Сообразив, что самой ей лучше не слушать этих споров, Тилла ушла обратно в дом и, усевшись у двери, стала ждать. Напряжение нарастало с каждой секундой. Две женщины пытались вмешаться, но их никто не слушал. Кто-то крикнул, что стыд и позор отказывать в крове раненой девушке.

— Её хозяин лекарь. Вот пусть ею и займётся.

— Её хозяин римлянин!

— Она привела к нашим домам армию!

— Армию? Один мужчина на старой кляче?

— Римляне — как крысы! Стоит появиться одному, как тут же сбегутся другие!

— А что, если они начнут обыскивать дома?

— Ради какой-то рабыни?

— Хватит! — То был голос старухи, дрожащий, но достаточно громкий, чтобы разом оборвать все споры. — Хватит, — повторила она. «Интересно, — подумала Тилла, — кто-то ведь догадался вытащить её из дома и доставить на собрание». — Сегодня девушка останется здесь. На одну ночь. Обсудим всё после наступления темноты. А пока светло, надо работать. Ступайте!

Спорщики, поворчав немного, разошлись. Потом Тилла услышала чей-то громкий голос:

— Она не рабыня, дурак ты эдакий!

— Он сказал «ансилла». «Ансилла» — рабыня.

— Да плевать мне, что значит эта твоя «ансилла»! Никакая она не его рабыня. Она его женщина!

Вечерняя трапеза подошла к концу. Девушки разошлись по своим домам — приглядывать за младшими сёстрами и братьями.

Тилла сидела у огня на корточках, перемалывала жерновами зерно и ждала приговора. Решалась её судьба. С этой работой она, хоть и медленно, справлялась одной рукой.

Слушая поскрипывание каменных жерновов и хруст зёрен, она размышляла о людях, которых оставила в городе. Думала о девушках из заведения Мерулы, о мальчике по имени Лукко, не знавшем, что есть лебедей запрещено, о Бассе и Стикхе с рыжими волосами, о женщине из пекарни. Думала о беременной Брайке, чей муж может потерять зрение, и о красивом докторе, который всегда улыбался. Но больше всего думала она о медикусе, который почти никогда не улыбался. Теперь, наверное, совсем перестал улыбаться. Ну и поделом ему. Договорился за спиной о её продаже. Сперва она не поверила Бассу, но позже прошла по городским улицам с покупками и увидела его. Он стоял неподалёку от госпиталя и шептался о чём-то с медикусом, и вид у этой парочки был такой, точно они закадычные друзья. Только тут наконец до неё дошло, что означала фраза медикуса о том, что она ему ещё пригодится. И вылечил он ей руку вовсе не по доброте душевной, а из жадности. Собирался продать её и получить хороший куш. И вот, вместо того чтобы идти домой готовить ужин, Тилла повернула назад, прошла через восточные ворота и двинулась по дороге из города.

Собака вдруг подняла голову, обернулась к двери. Щёлкнула задвижка, на пороге возникла чья-то фигура.

— Двоюродные сёстры присматривают за малышами, — заявила Сабран. — А тётя кричит на бабушку. — Она поставила на пол какой-то мешок. — Вот, принесла тебе ещё зерна, дочь Лью.

— Хорошо.

Впервые за всё то время, что шли споры, они остались одни и могли спокойно говорить.

— Там из-за тебя просто свара началась, — заметила Сабран.

— Знаю.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

— Зато остальные хотят, чтобы я ушла.

Сабран запустила руку в мешок, достала горсть зерна и медленно высыпала его в отверстие в центре плоского камня.

— А он симпатичный, — заметила она.

Тилла покрепче сжала ручку жернова, потом положила сверху второй плоский камень и описала им полукруг над нижним.

— Кто?

— Да этот твой римлянин. Не такой длинноногий, как большинство из них.

— Нет, — согласилась Тилла и перестала вертеть ручку жернова.

Сабран поднесла руку к струйкам белой муки, что сыпались по краям камня, образуя маленькие конические кучки на ткани внизу.

Сабран собрала две пригоршни муки, высыпала в большую чашу.

— Так ты и правда его рабыня?

Камень завертелся снова.

— Он так считает.

— А в форт могла ходить?

