Во дворе послышался звук передвигаемой деревянной лавки, кажется, двое хозяев этого дома уселись за деревянный стол. Женский голос произнес: «Гэгэ, дай я возьму».

Услышав обращение «гэгэ», Лань Ван Цзи застыл на мгновение.

В ответ послышался голос мужчины: «Лучше займись лущением бобов». Затем раздалось тихое бормотание крепко спящего ребенка.

Видимо, это были молодые супруги. Жена готовила ужин, а муж держал на руках маленького.

Вэй У Сянь, улыбаясь, подмигнул Лань Ван Цзи и прошептал: «Вот так удача, оказывается, хозяин этого дома — еще один “гэгэ”».

На последнем слове он умышленно сделал голос тоньше, совершенно не скрывая шутливых намерений. Лань Ван Цзи окинул его серьезным взглядом и отвернулся. Сердце Вэй У Сяня мягко затрепетало, он прижался ближе, к самому уху Лань Ван Цзи, и тихонько позвал: «Лань-гэгэ».

Кажется, дыхание Лань Ван Цзи при этом замерло на мгновение, а в ответном взгляде отразилось предостережение.

Тем временем во дворе рассмеялась жена: «Да ведь ты неправильно его держишь, так и разбудишь сына, а укачивать все равно придется мне».

Муж ответил: «Он сегодня наигрался досыта, устал так, что спит без задних ног».

Жена, перебирая в руках бобы, продолжила: «Гэгэ, ты должен как следует воспитать А-Бао. Если он в четыре года так себя ведет, то что же будет, когда он станет старше? Уже несколько раз довел до слез соседских детей, они даже говорят, что больше не будут с ним играть».

Муж отвечал: «Но ведь все-таки играют, каждый раз говорят, что больше не будут, и все равно приходят поиграть».

Вэй У Сянь тихонько прыснул со смеху. «Лань-гэгэ, а что бы ты на это сказал? Ты согласен?»

Лань Ван Цзи ответил лишь: «Прекрати разговаривать».

Однако они говорили достаточно тихо, чтобы простые люди не могли их услышать. Муж и жена обсуждали житейские дела, а Вэй У Сянь тем временем совершенно приклеился к уху Лань Ван Цзи, назойливо, но мягко и нежно повторяя «Лань-гэгэ». Кажется, Лань Ван Цзи, в конце концов, не выдержал и резко развернулся.

Движение получилось быстрым и аккуратным, так что соломенный стог даже не шевельнулся, но при этом Лань Ван Цзи придавил Вэй У Сяня собой.

Раздался тихий голос: «Еще раз — и я применю “молчание”»

Вэй У Сянь протянул руку к его лицу, но Лань Ван Цзи сразу поймал его запястье. Тот совершенно серьезно заявил: «Хань Гуан Цзюнь, к твоей лобной ленте прицепилась соломинка».

Лишь услышав это, Лань Ван Цзи отпустил его руку. Вэй У Сянь помог ему убрать со лба тонкую соломинку и, повертев перед его глазами, похвастался: «Видишь, я не обманул тебя» .

Однако все его самодовольство испарилось, когда вновь раздался голос женщины: «Даже если и так, все равно нельзя разрешать А-Бао обижать других ребят».

Ее муж спокойно ответил: «Пусть делает, что хочет, он ведь мальчик, а мальчики всегда обижают тех, кто им нравится, он просто хочет привлечь к себе внимание».

Улыбка Вэй У Сяня после этих слов на миг застыла.

Как вдруг ребенок, кажется, проснулся и начал что-то лепетать, супруги же стали вновь его укачивать. Спустя некоторое время им вновь удалось усыпить сынишку, и молодая жена произнесла: «Гэгэ, я попросила тебя воспитать А-Бао не только из-за других ребят. А еще и потому, что он в последнее время слишком непослушный, не позволяй ему играть где вздумается до самого вечера, домой нужно возвращаться пораньше».

На этот раз мужчина ответил: «Я понимаю. Все из-за этих недавно разрытых могил на старом погосте?»

Жена отвечала: «Я слышала, что не только возле нашей деревни, но даже на городских фамильных кладбищах произошло подобное. Что-то странное творится вокруг, лучше А-Бао почаще оставаться дома и не выбегать за ворота».

Муж согласился: «Да. Если он повстречает Старейшину И Лин, беды не миновать».

