— Пришёл спросить, не видел ли ты Тиллу.

Басс прихлопнул на шее какое-то насекомое.

— Чёртовы комары! Должны бы были исчезнуть к сентябрю. Она что, от тебя сбежала?

— Она здесь или нет?

Басс отпил глоток.

— Была здесь, — ответил он. — Заскочила сегодня утром. Как раз перед тем, как явились те парни. Ну, мы с ней очень мило поболтали. А знаешь что? Сдаётся мне, я ей нравлюсь.

— Она не сказала, куда идёт дальше?

— Так девчонка что, и вправду от тебя сбежала? А как же тогда наша сделка?

— Не сбежала, — твёрдо ответил Рус. — Просто... временно отсутствует. Скажи, а она случайно не встретила здесь человека, с которым затем могла бы уйти?

— Ты же сам приказал, чтобы наши посетители держались от неё подальше, или забыл?

— А у вас нет сейчас людей из галльской центурии?

— Сейчас нет.

— Но заходили?

— Да, были несколько человек пару-тройку дней назад. Только что с севера. Отмечали приезд.

Рус почесал за ухом. Басс подтвердил его выводы: Секунд никак не может иметь отношения к смерти Софии. Валенс прав — нервы у него совсем расшатались. И падение мастерка с лесов — просто случайность. Что же касается пожара... впрочем, у него нет сейчас времени размышлять о пожаре.

— Может, кто из девушек знает, куда она пошла?

— Девочки её не видели. Только я. А потом она умотала. И если не хочешь навлечь на меня неприятности, советую и тебе сделать то же самое.

Они легли спать, а Тилла так и не появилась. Рус слышал, как пропели рожки третьей и четвёртой смены. Один раз ему показалось, что кто-то стучит в дверь. Но, отворив её, он увидел, что у дома ни души. Однако он всё же выкликнул её имя в темноту. Ответом было шуршание дождевых капель по гравию.

Он проснулся: им овладело тревожное чувство, что никак не удаётся вспомнить что-то важное. Когда вспомнил, тревога переросла чуть ли не в панику. Рус вскочил с постели ещё до рассвета и долго бродил по дому, где почти физически ощущалось отсутствие Тиллы. Он пытался укротить не в меру разыгравшееся воображение, твердил себе, что она просто сбежала от него к родным. А что, рука почти зажила, врач теперь ей не нужен.

Так что не о чем беспокоиться, он должен радоваться, что всё так получилось. Он хотел помочь семье и продать рабыню, а делать это страшно не хотелось. Теперь же она помогла решить эту дилемму — сбежала, и всё. А все эти байки о несчастной Фрине служили лишь прикрытием. Так она пыталась отвлечь от себя внимание. Тилла сбежала из Девы и находится сейчас на пути к холмистым просторам родной земли.

Валенс вошёл в кухню, протирая глаза.

— Стало быть, и без завтрака сегодня?

Рус угрюмо кивнул.

— Можешь обойтись сегодня утром без меня?

Валенс прищурил заплывшие от сна глазки, губы растянулись в широком сладостном зевке. При этом стало видно, что во рту не хватает двух зубов. Затем он с хрустом потянулся и промямлил невнятно:

— Угу.

Интересно, подумал Рус, что бы сказали девушки, называвшие Валенса «симпатичным», если б видели его сейчас.

— Паршивая девчонка, — пробормотал Валенс. — Могла хотя бы предупредить.

— Думаю, она просто сбежала, — сказал Рус.

— Всё равно.

Рус кивнул. Отношения с этой девушкой складывались у него непросто, Тилла умела вывести его из себя, зачастую просто ставила в тупик. Но он считал, что им удалось достичь определённой степени взаимоуважения.

— А что не сбежать? Руку ты ей починил, — заметил Валенс, озвучив тем самым потаённые мысли Руса.

— Да, и ещё выкуп за неё заплатил, — проворчал он. Вот дьявольщина! Если б он не спас её тогда от Инносенса, в Деве вполне могли обнаружить труп третьей девушки.

