Он разъярялся все сильнее: «И что же в итоге? Ты бросился защищать посторонних людей, ха-ха! Да еще из клана Вэнь. Сколько риса ты съел с их рук, если ни секунды не сомневаясь предал нас?! А наш клан для тебя ничего не значит?! Ты совершил все на свете геройства, а на каждый твой дурной поступок нашлось оправдание — так вышло поневоле! Не было иного выхода! Какие невыразимые страдания ты перенес! Страдания?! Ты выставлял меня полным идиотом, ничего мне не сказав!!!»

«Сколько всего ты задолжал Ордену Цзян? Разве я не должен тебя ненавидеть? Разве я не могу тебя ненавидеть?! Но почему сейчас я как будто должен — наоборот — извиниться перед тобой?! Почему я непременно должен чувствовать себя так, будто все эти годы я разыгрывал из себя, мать его, шута?! Что я теперь собой являю? Получается, поделом мне, что теперь я ослеплен светом твоего сияющего великолепия, так что глаз невозможно открыть?! Разве я не должен тебя ненавидеть?!»

Лань Ван Цзи резко поднялся на ноги. Цзинь Лин в страхе закрыл собой Цзян Чэна и воскликнул: «Хань Гуан Цзюнь! Мой дядя ранен…»

Цзян Чэн влепил племяннику затрещину, так что тот повалился на пол, и заорал: «Пусть нападает! Боялся я этого второго Лань!»

Вот только, схватив затрещину, Цзинь Лин остолбенел.

И не только он, все — Вэй У Сянь, Лань Ван Цзи, Лань Си Чэнь — остолбенели разом.

Цзян Чэн… плакал. Слезы текли по его лицу, а сквозь сжатые зубы вырывалось: «…Почему… Почему ты не сказал мне?!»

Цзян Чэн до хруста сжал кулаки, словно хотел обрушить удар на кого-то, или ударить себя, но в итоге с силой ударил о землю.

Следуя чувству долга и морали, он должен был непреклонно, безоглядно ненавидеть Вэй У Сяня.

Но сейчас, когда у него внутри приводит духовные силы в движение то самое Золотое Ядро, Цзян Чэн не мог найти в себе сил для безоговорочной ненависти.

Вэй У Сянь не представлял, что на это ответить.

В самом начале он решил ничего не говорить Цзян Чэну именно потому, что не хотел увидеть его в таком состоянии.

Вэй У Сянь крепко-накрепко запомнил обещание, данное Цзян Фэн Мяню и Мадам Юй: как следует позаботиться о Цзян Чэне. Если бы такой человек, как он, который до крайности стремился превзойти других, узнал об этом, он бы всю жизнь провел в унынии и невыносимых страданиях, не в силах посмотреть Вэй У Сяню в глаза. В его душе навсегда бы появился непреодолимый барьер: он бы всю жизнь прожил в мыслях о том, что заполучил все то, что имеет, лишь благодаря чьей-то невосполнимой жертве. А значит это вовсе не его успехи, не его заклинательские достижения. Он бы выиграл, но в то же время и проиграл, навсегда утратив возможность превзойти кого-либо.

Впоследствии, когда из-за Вэй У Сяня погибли Цзинь Цзы Сюань и Цзян Янь Ли, он тем более не мог позволить Цзян Чэну узнать правду. Ведь если бы он сказал ему тогда, получилось бы, что Вэй У Сянь просто перекладывает ответственность, спешит доказать, что он ведь тоже совершил подвиг, как бы говоря — Цзян Чэн, не надо меня ненавидеть, видишь, я тоже чем-то пожертвовал ради Ордена Юнь Мэн Цзян.

Цзян Чэн плакал беззвучно, но слезы неровными дорожками застилали все его лицо.

Для прежнего Цзян Чэна расплакаться на глазах у всех было чем-то совершенно невозможным. Но только, с этого момента и впредь, каждый миг, пока в его теле бьется это Золотое Ядро, пока он может с его помощью использовать духовные силы, он будет вечно помнить, что это за ощущение.

Задыхаясь от слез, он произнес: «…Ты же говорил, что когда я стану главой ордена, ты станешь моим подчиненным, будешь всю жизнь поддерживать меня, никогда не предашь Орден Юнь  Мэн Цзян… Это были твои слова».

«……»

Спустя несколько секунд молчания, Вэй У Сянь произнес: «Прости. Я нарушил обещание».

Цзян Чэн покачал головой и зарылся лицом в ладони. Через мгновение он вдруг усмехнулся.

