Рус почесал за ухом. Мысль о том, что София стала жертвой лишь потому, что какой-то местный взревновал к армейскому ухажёру, как-то не приходила ему в голову.

Хозяйка дома обратилась к врачам:

— Вроде бы в том же заведении работала ещё одна девушка, которая затем пропала?

— Да, работала, — ответил Валенс.

— Правда? — воскликнула дама с подбородками. — В этом же самом заведении? Возможно, в округе завёлся какой-то маньяк? Безумец заходит в таверну, притворяется простым посетителем...

— Тогда, должно быть, он действительно сумасшедший, раз не боится шастать туда-сюда мимо вышибалы, — заметил её муж.

— А может, это и есть сам вышибала. С этими типами... С ними никогда не знаешь наверняка.

Муж игнорировал эти её слова.

— Ну, допустим, он одержим манией убивать женщин. Но не проще ли уводить их в укромное место прямо с улицы?

Хозяйка смотрела встревоженно.

— Нельзя допустить, чтобы наши девочки выходили из дому без сопровождающего. Никогда!

— Речь не идёт о девушках из приличных семей, — вмешался второй центурион. — А в жизни этого заведения просто началась полоса невезения. Владелица считает, что первая сбежала с матросом.

Тут дама с подбородками принялась горячо убеждать второго центуриона, что следует как можно скорее схватить убийцу.

Тот отпил глоток вина и заметил:

— Там видно будет. Проблема в том, что ни у кого нет времени как следует прочесать это чёртово местечко. Перевернуть вверх дном, чтобы найти мерзавца. Да и потом, я ведь уже говорил, кому нужна эта жалкая девчонка?

— Ну, нам-то точно не нужна. — Рус выпалил эти слова прежде, чем подумал, стоит ли произносить их в этой компании. Вокруг воцарилась тишина, и он увидел, что взоры всех присутствующих обращены к нему. — Просто я хотел сказать, — тут же продолжил он, зная, что Клавдия точно не одобрила бы высказывания второго центуриона, — кому-то на этом свете несчастная наверняка была небезразлична. К тому же она была девушкой образованной.

Валенс усмехнулся.

— Рус уже провёл небольшое расследование.

— Вот как? — оживилась гостья с подбородками.

— Да нет, — ответил Рус и окинул Валенса гневным взглядом — ведь тот умудрился подвергнуть сомнению официальное расследование, которое проводил второй центурион. — Просто случайно подслушал один разговор, вот и всё.

— Что ж, такие вещи случаются время от времени, — заметил муж дамы с подбородками. — На данный момент здесь расквартировано больше трёх тысяч солдат. И далеко не все являются приличными людьми.

— Что за печальный конец, — пробормотала его супруга. — А знаете, господин лекарь прав. Хоть кому-то она должна была быть небезразлична.

— Надо поспрашивать слуг, может, кто и знает, как и что именно с ней произошло, — заметила полная дама. Она опустила пальцы в чашу с водой, поднесённую услужливым рабом, затем вытерла их полотенцем, переброшенным через его руку. — Слуги всегда всё знают, будьте уверены. Просто удивительно!

Рус погрузил пальцы в тёплую воду и вгляделся в лицо раба.

Оно оставалось непроницаемым.

Рус пытался убедить свой желудок успокоиться после непривычно обильной трапезы, как вдруг боги откликнулись на его молитвы, правда с запозданием. Его разбудили: санитар принёс записку, где говорилось, что господина медикуса срочно вызывают в госпиталь. Какой-то несчастный возвращался после дежурства в бараки, споткнулся в темноте, упал и повредил плечо. Оказалось — вывихнут плечевой сустав. Пациента с трудом удалось привести в чувство, затем вывих вправили, а плечо перевязали. Рус прошёл сотню шагов до дома с особой осторожностью и улёгся в постель. Но час спустя его вызвали снова — выписать снадобье для больного с апоплексическим ударом. Возвратившись, он написал на табличке: «Спит, просьба не беспокоить», прикрепил её к двери и снова улёгся в постель.

Однако, к сожалению, сразу после наступления рассвета пришлось подняться снова — кто-то громко стучал в дверь. Он отворил — и увидел на пороге не в меру усердного писаря. Тот спрашивал, нет ли для него какого нового задания.