Он тут же пожалел, что вспомнил об этих трупах. Один, обнажённый и раздутый, второй, обгорелый почти до неузнаваемости... Почему Тилла решила сбежать, когда рука ещё полностью не зажила? Впрочем, у него нет никаких доказательств, что она отправилась домой. Возможно, её душа уже отправилась в путешествие в мир куда более смутный и тёмный. Если это так, он просто обязан выяснить, как всё произошло. И ещё, он должен сам похоронить её. А потом он не только выследит её убийцу, он привлечёт к ответственности тех, кто должен был бы расследовать все предшествующие убийства, но и пальцем не пожелал пошевельнуть. Проблема в том, что он — один из них.

Рус развернулся и направился к двери в спальню.

— Я ухожу, — сказал он.

В спальне, в полутьме, он вытащил из сундука верхнюю шерстяную тунику, нимало не заботясь о том, есть ли в ней скорпионы. Набросил на плечи плащ, затем провёл пальцем по гладкой и холодной рукояти ножа.

Проехав мимо кладбища, Рус пустил лошадь рысью. Он позаимствовал её на время у одного из дружков Валенса. То было флегматичное животное с неестественно широкой спиной. Кобыла недавно удалилась на покой, а прежде верой и правдой служила трибуну, который, если верить конюху, был не лучшим из наездников. Характер у неё был миролюбивый, даже слишком уравновешенный, а потому для военных нужд она не очень годилась. А вот ехать на ней было удобно. Словом, идеальная лошадь для человека, рассчитывающего вернуться с ещё одним седоком.

Впереди показалась целая вереница тяжело нагруженных телег, и Рус слегка натянул удила. Затем они обогнали какую-то весёлую компанию и ещё двоих всадников с целым табуном довольно истощённых скаковых лошадей. Семья направлялась в город с корзинами овощей на продажу. С полдюжины легионеров пытались вытолкнуть из канавы накренившуюся повозку, даже не разгрузив её.

Двое солдат с надеждой взглянули на Руса, потом поняли, что он офицер и просить его о подмоге нельзя, и вернулись к своему безнадёжному занятию.

Чем дальше Гай отъезжал от города, тем менее оживлённым становилось движение. Рядом с дорогой паслись овцы, пощипывали зелёную травку. За ними приглядывал мальчик с длинной палкой. Рус отвернулся и присмотрелся к другой стороне дороги — там вилась и исчезала в лесу тропинка.

Лошадь, похоже, удивилась, когда её попросили перескочить через канаву — по всей видимости, ничего подобного трибун от неё никогда не требовал. Тем не менее ей удалось приземлиться на той стороне даже с некоторым изяществом. При их приближении с деревьев встревоженно взлетели несколько птиц. Если не считать их, лес казался вымершим. Лошадь неспешно трусила по узкой извилистой тропинке, полностью игнорируя поведение всадника, который то пытался её подгонять, то ложился ей на шею, проезжая под низко нависшими ветвями.

Запаха дыма не чувствовалось. Пахло лишь сырой землёй да гниющей листвой. Более опытный следопыт мог бы определить, проходил или проезжал ли кто недавно по этой тропинке. Но Рус не умел читать следы, а потому продолжал двигаться вперёд и прислушиваться ко всем звукам, не считая шелеста листвы, поскрипывания седла и отдалённого переливчатого пения какой-то птахи.

Но вот он выехал на поляну и, вытряхивая из волос мелкий древесный сор, пустил лошадь по кругу. Он искал везде, заглядывал за деревья, всматривался в покрытую грязью тропу, что вела к ручью. Девушки нигде не было.

— Тилла!

Эхо от крика замерло где-то вдалеке. Птичье пение тут же смолкло.

— Тилла! Ты меня слышишь?

Он окликал её ещё несколько раз, поворачиваясь в седле так, чтобы крик разносился в разные стороны, потом делал паузу, дожидаясь ответа. Но его всё не было.

Тогда Рус спешился, оставил лошадь щипать травку на поляне, а сам двинулся узкой тропинкой к ручью. В траве виднелись угольки от костра, намокшие и давным-давно остывшие. Она могла разжечь этот костёр во время того, последнего своего посещения или вчера. Как это определить, он не знал. Ясно одно: костёр горел не сегодня утром.

Рус поднялся на ноги, глубоко втянул прохладный воздух и прокричал в последний раз: