— Ну, можно на кухне. Когда доставят твою мебель, отдашь ей матрас с кровати, пусть на нём и спит.

Рус промолчал.

— И потом, мы всегда можем от неё избавиться, если эта твоя рабыня станет подавать надежды, — добавил Валенс.

— Я не собираюсь её держать. Как только поправится, начну подыскивать покупателя.

— Остаётся лишь надеяться, что за это время Приск не вернётся.

Рус нахмурился.

— Кто-нибудь знает, когда он вернётся?

— Сомневаюсь. Приск любит преподносить сюрпризы. Считает, это помогает держать людей в тонусе. Никогда не станет заниматься частными пациентами без хорошей платы. Да, кстати, та вторая собака случайно не твоя?

— Какая ещё собака? — удивился Рус.

— Приблудная. Так я и думал. Скажу, чтобы избавились от неё.

«Вторая собака?»

Рус зевнул. Его мало волновала девушка в морге. Но если он в самом скором времени не уберёт из госпиталя живую, то не только поссорится с главным управляющим офицером Присном — на него ещё со всех сторон навешают дела и задания, которыми он вовсе не обязан заниматься.

Откуда-то из-за плохо прилегающих ставен на окнах спальни донёсся звук трубы. Смена стражи. Он перекатился на другой бок, стараясь пристроиться так, чтобы не мешал выступающий из матраса бугор. Сколько он ни взбивал, сколько ни перетряхивал этот соломенный матрас — ничего не помогало. Улёгся, закрыл глаза. И уже начал засыпать, как вдруг в дверь постучали и Валенс осведомился, спит он или нет.

— Нет.

— Ты с утра занят?

— Да.

— Жаль. Просто кому-то из нас надо пойти к Меруле.

— Пошли санитара.

— Нет. Должно быть официальное лицо. А я на дежурстве.

— Неужели нельзя подождать?

— Нет. Там один из людей вроде бы опознал тело.

Ставни распахнулись, впустив в комнату осеннее солнце. В заведении Мерулы было почти пусто. Скамьи, перевёрнутые, лежали на столах. Мальчишка лет девяти-десяти выметал золу из-под жаровни для горячих напитков. Молодая женщина с длинными прямыми, убранными за уши волосами ленивыми движениями метлы собирала опилки в большую серую кучу. Грудастая девица стояла на табурете босиком, демонстрируя всем дешёвую серебряную цепочку, обвивающую лодыжку, и протирала лампу от копоти. Почему-то Рус никак не мог оторвать глаз от этой девицы с цепочкой. Тут же вспомнилась плоская бесцветная фигурка на столе в морге. Уж лучше б не вспоминалась.

Где-то за стойкой распахнулась дверь — и в помещение вошла третья девушка, беременная, с кувшином масла в руках. Откуда-то из темноты низкий голос произнёс:

— Доброе утро, Дафна.

Дафна вздрогнула и замерла у одного из дальних столиков.

Рус видел: при виде шагнувшего из темноты высоченного вышибалы Мерулы она вся как будто съёжилась и затаила дыхание.

— Только что изволили встать с постельки? — притворно ! ласковым тоном осведомился вышибала.

Он подошёл и встал прямо у неё за спиной. Беременная даже зажмурилась от страха. Вышибала заглядывал ей в лицо.

Стоя в дверях, Рус видел, как тряпка повисла в руках у девицы, стоявшей на табурете. А третья, с длинными волосами, тихонько отступила и спряталась за лестницей.

Вышибала укоризненно качал головой.

— Ах, Дафна, Дафна! Что я всегда говорил тебе? О правилах ведения беседы? Когда джентльмен с тобой здоровается, ты тоже должна поздороваться. Доброе утро, Дафна.

Если Дафна и ответила что-то, слова её заглушил грохот совка, брошенного в камин.

— Очень хорошо. А теперь подойди. Сюда.

Он уселся на стоящий рядом стол, положил руки ей на плечи, развернул, и теперь она стояла, зажатая между его колен, робко прижимая кувшин с маслом к огромному животу.

— Всё осторожничаешь, — заметил вышибала и толстыми пальцами с неожиданной нежностью начал заправлять выбившуюся из причёски девушки прядь. — Должно быть, ленточку потеряла. Потеряла, верно, Дафна?

Она не ответила.