— Есть, почему же, — ответил Рус, призывая на помощь всё своё терпение и снисходительность. — Хочу, чтобы ты отвалил и не беспокоил меня до тех пор, пока я сам тебя не вызову, ясно?

— Да, господин.

— Свободен.

— Да, господин, — послушно повторил писарь и отдал честь, однако остался стоять на пороге.

— Я сказал, свободен, — с нажимом на последнее слово произнёс Рус.

— Да, господин.

— Так в чём дело?

— Вы приказываете мне больше не приходить, я правильно понял, господин?

— Да, правильно. Приказываю больше не появляться здесь. Или у тебя со слухом плохо?

— Нет, господин.

Рус привалился к дверному косяку и зевнул.

— Послушай, Альбан, — начал он, — ты что, специально хочешь вывести меня из терпения?

На лице молодого человека отразился ужас.

— О нет, что вы, господин!

— Хочешь, чтобы тебя наказали за неподчинение?

— Конечно нет, господин!

— Тогда в чём дело?

Альбан понурился, затем опасливо оглядел улицу — проверить, не подслушивает ли их кто.

— Это приказ офицера Приска, господин.

— Офицера Приска?.. — протянул Рус. — Того, кто приставил тебя ко мне? Но ведь он, наверное, говорил, что ты должен выполнять мои приказы?

— Да, господин.

— Так в чём проблема?

— Он мой начальник, господин. И когда говорит, что я должен явиться к вам утром и доложиться, я вынужден подчиниться.

Рус вздохнул.

— Он говорил только о первом дне.

Альбан покачал головой.

— Нет, господин. Вчера он приказал то же самое.

Рус пригладил волосы на макушке.

— Я с ним поговорю. А теперь исчезни. С глаз моих долой. Альбан послушно закивал.

— Понял, господин. Но куда именно я должен исчезнуть?

Приск с треском раскрыл один из раскладных стульев и пододвинул его к Русу, а сам протиснулся за письменный стол из отполированного до блеска дерева. Усевшись, Рус заметил две вещи — стеклянные глаза волка смотрели на него со свежепобеленной стены, а ножки стула, который дал ему Приск, оказались странно короткими. И смотреть на Приска он мог теперь только снизу вверх. Впрочем, особого смысла смотреть сейчас не было: начальник был занят тем, что пристраивал бронзовую чернильницу на краю стола.

Затем Приск поднял обе руки и подержал их над чернильницей, словно ожидая, что она вот-вот подпрыгнет, сорвётся с места, желая вернуться в изначальное положение, и он сможет как-то её удержать. И вот наконец, полностью удовлетворённый, он пригладил волосы. Кстати, сегодня они выглядели уже не такими жгуче-чёрными.

— Да уж, — задумчиво протянул он. — Всегда полагал, что большинство людей способны подчиниться простому приказу — оставить всё как есть. — Тут он в первый раз взглянул на Руса. — О боги! Я дал вам совсем не тот стул. Может, желаете?..

Рус откинулся на спинку, две передние ножки повисли в воздухе.

— Ничего страшного, мне удобно, — уверил он Приска.

— Рад, что вы зашли ко мне, — сказал тот. — Как раз хотел перемолвиться с вами словечком.

— Речь идёт об Альбане? — предположил Рус.

Приск удивлённо приподнял брови, вполне возможно, что удивление это было искренним.

— Вы не удовлетворены его работой?

— Нет, работает он прекрасно. Усерден, трудолюбив, прекрасно знает латынь и греческий. К тому же он единственный знакомый мне переписчик, который не делает ошибок в слове «светобоязнь».

— Вот и отлично. Так и думал, что он будет вам полезен.

— Он слишком полезен. Преследует меня, как тень. Вы уж простите за грубость, даже пописать сходить не могу спокойно, он тут же отмечает этот факт в своих записях.

— Ага. — Приск медленно и даже как-то осторожно наклонил голову, точно опасался, что от этого движения причёска его развалится. — Что ж, должно быть, происходит это потому, что я освободил его от всех остальных обязанностей. Чтобы он мог целиком сосредоточиться на помощи вам.