Вэй У Сянь: «…»

Жена понизила голос: «Я еще в детстве слушала сказки о Старейшине И Лин, и всю жизнь считала, что родители придумали присказку “если не будешь слушаться, я позову Старейшину И Лин, чтобы он забрал тебя и скормил демонам” лишь для того, чтобы в шутку успокаивать детей, но кто же мог подумать, что такой человек действительно существует, и что он на самом деле вернется с того света».

Муж подхватил: «Да уж. Я как услышал о разрытых могилах, так сразу о нем и подумал. Оказалось, что все так и есть, в городе все слухи только об этом».

Вэй У Сяню не оставалось ничего другого, как смириться с тем, что имя его навсегда оказалось связано с «разрытыми могилами». По правде говоря, раньше он, в самом деле, творил немало подобных вещей. Самое известное из таких событий случилось во время Аннигиляции солнца, когда он вверх дном перевернул могилы предыдущих поколений Ордена Ци Шань Вэнь, превратив все мертвые тела предков в своих марионеток. И каждый убитый им адепт клана Вэнь также присоединялся к армии трупов, получая приказ жестоко убить своих прежних друзей и соратников. Во время Аннигиляции солнца подобное воспринималось величайшим подвигом, достойным всяческих похвал. Вот только спустя долгое время после тех событий люди вспоминали об этом с презрением и ужасом.

Да и не только другие люди, теперь даже он сам, вспоминая об этом, считал, что зашел тогда слишком далеко в своей ярости. К тому же, несколько дней тому назад его личность оказалась раскрыта, поэтому теперь не было ничего удивительного в том, что люди, услышав о массовом разорении могил, первым делом считали виновником произошедшего Старейшину И Лин.

Примечания:

Яши — дословно «изящная комната».

Женщина снова заговорила: «Остается только надеяться, что он знает своих обидчиков. Если ему захочется отомстить, пусть тогда мстит этим заклинателям. Лишь бы не трогал обычных людей».

Ее муж ответил: «Да кто вообще сможет это гарантировать? Когда в Ци Шане он убил больше трех тысяч человек в один присест, я был еще мальчишкой, но все равно помню, что в те времена его боялись не только бессмертные заклинатели, но и обычные люди. Он — кровожадный бессердечный демон».

Улыбка сползла с лица Вэй У Сяня.

Он с большим интересом слушал, когда муж и жена разговаривали о своей обычной жизни. Однако в этот момент Вэй У Сяню вдруг показалось, что его голова стала безмерно тяжелой. Он едва мог поднять ее, чтобы взглянуть на выражение лица Лань Ван Цзи, и уже не слышал, о чем еще решили поболтать крестьяне.

Вдруг за пределами дворика раздался нечеловеческий рев, от которого кровь стыла в жилах. Семья во дворе ужинала, болтала и смеялась, но чудовищный вопль испугал супругов настолько, что они выронили миски. Ребенок начал плакать. Молодой мужчина подхватил мотыгу и крикнул: «Не волнуйтесь! Не бойтесь!»

Удивились не только они, вздрогнули даже Вэй У Сянь и Лань Ван Цзи. Лань Ван Цзи хотел было встать, но Вэй У Сянь после недолгих раздумий схватил его за одежду на груди. «Не двигайся!»

Лань Ван Цзи удивленно распахнул глаза. Рев издавало явно какое-то темное, свирепое существо. Попытайся хозяин дома разобраться с тварью в одиночку, то почти наверняка расстался бы с жизнью. Несмотря на это, Вэй У Сянь повторил: «Не двигайся».

Во дворе раздался крик, а нечеловеческий рев становился все ближе и ближе. Когда он уже добрался до ворот, Лань Ван Цзи больше не мог сидеть спокойно. Би Чэнь вылетел из ножен подобно всполоху молнии. К этому моменту владельцы дома уже с воплями бежали прочь. Меч Лань Ван Цзи врезался в стог, все сено взметнулось в воздух, и за падающими на землю соломинками можно было разглядеть абсолютно черное нечто, стоящее посреди двора.

Волосы твари спутались, а во рту блестели острые клыки. Беспорядочно торчащие из тела шипы делали ее облик устрашающим и одновременно забавным. Лань Ван Цзи никогда прежде не видел такого чудовища. Он удивленно замер, а Вэй У Сянь сказал: «Вэнь Нин, ты слишком долго не пользовался горлом. Твои крики становятся все страшнее и страшнее».