— Да.

— Правда, что у них там есть житница?

— Житница? — недоумённо нахмурилась Тилла.

Сабран кивнула.

— Ну да. Говорят, что у них там есть огромный высокий дом, где они хранят зерно. Столько зерна, что на год хватит.

— Может, и есть. Они вообще любят строить большие дома.

— Представляешь, сколько семей можно было бы накормить! А они продолжают драть с нас налоги.

— Так поэтому твоя бабушка так сердита на Брайку?

— Семья её брата поступила плохо. Решила торговать с армией. И вот теперь одна из них спуталась с солдатом. И он станет отцом её детей. — Сабран умолкла и следила за тем, как крутится верхний камень жернова. — Говорят, что многие из них платят женщинам за то, чтобы те с ними спали.

— Это правда.

— Но зачем женщины делают это? Я бы никогда не согласилась!

— Ну, не скажи, — мрачно ответила Тилла. — Если бы ты знала, что тебя могут убить, может, и согласилась бы.

Камень продолжал вертеться. После паузы девушка пробормотала:

— Прости, не сердись. Все считают, что я сперва говорю, а думаю уже потом.

Тилла покачала головой.

— Я не сержусь. И потом, меня всегда защищает моя богиня. А медикус, он другой.

— Люди говорят, ты его женщина.

Камни заскрипели. Тилла подняла руку и стала сгибать и разгибать затёкшие пальцы.

— Люди говорят неправду.

Сабран полезла в мешок и вдруг захихикала.

— А ты умеешь хранить тайны?

— Конечно.

— Прежде чем отослать налог зерном, мы все по очереди плюём в него.

Тилла улыбнулась.

— Это им на счастье?

— Само собой. — Сабран снова сложила ладони лодочкой и насыпала зёрна в отверстие в жёрнове. — А ребята хотели ещё и нассать в это зерно, но бабушка сказала, что не надо, иначе римляне учуют запах. И увидят, что оно сырое. А если плюнуть, то ничего, можно размешать — и незаметно.

Глаза их встретились, девушки рассмеялись.

— Может, твой медикус даже ел зерно, в которое плевали, — заметила Сабран.

— Что ж, удачи ему, — сказала Тилла и завертела ручкой жернова ещё быстрее.

— Моя двоюродная сестра запросто может наложить на него проклятие, если ты, конечно, хочешь, — предложила Сабран.

— Твоя двоюродная сестра владеет магией слова?

У Тиллы не было намерения прибегать к помощи родственницы Сабран. Если уж понадобится наслать на кого-то проклятие, она прекрасно справится сама. К сожалению, энергично кивающая Сабран, видимо, не поняла, что Тилла отвергла предложение.

— Дней десять тому назад, — похвасталась Сабран, — моя двоюродная сестра сделала так, что целый отряд солдат попадал на землю.

Рука Тиллы так и замерла в воздухе.

— Как же ей это удалось?

— Она несла воду в дом, и тут вдруг на дороге показались римские солдаты. Человек сто пятьдесят, они пробегали мимо целой толпой, как это принято у римлян. Ну и сама, наверное, знаешь, как они смотрят на девушек?

Тилла кивнула.

— Ну и сестре надоело, что они на неё пялятся, вот она и наложила на них проклятие. И едва успели слова сорваться с языка, как один из солдат споткнулся, и все остальные тоже начали спотыкаться об него и падать, словом, целая куча людей на дороге. Ну а потом, когда поднялись, заметили, что один бежать дальше не может. Видно, ногу сломал, и им пришлось нести его на руках. Мы так хохотали, что пришлось спрятаться за забор, чтобы римляне не заметили.

— Дочь Лью! — раздался вдруг мужской голос.

Девушки так увлеклись разговором, что не заметили, как дверь в дом отворилась.

Тилла вскочила на ноги.

— Я здесь.

— Идём, я отведу тебя к бабушке.

У огня в большом доме собралось, наверное, человек двадцать. Бабушка торжественно восседала в своём кресле и, увидев Тиллу, поманила её рукой.

— Дочь Лью, — заявила она, — у нас тут долго о тебе говорили. Теперь я хочу, чтобы ты сама рассказала о себе.