Глотка Сюэ Яна также пострадала: после отхаркивания огромного количества крови его голос настолько охрип, что никто не узнал бы в нем прежнего человека! 

Сяо Син Чэнь, сидя на краешке кровати, произнес: «Тебе и впрямь не стоит двигаться, иначе твои раны раскроются. Не беспокойся, я спас тебя,  а, значит, не собираюсь навредить».

Сюэ Ян крайне быстро подстраивался под различные ситуации. Он мгновенно сообразил, что вероятнее всего, Сяо Син Чэнь не узнал его, и, закатив глаза, закашлялся в попытках заговорить: «Кто ты такой?»

А-Цин перебила его: «У тебя, что, глаз нету?! Он бродячий заклинатель, который с огромным трудом принес тебя сюда на своей спине и даже напоил всякими волшебными штуками, а ты все равно такой грубый!»

Сюэ Ян тут же повернулся к ней и равнодушно спросил: «Ты слепая?»

Вэй У Сянь почуял неладное.

Пронырливый мелкий бродяжка в самом деле всегда оставался начеку, и даже то, что А-Цин смотрела на мир абсолютно белыми глазами, не дало ему повода пустить ситуацию на самотек. Сюэ Ян не упускал из виду ни одного сомнительного момента, поэтому немедленно сделал стойку на ее неосторожную фразу. Он произнес всего лишь два слова, и, судя лишь по ним, невозможно столь категорично заявлять, что Сюэ Ян был грубым. Если, конечно, А-Цин не видела выражения его лица. 

К счастью, А-Цин с малолетства привыкла врать и тотчас же парировала: «А что, ты презираешь слепых? Ну ты так знай же – слепой тебя спас! Все чихать хотели на тебя, и если бы не он, ты так и сгнил бы в придорожной канаве! А ты, вместо того, чтобы первым делом поблагодарить даоцзана, так грубо себя повел! И таким тоном назвал меня слепой… Пф! Ну и что такого, что я слепая…»

Ловко сменив тему разговора, А-Цин продолжила настойчиво, но удрученно бормотать себе под нос, и Сяо Син Чэнь поспешил утешить ее. Сюэ Ян покосился на них с угла комнаты, и Сяо Син Чэнь вновь обратился к нему: «Не сиди у стены. Я еще не обработал рану на твоей ноге. Вернись на кровать».

Сюэ Ян, сохраняя безразличное выражение лица, остался размышлять на прежнем месте. Тогда Сяо Син Чэнь добавил: «Если ее не залечить как можно быстрее, ты можешь превратиться в калеку».

Услышав его слова, Сюэ Ян решительно сделал выбор.

Вэй У Сянь догадывался, о чем тот думал: тело Сюэ Яна получило слишком сильные повреждения, и без должного ухода ему не обойтись. А коль уж Сяо Син Чэнь оказался таким простофилей, что сам вызвался присматривать за ним, то почему бы и не принять его помощь?

И тогда Сюэ Ян внезапно поменялся в лице и голосом, полным признательности, произнес: «Спасибо за заботу, Даоцзан».

Наблюдая особый талант Сюэ Яна, дающий ему способность за доли секунды переходить из свирепого настроя в дружелюбное расположение духа, Вэй У Сяня пот прошиб со страху за обоих слепцов, истинного и мнимого,  а в особенности за А-Цин. Она могла видеть, и если Сюэ Ян прознает об этом, то скроет свою тайну любыми способами, а, значит,  девушка непременно умрет. И хотя Вэй У Сянь знал, что, в конце концов, А-Цин, скорее всего, все равно погибнет от руки Сюэ Яна, сердце его волей-неволей замерло, поскольку сейчас он проживал эти моменты вместе с ней.

Неожиданно Вэй У Сянь заметил, что Сюэ Ян постоянно следит, чтобы Сяо Син Чэнь не трогал его левую руку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что его левый мизинец был отсечен, причем, судя по срезу, рана уже давно зажила – еще в те годы Сяо Син Чэнь определенно знал, что у Сюэ Яна лишь девять пальцев. Недаром мелкий бродяжка, разыгрывая представление, носил на левой руке черную перчатку. 

Сяо Син Чэнь принялся усердно и добросовестно ухаживать за больным. Наложив на ногу целебную мазь, он весьма элегантно перевязал ее и сказал: «Вот и все. Но лучше тебе пока не двигаться, иначе кости могут опять сместиться».

Сюэ Ян уже убедился в чрезвычайном простодушии Сяо Син Чэня, из-за которого тот не узнал его. Сейчас запекшаяся кровь обагряла его одежды, а сам он находился в полнейшем беспорядке, но, тем не менее, подобие млеющей и самодовольной усмешки вновь появилось на его лице: «Даоцзан, ты не собираешься спрашивать, кто я такой и почему так сильно изувечен?»

