Запах кофе — терпкий и будоражащий — пробрался в спальню через щель под дверью, и повис, дразня. Вяземская сняла маску и, сунув ее обратно в пакетик, приблизила лицо к зеркалу. Кожа посвежела, подтянулась, даже отеки вокруг глаз немного спали. Инесса Львовна еще раз расчесала волосы, и они, тяжелые и гладкие от масла, легли на плечи блестящей волной.

Вяземская еще раз критически оглядела себя в зеркале. «Неплохо, очень даже неплохо! — подбадривала она себя. Но смотревшая из зеркала полнотелая женщина с постаревшим лицом и распущенными волосами, похожая на молодящуюся русалку, вдруг отвернулась и закрыла ладонями глаза. — Господи, стыд-то какой! Ну кому я вру? Ведь он же мальчишка, он мне в сыновья годится, тридцать два года — а мне без пары недель пятьдесят! Ну что я себе напридумывала, ведь молодого хочу удержать, а зачем?… Ясно же, что не останется! И у меня к нему — нет любви, просто одной плохо, да и похожи мы: оба карьеристы, честолюбцы, которые и в медицине-то непонятно почему оказались, если разобраться… Ведь таблички на дверях кабинета и красивые цифры в отчетах беспокоят нас больше, чем здоровье пациентов. Но их, недужных, много — а жизнь одна, и мы в ней — крапивное семя*. Такими уж уродились»

И ее мысли потекли, уводя от главного, успокаивая, привычно подсовывая аргументы: да, ты видишь в нем себя, и тебе иногда неуютно от этого; да, ты никогда не любила лечить, но, глядя на него, осознаешь, что это не такой уж большой грех, и что ты не одна такая. И, вообще, должен же кто-то быть администратором. Ты в свое время лезла к должности по головам — теперь это делает Игорь. Но строить карьеру — дело уважаемое, и плевать, что Новицкий использует тебя как ступеньку. Он ведь для тебя тоже — просто способ: хорошо провести время, ощутить себя привлекательной, незаменимой, властной. Да и секс для здоровья необходим, а с ты расцвела, помолодела даже, да и цикл нормализовался, боли внизу живота прошли. Так что одни плюсы от этих отношений.

«Но, если всё так, почему тебе стыдно? И зачем дала ему ключ?»

Вяземской не хотелось отвечать на эти вопросы. И в зеркало смотреть тоже не хотелось. Запахнув пеньюар, она вышла из комнаты и прошмыгнула в санузел — умываться смысла не было, а вот зубы почистить не мешало, да и в туалет хотелось уже нестерпимо.

Когда она появилась на кухне, Новицкий кивнул, не поднимаясь из-за стола, и сказал, всё еще жуя:

— Инесса, прости, я разбил твою кружку.

— Слышала, — она тоже села за стол, отщипнула крошку сыра. — Как дежурство?

— Я потому и приехал, — помедлив, ответил он. — Ты бы всё равно узнала. Я решил, что лучше уж из первых рук.

Вяземская озадаченно сдвинула брови:

— Что-то случилось?

— Да, — он глотнул кофе. — Сотрудница твоя, Демидова, сейчас в полиции. Украла какого-то ребенка, а при задержании приступ выдала. Потом еще один. Я ездил к ней в ИВС.

Порывисто вздохнув, Инесса Львовна испуганно прикрыла рот рукой и покачала головой, не веря. Таня, такая правильная, разумная — и украла ребенка?…

— Там какая-то мутная история, — Новицкий снял очки, протер их клетчатым носовым платком. — Этот мальчик, вроде бы, у вас лежал. А потом оказался у Демидовой. Мать ребенка написала на нее заявление, поехала к ней домой с полицией, там мальчишку этого и нашли. Ну а Демидова при задержании сопротивлялась, орала что-то про кукол и кукольную машину, будто не в себе. В камере это продолжилось. По симптоматике — то же самое, что и тогда, на работе.

— Но это же скандал… — растерянно пробормотала Вяземская. Замерла, невидяще глядя перед собой. Мысли будто расползлись в разные стороны, оставив в голове серую пустоту. Шок оказался столь же сильным, сколь и недоверие.

— Это точно она? — вопрос получился глупым, бессмысленным. Новицкий глянул искоса, удивленно.

— Кофе хочешь? Я на двоих сварил.

