себя не совсем обычно. Уж слишком ласкова ее речь. Чересчур нежны ласки. И в сознании возникло вдруг страшное слово: «мачеха». Княжна захлопала ресницами, словно на них насыпали пепел: «Она хочет стать мне мачехой!»

Оттолкнув Елену, Мария направилась к карете. Елена тому не удивилась: какая княжна да без причуд!

До самого вечера княжна Мария сидела словно на иголках. На вопросы отвечала, меча громы и молнии. Даже нянюшка Аргира, знавшая повадки своей воспитанницы с первого качания колыбели, не могла ее успокоить. Потерпев неудачу, няня усмехнулась, вспоминая собственную невозвратную молодость. Причуды княжны, как и любой красной девицы, — признак твердого характера, осмелилась она рассудить.

Перед полуночью кроватки в семейных покоях со вздохом принимали юных хозяев для положенного отдыха. Учителя и слуги разошлись по своим каморкам. Кантемир пожелал детям доброй ночи и ушел к себе. Княжны проводили меньших братьев до угловой горницы и тоже отправились почивать. Нянюшку Аргиру попросили не задерживаться при них: они уже взрослые и не боятся темноты. Пусть старые кости няни отдыхают.

Княжна Смарагда натянула одеяло до подбородка и через несколько минут удалилась в царство сновидений. Еле слышное, равномерное сопение известило сестру, что сон Смарагды крепок, и она не проснется до утра. Мария выскользнула из постели и сунула ноги в сафьяновые шлепанцы. Затем, передумав, надела мягкие шерстяные тапочки, еще более бесшумные на ходу. Дверные петли не скрипнули: няня Аргира недавно умягчила их капельками постного масла.

В пустом коридоре стояла тишина. Лишь большие часы с блестящей цепью тикали на стене, бесстрастно отмеривая течение времени. Иоанн Хрисавиди поставил для себя возле комнаты своего государя дощатое ложе и растянулся на нем, не снимая одежды, накрылся длинношерстным кожухом. Ближе к утру он снимет ложе, свернет кожух и унесет их в чулан. Но ночь неотлучно проводит на этом месте. Может, его высочеству захочется свежей водицы: у Хрисавиди наготове графин. Может, просто понадобится кто-нибудь для срочного приказа: Хрисавиди его позовет. Может, еще что-нибудь стрясется: Иоанн — начеку, честно зарабатывает свой кусок хлеба.

Сон у Хрисавиди — заячий. Мария, зная об этом, ступает тихо и мягко по толстому персидскому ковру. Где ей спрятаться, чтобы все видеть и слышать? Особенно — чтобы ее не заметил бдительный страж, ибо как тогда объяснить, почему она бродит по дому, как лунатик, и что ей нужно? Мария затаилась за клавикордами. Свет от огарка, стоявшего у постели слуги, падал лишь на его встрепанную голову и полосу старого кожуха. Далее лучи растворялись в темноте. Сердечко княжны давно почуяло, что под крышею этого дома происходит нечто тайное. Но не могла понять — по какой причине и что именно. Просто душа подсказывала, что не все в ее доме чисто.

Но вот в глубине коридора возник слабый шорох. От дальней двери пронеслась легкая волна свежего воздуха; кто-то осторожно отворил и закрыл за собой ту заднюю дверь. И снова стало на время тихо. Либо тот, неведомый, вошедший, остановился, чтобы привыкнуть к темноте, либо испугался и готов улизнуть обратно. Иначе был бы слышен хоть слабый шорох. Княжна осторожно высунулась из засады. Пронзила взором мрак в прихожей. И перед ней возникли очертания женской фигуры. Она медленно приближалась, рассекая мрак узким станом. Без сомнения, то была их новая служанка Елена, дочь Пантелея Мирова. На ней была ночная накидка, синее платьице с белым воротничком. Служанка шла босиком, неся на ладонях поднос со стаканом воды. Кого в такой час одолела внезапная жажда? Возле ложа Хрисавиди Елена замедлила шаг. Глянула на слугу, осмотрелась вокруг. А потом, удерживая одной рукой поднос, взялась за дверную ручку и смело на нее нажала. Елена вошла в спальню его высочества князя, а Иоанн Хрисавиди даже не пошевелился. Какой же он, оказывается, негодяй!