В его тихом голосе звучала язвительная насмешка: «Даже в такой момент ты все еще говоришь мне «прости». Какая я, должно быть, драгоценная персона».

Примечания:

(1) Оригинальная фраза: некий эликсир Золотого Ядра.

Речь Главы Ордена Цзян всегда звучала как минимум на треть саркастично. Вот только на этот раз он насмехался не над кем-то другим, а над собой.

Неожиданно он сказал: «Прости».

Вэй У Сянь на миг остолбенел. «…Тебе не нужно просить у меня прощения».

Исходя из нынешнего положения вещей, не представлялось возможным выяснить, кто перед кем виноват в большей степени.

Вэй У Сянь добавил: «Пусть это будет моей платой Ордену Цзян».

Цзян Чэн оторвал лицо от ладоней и посмотрел на Вэй У Сяня. Глаза Главы Ордена Цзян, и без того красные от слез, заполнились кровавыми прожилками. Раздался его хриплый голос: «…Платой моему отцу, моей матери, моей сестре?»

Вэй У Сянь размял виски. «Ладно. Все уже в прошлом. Не будем больше об этом». Все-таки те события не являлись воспоминаниями, которые ему нравилось все время воскрешать в памяти. Он совершенно не хотел поневоле вспоминать ощущения от вырезания Ядра, пока он находился в сознании, и не желал, чтобы кто-то раз за разом напоминал ему, что это за плата и какова ее цена.

Если бы тайна раскрылась в прошлой жизни, он бы наверняка просто рассмеялся и, напротив, принялся утешать Цзян Чэна: «На самом деле, ничего страшного здесь нет. Посмотри, я уже столько лет обхожусь без Золотого Ядра, и все идет прекрасно. Могу поколотить кого хочу, могу убить кого угодно». Но сейчас у него в самом деле не было сил, чтобы столь же легко изобразить безразличие.

Если не кривить душой, в действительности ему никогда не было безразлично.

Вот так просто принять подобное с легким сердцем?

Невозможно.

Семнадцати-восемнадцатилетний Вэй У Сянь в заносчивости ничем не уступал Цзян Чэну. Он  обладал немалыми духовными силами, а  также  выдающимся природным потенциалом, намного выше, чем у остальных адептов. Целыми  днями он мог валять дурака, не спать по  ночам, вместо этого выбираясь за стены  Пристани Лотоса и устраивая шалости. И  даже так, по силе он оставлял далеко позади товарищей, которые подвергали себя тяжким тренировкам.

Впоследствии же каждую ночь, когда все погружались в сон, он долго ворочался в постели, не в силах уснуть. И все думал о том, что теперь никогда больше не сможет достичь высот на Правильном пути. Безвозвратно ушли времена, когда он мог одним выпадом меча заставить наблюдателей изумленно раскрыть рты и вытаращить глаза. Потом он начинал размышлять, что, с другой стороны, если бы Цзян Фэн Мянь не приютил его в Пристани Лотоса, возможно, он бы в жизни не получил шанса стать заклинателем, даже не узнал бы никогда, что на свете есть столь таинственный и непостижимо чудесный путь. Он стал бы, самое большее, главой попрошаек, скитался по улицам и в страхе убегал при виде собаки. Или же пас скот где-нибудь в деревне и воровал овощи с чужих огородов, убивая время игрой на флейте. Он бы ничего не знал о заклинательстве и уж точно не имел возможности сформировать Ядро. От этих мыслей ему становилось легче.

Вэй У Сянь считал это платой или даже наказанием, представляя, что у него никогда и не было Золотого Ядра.

Он убеждал себя в этом множество раз и в конце концов, кажется, по-настоящему смог почувствовать себя таким же свободным и неудержимым, каким хотел казаться снаружи. В душе он даже восхищался тем образом мыслей, в который почти поверил.

Но… все это случилось в прошлой жизни.

Вэй У Сянь: «Ох, тебе… не нужно все время вспоминать об этом. Хотя я прекрасно знаю, что ты, со своим характером, все равно будешь помнить всегда… и все же, как бы сказать…»

Он крепче сжал руку Лань Ван Цзи и добавил, обращаясь к Цзян Чэну: «Сейчас мне правда кажется… что все уже в прошлом. Слишком много времени утекло, нет нужды вновь переживать из-за этого».

Цзян Чэн яростно вытер лицо от слез, сделал глубокий вдох и закрыл глаза.