— Как госпитальное начальство, охотящееся на волков, — осмелился вставить Рус.

— Возможно, вы слышали, что начальник госпиталя имени Августа Второго покончил жизнь самоубийством после одного из таких визитов. Бросился на собственный меч.

— Уж не тот ли это начальник, что торговал лекарствами и всю выручку оставлял себе?

Приск скроил обиженную мину.

— Я не прошу о многом, Рус. Принимая любое решение, связанное с расходованием бюджетных средств, вы должны прежде посоветоваться со мной.

— Хотите, чтобы я выписывал самые дешёвые лекарства?

— Все чисто медицинские решения целиком на вашей ответственности, — заверил его Приск. — Однако я буду крайне признателен, если вы станете держать меня в курсе. Возможно, стоит попросить Альбана скопировать все имеющие отношение к делу пункты из ваших записей.

О боги, этот тип спланировал всё сразу же по возвращении!

Рус нахмурился.

— Я не могу отдать истории болезней в руки какого-то писца.

— Да нет, речь идёт только о назначенных лекарствах.

— Этому не бывать. Вы всегда можете проверить, сколько именно я израсходовал. Спросить у аптекаря. Хотите знать, сколько пилюль употребили мои пациенты, поручите кому-нибудь проверить шкафчики, где они хранятся. Это ваша работа. А моя работа сводится к тому, чтобы поставить всех пациентов на ноги, и как можно скорее.

Приск недовольно выдохнул, но промолчал. Рус подавил улыбку. Никогда прежде не представлял он себя в этой роли — безответственного транжиры казённого имущества. При этой мысли ему почему-то стало весело. Впрочем, веселье длилось недолго. Приск потянулся за другим свитком.

— Администрация госпиталя будет премного обязана, если вы будете расписываться за каждое блюдо, съеденное на дежурстве.

— Я не должен платить за еду. За неё и так достаточно вычитают из жалованья.

— Вот именно. Именно поэтому я попросил Альбана прямо с утра пройтись по спискам и составить отдельные перечни блюд и их стоимость, которые кухня отпускала вам во время дежурства и вне его. Поскольку, как вам известно, близится день выдачи жалованья. И с вас могут удержать дополнительно, если вы едите на нашей кухне в неурочное время.

Рус долго смотрел на него, затем всё же заставил себя выдавить:

— Спасибо.

Приск слегка склонил голову набок.

— Всегда к вашим услугам.

Тилла размышляла над тем, сколько еды можно сэкономить и спрятать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Тут вдруг в дверь постучали, причём в самую нижнюю планку, точно кто-то бил по ней ногой, а затем из коридора донёсся тоненький мальчишеский голос.

— Это Лукко, госпожа. Стучать не могу, а то уроню поднос, — произнёс он по-латыни.

Рыжеволосый поварёнок принёс миску бульона, от которой валил пар, половинку хлеба и чашку воды. Он поставил поднос на скамью и теперь смотрел на то, как Тилла отрывает кусок хлеба прямо зубами. Затем она положила его на подоконник, измельчила на крошки и протолкнула между прутьями решётки.

— Зачем это? — не выдержал мальчик.

— Жду гостей.

Лукко насторожился.

— Но повариха ничего не говорила. Ни о каких там гостях.

— А ты подожди, сам увидишь. Если хочешь, конечно, — сказала Тилла. Придвинула табурет, теперь он служил ей столиком, и уселась на скамью. Потом указала на поднос и жестом предложила ему хлеба.

Мальчик отрицательно помотал головой.

— Хозяйка говорит, ты больно тощая. И велела, чтобы ты съела всё.

Тилла отломила ещё кусочек хлеба, бросила его в миску и понаблюдала за тем, как он набухает, темнеет и постепенно погружается на дно. Она уже почти доела бульон, когда прилетел первый воробей.

— Могу попросить Стикха, и ой соорудит силок, — сказал Лукко.

При звуке его голоса воробей тут же испуганно упорхнул.

Тилла нахмурилась.

— Я не собираюсь ставить силки на своих гостей. Сиди тихо и помалкивай.