Княжна Мария кусала пальцы. Хорошо бы схватить полено и как следует стукнуть им по Хрисавидиеву кожуху! Вот было бы здорово!

Золоченые стрелки часов исправно совершали свой путь. Когда пробил четвертый час утра, Мария перебралась на новое место. Проскользнула мимо Хрисавиди, лежавшего, как бесчувственное бревно, и спряталась в темном углу. Холод покрыл тело княжны зябкими пупырышками. Колени ее дрожали, зубки дробно постукивали.

Дверь в комнату князя внезапно приоткрылась. Давешнее привидение вышло из нее, держа все тот же поднос. Стакан был пуст. Его высочество выпил воду, до самого дна. Возле огарка Хрисавиди Елена несколько замедлила шаг. Поправила кудряшки под накидкой, погладила белый ворот. Потом бодро двинулась дальше по цветастому ковру.

Почувствовав, как со спины на нее наваливается какое-то чудовище, Елена коротко простонала и свалилась в темный угол, словно в яму. В шею ее вцепились острые коготки. В уши полился злобный шепот:

— Задушу... Мачехою захотела для нас стать?.. Задушу, чтобы нас не бесчестила...

Елена с трудом выдохнула:

— Не дави, боярышня, мне больно...

Антиох Химоний нашел своего господина в его кабинете, сидевшим нос к носу с грамматиком Гавриилом. И согнулся пополам, терпеливо ожидая, когда его заметят и изволят спросить.

— Нашли? — издалека молвил Кантемир, поднявшись из кресла.

— Старались, государь. Причины, по которым Иляна[90] сбежала со двора, еще не выяснены. Но следы ее нащупали. Она подалась вначале к родителям, в Черную Грязь. Сказала им, что соскучилась. В тот же вечер к Мировым заявились двое сватов, Иван Митрофанов и Борис Обидин. Стали сватать ее за Игната, сына Терентия Шильникова, сулили ей всяческие богатства и блага. Девица им отказала, сказав, что никогда за такого урода не пойдет. Старики осерчали и вернулись к парню с пустыми руками. И вот тут, государь, начинается неизвестность.

— Отец ее бил?

— То неведомо, государь. В тот вечер, когда сваты разгневались, Пантелей проводил их до ворот, стараясь задобрить. Возвратясь в избу, он ее уже не нашел. Закричал на жену, но та лежала без чувств. Стал искать по каморам, в сараях, под заборами. Не нашел. Подумал, что спряталась у соседей, устрашась отцовской палки. Наутро и весь следующий день ждал, не подаст ли о себе весть. Только зря.

— Не увел ли ее Игнат силой?

— Мы поспешили тотчас и к нему. Приставил я к его горлу кинжал и дал совет не звать смерть кумой в молодые-то годы. Он заплакал и поклялся на кресте, что не ведает ни о чем ни слухом ни духом. Потом мы перевернули вверх дном одну за другой избы, сараи, конюшни, погреба, птичники... Нигде — ничего. И есть еще, государь, известие...

— Постой! — оборвал его Кантемир. — Послал ли ты толковых слуг обыскать прочие тайные места? Нет?.. Пощупай-ка, крепко ли держится на шее башка?

— Как ее прилепил господь, государь...

— Господь прилепил — не отлепил бы тебе ее я! Назначишь двадцать пять, нет, тридцать ратников — пусть ищут ее днем и ночью, на земле и в небесах, где хотят. Если жива, доставить ее ко мне, немедля. Если мертва, доложить; кто убил и за что?

Химоний убрался в страхе. Вскорости, однако, вернулся. Хотя Кантемир по-прежнему мерил шагами комнату, как разъяренный лев, Иоанн не стал медлить.

— Помилуй, государь! Наши слуги отправились по твоему приказу. Будут обыскивать вершок за вершком города и села, поля и леса. Не пропустят ни избушки, ни дупла. Теперь выслушай, государь, другую злую весть. Промеж молдавскими боярами душегубство случилось.

Кантемир вперил в него страшный взор. Молдавские бояре, последовавшие за ним в Россию после Станилештской баталии, находились по-прежнему под его властью и судом. Так решил, по его просьбе, царь Петр. Из этого следовало, что он несет ответственность за дела своих бояр и обязан требовать с них ответа.