— Ей уже ничем не поможешь.

— Но возможно, я бы мог спасти другую девушку от той же участи.

Из печи послышался треск: это мелкие угольки подскакивали и взрывались оранжевыми снопами искр. Тонкий палец замер, перестал накручивать светлую прядь.

— Той правды, что я знаю, господин, недостаточно, — тихо произнесла Тилла. — Вы будете задавать всё новые вопросы, люди узнают об этих вопросах и поймут, что я рассказала всё вам. И тогда человек, который рассказал мне, он очень пожалеет об этом.

— Человек, который рассказал тебе... Это была Хлоя?

— Вам виднее, хозяин.

— Знаешь, ты жутко упрямая!

— Да, хозяин. Как скажете, хозяин.

Он пожал плечами.

— Спорить с тобой не собираюсь, уже поздно. Утром расскажешь мне всё. Я так хочу.

Он уже открывал дверь, когда позади послышался голос, тихий, но настойчивый:

— Никто не знает, хозяин, кому писала София письмо. Никто не знает, что там написано. Но задавать вопросы — это всё равно что рыться в осином гнезде: опасно, да и ничего съедобного там не найдёшь. София ушла в другой мир. Так лучше оставить её в покое.

Рус натянул одеяло до подбородка и уже задул свечу, как вдруг до него дошло: это просто благословение судьбы, что жизнь подарила ему такого разумного друга, как Валенс. И с таким непобедимым чувством логики. Иначе бы сам он думал, что пожар стал результатом не случайности или небрежности, но был устроен нарочно. Человеком, которому не понравилось, что он задаёт вопросы. Кем-то, кто открыл неплотно прилегающие ставни и сумел забросить ему на постель некий горящий предмет.

— Переписать, господин? Но не для картотеки? — удивлённо спросил Альбан.

— Сделаешь одну копию, только для меня. Когда закончишь, я заберу таблички.

Альбан взглянул на верхнюю табличку «Краткого справочника»:

— Но тут довольно много работы, господин.

— Прослежу за тем, чтобы ты получил приличное вознаграждение, — пообещал ему Рус и напомнил себе, что до выплаты жалованья осталось всего три дня.

— О, я вовсе не это имел в виду, господин! — Смущение Альбана казалось вполне искренним. — Какие-то три таблички — это пустяк. Просто я хотел сказать, что всегда надо делать больше одной чистовой копии и держать их в разных местах. На случай пожара или протечки крыши, в противном случае придётся писать всё заново.

— Ты что же, хочешь сказать, — недоверчиво начал Рус, — что делаешь по две копии каждой записи?

Альбан печально покачал головой.

— Нет, господин. Нам просто негде держать их, не хватает места. Есть список приоритетных тем, все эти записи должны поступать в штаб, ну, истории болезней и прочее. А остальное складируется на какое-то время, а потом уничтожается.

Тут Рус призадумался.

— И такой порядок существует только в госпитале или по всему форту?

Альбан растерянно заморгал.

— Думаю, везде, господин. Ведь сохранить всё просто невозможно. Из-за нехватки места.

— Ну, а если, скажем, придёт письмо? Сколько оно должно храниться?

— Не знаю, господин. Но могу выяснить. Полагаю, это зависит от того, что именно это за письмо. Ну и вероятно, контроля над частной перепиской здесь не существует.

— Ага... — Разумеется. Впрочем, если даже София адресовала своё таинственное письмо какому-то другу-легионеру, вряд ли она отправила его официальной почтой. Нет, что-то тут не складывается.

— Их просто вносят в ежедневные списки, — добавил Альбан.

Рус уставился на него.

— Ежедневные списки? — переспросил он. — Ты что же, хочешь сказать, что рядом с мешками с почтой сидит какой-то человек и составляет списки писем, полученных в форте?

Альбан кивнул.

— Как-то раз, господин, потерялось одно письмо, где префекта лагеря уведомляли о смерти матери. Ну и разразился скандал. Так что теперь, если письмо, любое письмо, миновало входные ворота форта, его регистрируют, получатель расписывается у почтальона.