Через несколько секунд воробей вернулся — не один, а с целой компанией, и на подоконнике развернулось настоящее шумное пиршество. Впрочем, длилось оно до прилёта чёрного дрозда. Тот распугал более мелких птиц и быстро склевал все оставшиеся крошки. Когда улетел и он, Лукко заметил:

— Можно испечь пирог с воробьями.

— А это вкусно?

— Увидим.

Тилла выудила ложкой оставшийся в бульоне комок хлеба.

— Как-то раз я даже соню пробовал, это такая мышь, — похвастался Лукко. — И ещё — жареного лебедя. Стикх принёс мне с какого-то обеда.

Эти римляне, подумала Тилла, готовы сожрать всё, что шевелится. Она уже была готова поверить в слухи о том, что они вымачивают улиток в молоке, а потом съедают, прямо живьём.

— А ты давно работаешь здесь, Лукко?

— Я здесь родился, — ответил он.

— Прямо в заведении?

— Прямо вот в этой комнате.

Она оглядела голые стены, и ей стало жаль ребёнка, появившегося на свет в столь неприглядной обстановке.

— А сколько тебе?

— Восемь зим.

Она окунула ложку в бульон, чтобы достать ещё кусочек хлеба.

— Звать тебя так же, как одного из моих дядьёв, Лукко, и возраст ты измеряешь зимами, как и я. И тем не менее говоришь на языке армейских. — Она перешла на свой язык. — Кто твои родители?

Мальчик покачал головой.

— Здесь мы говорим на латыни. И почитаем императора.

— Ну, а среди своих? — продолжала настаивать девушка.

Мальчик, по-прежнему на латыни, объяснил ей, что хозяйке не нравится, когда они говорят «как дикари», а потом добавил:

— И посетителям тоже не нравится.

Убеждённая в том, что он прекрасно её понял, Тилла продолжила:

— Скажи, Лукко, где здесь можно найти людей, не стыдящихся родного языка?

Мальчик смотрел на неё секунду-другую, затем отошёл и взял стоящее в углу ведро.

— Совсем забыл, — пробормотал он. — Хозяйка велела его опорожнить, — и исчез за дверью.

Недолго Тилла пробыла одна — раздались три коротких условных стука в дверь. Вместо Дафны появилась пухленькая девушка с серебряной цепочкой на лодыжке. Вошла и привалилась к дверному косяку.

— Тилла, — сказала она. — Это твоё настоящее имя?

— А Хлоя — твоё настоящее?

— Ну конечно нет. Я тебе не помешаю?

Она шагнула в комнатушку, затворила за собой дверь.

— Слышала, ты задаёшь много вопросов.

— Люблю учиться.

Так, значит, Лукко проболтался. А Дафна выдала тайну об условном стуке. С этими людьми надо быть осторожнее.

— Оставь мальчишку в покое, — сказала Хлоя. — Если хочешь чего спросить, спрашивай меня. А если надумала сбежать... Послушай моего совета: выброси это из головы.

— Я не говорила, о чём думаю.

— Да все вы думаете только об этом. Небось уже слышала эту байку об Эйселине и её моряке?

— О девушке, которая сбежала с моряком?

Хлоя пожала плечами.

— Ну, так говорят. Ты молодец, что заполучила ключ. Никому прежде не удавалось. Но если вообразила, что это так просто... — Хлоя приотворила дверь, выглянула, осмотрела лестницу и коридор, потом заперла дверь на ключ. — Пришло время рассказать тебе, что произошло с Софией. Судя по всему, несчастная неудачница София вообразила себя слишком умной. Очевидно, просто не осознавала, какие опасности подстерегают её на улице, за дверьми заведения Мерулы.

— Никто так и не узнал, кто её убил? — спросила Тилла.

Хлоя пожала плечами.

— Ведётся расследование. Пришёл тут один, выстроил всех нас и стал спрашивать, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного. Ну, дураков, конечно, не нашлось сказать ему «да». А потом солдаты похватали всё, что плохо лежало, унесли с собой в форт, и больше мы ничего не слышали.

— Но ведь расследование ещё не закончилось?

— Зачем его вообще затеяли, не понимаю.

— Как это — зачем? Узнать правду.

Хлоя горько усмехнулась.