Будь на его месте кто-то иной - и он бы тщательно избегал подобных тем, чтобы ненароком не сболтнуть мелочей, способных раскрыть его настоящее имя. Однако Сюэ Ян, напротив, умышленно завел этот разговор. Сяо Син Чэнь, прибираясь в своей перевязочной сумке, мягко ответил: «Если ты сам не рассказываешь, то и мне незачем знать. Я совершенно случайно наткнулся на тебя и решил протянуть руку помощи, к тому же никаких хлопот ты мне не доставляешь. А после того, как твое тело окрепнет, каждый из нас пойдет своей дорогой. Окажись я тобой, я также бы предпочел, чтобы незнакомцы не совали свой нос в мои дела».

Вэй У Сянь подумал: «Даже если Сяо Син Чэнь и расспросил бы, мелкий бродяжка насочинял бы историю, к которой ни за что не подкопаешься, и, так или иначе, обвел бы его вокруг пальца». Прошлое большинства людей неизбежно таит клубок проблем, и Сяо Син Чэнь исключительно из уважения к чужой жизни не стал задавать слишком много вопросов. Однако Сюэ Яну его деликатность пришлась как раз на руку. Вэй У Сянь понимал, что он не только обманом заставит Сяо Син Чэня вылечить себя, но и, оправившись от ран, наверняка не позволит «каждому из них идти своей дорогой!»

Оставив Сюэ Яна набираться сил в спальне сторожа похоронного дома, Сяо Син Чэнь вернулся в главную комнату, открыл новый гроб, собрал с пола охапки рисовой соломы и толстым слоем устлал дно ящика. Затем он повернулся к А-Цин: «Тот человек сильно пострадал, поэтому давай уступим ему кровать. Ты не обидишься, если тебе придется спать здесь? Я постелил вниз соломы, так что должно быть не очень холодно».

А-Цин с самого детства скиталась по улицам и вела жизнь обездоленной, засыпая на росе и питаясь ветром, поэтому безразлично ответила: «Ничуть не обижусь. То, что мне есть, где спать, уже неплохо. И я не замерзну, так что тебе не за чем вновь отдавать мне свою верхнюю одежду».

Сяо Син Чэнь погладил ее по макушке и, с мечом и метелкой из конского хвоста за спиной, вышел на улицу. Ради ее же безопасности, Сяо Син Чэнь, отправляясь на ночную охоту, никогда не позволял А-Цин следовать за ним. Девушка забралась в гроб и, немного полежав, вдруг услышала голос Сюэ Яна, зовущего ее из каморки по соседству: «Слепышка, идем сюда».

А-Цин высунула голову из гроба: «Зачем?»

Сюэ Ян предложил: «Я дам тебе конфету».

Кончик языка А-Цин защипал, словно она и в самом деле очень хотела сладкого, но, тем не менее, она отказалась: «Я их не ем, так что никуда не пойду!» 

Сюэ Ян сладким голосом пригрозил: «Так уж прям и не ешь? Или, может быть, ты просто боишься подойти ко мне? Ты же не думаешь, что я действительно не могу двигаться? И что, если ты не придешь ко мне, я не встану и не найду тебя сам?»

А-Цин вздрогнула, услышав, каким странным тоном он говорил, и представила, как зловещая улыбка вдруг возникает над ее гробом. Страх еще сильнее обуял ее и, немного поколебавшись, она все-таки подобрала бамбуковый шест и, медленно простукивая себе путь, подошла к спальне. Однако едва А-Цин успела произнести хоть слово, небольшой предмет прилетел прямо в нее.

Вэй У Сянь невольно хотел увернуться, опасаясь, что это метательный кинжал или нечто подобное, но, разумеется, тело А-Цин ему не подчинилось. Однако в следующую же секунду он вдруг испуганно сообразил: «Ловушка!»

Сюэ Ян проверял А-Цин – будь она и в самом деле слепой, то не стала бы уклоняться!

Однако А-Цин собаку съела на притворстве слепой, к тому же, была человеком неглупым, поэтому, глядя, как к ней что-то приближается, не повела и бровью и осталась стоять на прежнем месте. Она, наоборот, позволила предмету врезаться в ее грудь, после чего отскочила и гневно воскликнула: «Эй! Ты чем там бросаешься!»

Сюэ Ян, видя, что она не попалась, ответил: «Это конфета, угощайся. Я совсем забыл, что ты не видишь. Она лежит у твоих ног».