— У кого есть доступ к этим записям?

— Полагаю, что у служащих штаба, господин. Если честно, не думаю, что кто-либо уделяет им особое внимание. Как-то ни к чему всё это.

Рус почесал за ухом.

— Случайно, не знаешь, насколько это сложно, — осторожно начал он, — найти кое-что в этой почте, но так, чтобы никто ничего не знал?

— Такому человеку, как вы, господин? Думаю, что служащие из штаба захотят знать, что именно вы ищете. Ещё подумают, что вы собираетесь на них пожаловаться.

— Понимаю.

— Но ведь вам заниматься этим ни к чему, верно, господин? — Лицо Альбана просветлело. — У вас есть я.

Тилла нарочно покинула лавку при пекарне последней.

Вышла и, свернув за угол, увидела Лукко. Мальчик подметал тротуар на противоположной стороне, у заведения с закрытыми ставнями и надписями на стене. Вот он нагнулся, поднял ведро, выплеснул из него на камни сероватую воду, потом взял метлу и начал сгонять катышки грязи к дренажной канаве.

Тилла осмотрелась по сторонам, потом подняла глаза и ещё раз убедилась, что ставни на окнах Мерулы закрыты.

— Лукко!

Мальчик махнул метлой последний раз и взглянул на неё.

— Ты опоздала, — сказал он. — Их прямо с утра повели в термы.

Богиня прислушалась к её молитвам. Басс ушёл с девушками.

Она подошла к Лукко поближе и тихо спросила:

— Случайно, не знаешь, Фрина с ними пошла?

Лукко пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Нет, — раздался вдруг чей-то голос. Чьи-то сильные пальцы ухватили её за больную руку, перед ней неведомо откуда возник Басс и велел Лукко убираться прочь. Паренёк скрылся за дверью. — Фрина с утра немного не в себе, — сказал Басс.

Пальцы пребольно впивались в руку, и Тилла поёжилась.

— Очень мило с твоей стороны, что ты проявляешь интерес.

Она не осмеливалась даже шевельнуться. Она так надеялась на богиню, считала, что та защитит её. Теперь же, похоже, богиня её оставила, и приходилось рассчитывать только на себя.

— Что, не ожидала встретить меня здесь? — спросил Басс. — Сегодня утром девушек повёл Стикх.

На углу у пекарни стояли две женщины с корзинами и о чём-то оживлённо болтали. Тилла громко сказала:

— Ты делаешь мне больно!

Одна из женщин обернулась.

— Я тебя не боюсь! — добавила Тилла. И сама устыдилась, потому что слова эти были неправдой.

Басс проследил за направлением её взгляда. Женщины перестали болтать и внимательно следили за тем, что происходит.

— Если обидишь меня, — громко добавила Тилла, — мой хозяин накажет тебя! Потому что есть такой закон!

Басс резко и больно толкнул её в грудь.

— Здесь, девочка, — злобно прошипел он, — закон — это я!

Она не успела сообразить, стоит ли ей закричать во весь голос, как Басс расхохотался и отпустил её.

— Всё в порядке, уважаемые, — обратился он к женщинам и насмешливо вскинул руки, делая вид, что сдаётся. — Просто небольшая ссора влюблённых.

Потом обернулся к Тилле:

— Смотри веселее, красотка! Уж больно дорого ты стоишь, чтобы причинить тебе вред. Мы с твоим дружком доктором заключили выгодную сделку. Ты что, не знала?

— Врёшь. Всё ты врёшь!

— А вот и нет. Я собираюсь познакомить его с нужными людьми. И мы выручим за тебя очень неплохие деньги.

Тилла посмотрела на квадратное лицо в тяжёлых складках.

Потом глубоко вздохнула.

— Мой хозяин ни за что не станет иметь дела с таким типом, как ты!

Басс пожал плечами.

— Не веришь, сама его спроси. — Потом склонил голову набок и насмешливо взглянул на неё. — Что это с тобой? — Улыбнулся во весь рот, покачал головой. — О боги! Надо же! Да ты никак на него запала! Вообразила, что он будет держать тебя в доме до самой смерти?