Тут он вдруг грубо оттолкнул её от себя.

— Ладно, ступай. Хозяйке не понравится, что ты стоишь тут без дела и разговоры разговариваешь.

Дафна прошла мимо Руса, лицо её было лишено какого бы то ни было выражения. Затем привстала на цыпочки и начала наполнять маслом одну из ламп на стене. Закончив, она сперва вытерла тряпочкой свой нос, затем — бока кувшина и удалилась на кухню неспешной, утиной походкой, свойственной всем беременным.

Рус шагнул вперёд по красным плиткам пола, осторожно обойдя кучу опилок. Из двери в глубине помещения возникла чья-то широкая фигура, на миг загородила собой проход. Он сразу же узнал поредевшие волосы цвета имбиря.

— Мы закрыты, — произнёс мужчина тоном, означающим, что он помнит о последнем визите Руса и что воспоминания эти не из приятных.

— Хозяйка здесь?

Широкие плечи приподнялись и опустились, как бы давая понять, что работа этого человека здесь состоит в том, чтобы ничего не знать, не ведать и не слышать. Что он ничем не может помочь — и ясно даёт это понять назойливому пришельцу.

Рус посмотрел ему прямо в глаза.

— Хочешь, чтобы я повторил вопрос?

Тут из-за спины вышибалы послышался другой голос:

— Кто её спрашивает?

Рус сделал шаг в сторону. Вышибала загораживал от него владельца нового голоса.

— Гай Петрий Рус, — представился он человеку, чей голос звучал так строго, по-хозяйски. — Медикус при Двадцатом легионе.

Мужчина скрестил руки.

— Что бы там ни оказалось, — заметил он, — это пошло не отсюда. Все девушки у нас чистенькие. Вы лучше поищите у тех, которые ошиваются в доках.

По всей видимости, мужчина был бывшим легионером. Об этом можно было судить не только по сбегающему за вырез кольчуги шраму, которого не мог прикрыть целиком даже шейный платок, но и по выражению особой суровости на лице. И Рус спросил:

— Как твоё имя, солдат?

Мужчина смотрел на него ещё секунду-другую, затем ответил:

— Басс. А он — Стикх.

— Басс... Я пришёл сюда из госпиталя, мне нужно повидаться с твоей хозяйкой по официальному делу. К тому же оно срочное. Так что, если не знаешь, где она, лучше выясни, да побыстрее.

Морщинка озабоченности, залёгшая между бровями Басса, углубилась.

— Чего же вы сразу не сказали? — Он обернулся. — Лукко!

К нему подскочил мальчишка с совком в одной руке и метлой в другой.

— Ступай и скажи госпоже: здесь офицер, и он хочет её видеть. А ты, Хлоя, чего стоишь? Усади господина офицера!

— Ничего, я постою, — начал было Рус, но девушка с цепочкой на ноге уже соскочила с табурета. Потом сняла тяжёлую скамью с одного из угловых столов и с грохотом придвинула её по плиткам пола.

— Присаживайтесь, господин, — сказала она и жестом указала на скамью, словно Рус был окончательным тупицей и не знал, для чего используется этот предмет. — Может, подать вам выпить?

Рус отказался. В данных обстоятельствах это было бы неуместно.

Басс вернулся за стойку и чем-то там занялся. Стикх уселся в углу с видом человека, который за долгие годы выработал умение терпеливо ждать момента, когда от него потребуются действия.

Взгляд Руса скользил по стене, у которой он примостился, — на темно-красном фоне, примерно на уровне пояса, её украшали петли из золотого шитья. Такие же петли тянулись вдоль соседней стены. В углу красовалась золотая бахрома: очевидно, художник, расписывавший это помещение, счёл, что два ряда петель должны украшать противоположные стены и бахрома придаст ему законченный вид.

Тут с лестницы сбежал мальчик Лукко и с большим оптимизмом заверил, что хозяйка скоро будет. Девушки снова принялись за уборку.

Мерула, подобно всем остальным женщинам, собиралась долго.

Рус как раз задумался над вопросом, зачем, сидя за стойкой, каждый солдат полагает обязательным вырезать на ней свои инициалы, когда сверху, с лестницы, раздался пронзительный женский крик:

— Хлоя!

Девушка с цепочкой на лодыжке боязливо подняла глаза.