Она машинально кивнула. Он встал за кружкой, включил плиту — подогреть джезву. Через пару минут поставил кофе перед Вяземской, пододвинул сахарницу, молочник. Инесса взяла ложечку и, вместо сахарницы, опустила её в молоко.

— Может тебе пустырника накапать? — озадаченно спросил Игорь, отбирая ложку. Сыпанул в ее кофе сахара, забелил молоком.

— Что?… Пустырник? Ох, нет. Я в порядке, — встряхнулась она. Надо было что-то делать, как-то выпутываться из этой дикой ситуации. И как можно быстрее! Тревога билась внутри: город маленький, слухи расползутся мгновенно… на каждом углу будут шептаться о том, что врач-педиатр загремела в тюрьму за кражу ребенка. Ненормальная врач-педиатр. И как её только на работе держали, куда начальство смотрело, скажут все. А начальство — это она, Вяземская.

— Игорь, рассказывай подробно, что там было! — велела она. — Это очень важно, мне нужно понять, как действовать. Ты представляешь, какое это пятно на репутации моего отделения? Да меня наверху сожрут, если это правда!

— Я рассказал уже. Всё, что мне известно. — Новицкий пожал плечами. — Могу добавить, что Демидова призналась: приступы у нее с детства, клиника* одна и та же. Раньше были раз в несколько лет, с возрастом — чаще. Получается, что только за последние два месяца — три приступа. Я поставил диагноз «рекуррентная шизофрения».

— Какой кошмар… — в расширенных глазах Вяземской стыла паника. — Это же ужас, Игорь! Она же всё это время с детьми работала! Я лично её в отделение принимала, да еще наверху её хвалила, собиралась передать ей заведование… Это что же получается — я виновата? Проглядела?

— Ну, как тебе сказать, — он положил руку на её плечо, легко сжал, будто говоря «держись, будь сильной». — Рекуррентную шизофрению очень легко проглядеть, ее проявления нетипичны. Поэтому и верный диагноз так трудно поставить.

В его словах звучала профессиональная гордость, он был явно доволен собой: а как же, сумел понять, что с пациенткой, а ведь случай очень непростой, и болезнь хамелеонистая, такую поди ещё вычисли! Но Инесса не прониклась его настроением, а спросила без обиняков:

— Ты уверен, что диагноз правильный?

Он отстранился, сложил руки на груди. Крылья носа гневно дрогнули:

— Сомневаешься в моей квалификации? — холодно осведомился он.

— Нет, но… Ты сам говоришь, что в подобных случаях бывают проблемы с диагностикой. Может, ты ошибся? Давай вызовем Серёгина, пусть тоже ее посмотрит. Он сейчас в Москве, но я попрошу, у него ведь тридцать лет опыта…

— Я в своих знаниях — уверен! — заносчиво перебил Новицкий. — У меня, на минуточку, красный диплом! Аспирантура за плечами! И я не считаю нужным собирать консилиум ради этой лгуньи! Она ведь обманула меня при первой же встрече, а тебе врала все эти годы. Нет, если ты, конечно, предпочитаешь верить психически больному больше, чем его психиатру — пожалуйста! Карты в руки! Но я всё равно буду вынужден поставить её на учет, и не смогу допустить это твою Демидову к врачебной работе. И даже не проси!

Он уже почти кричал, а она всё ниже наклоняла голову, чувствуя себя сейчас не чиновницей, чья задача — срочно принять решение, а обычной женщиной. Которая не смеет перечить своему мужчине из-за глупого страха остаться одна. Но спорить хочется, и нужно, пока есть шанс обелить себя и Таню…

Но точно ли — есть?

Инесса Львовна устало потерла виски руками. Хотелось остаться наедине с собой, собраться с мыслями. И ощущение беспомощности грызло, и страх подъедал — а если Игорь все-таки прав? А если не прав, но она уступит — судьба Татьяны будет на ее совести. Ведь Новицкий по этому поводу печалиться не будет, ему просто плевать на чужую судьбу!

Презрение шевельнулось внутри, но Вяземская постаралась подавить это чувство.

— Извини, Игорь. Мне нужно на работу, — сказала она, глядя в сторону. — Ты располагайся тут, отдыхай…

— Обиделась? — он смотрел поверх очков. Руки всё еще на груди, а грудь — всё еще колесом. Уверен в своей правоте, полностью уверен, опуская глаза, осознала Вяземская. И вдруг поняла, что не уважает его как мужчину. Потому что он слишком упрям, заносчив, самовлюблен. Слишком расчетлив — даже в отношениях.