Телега со скрипом тронулась. Они начали подниматься в гору.

— Знаешь, кто тебе нужен? — спросил Валенс. — Богатая вдовушка!

Рус прибавил вдовушку к списку вещей, владеть которыми вовсе не обязательно. И не стал объяснять Валенсу, что новая должность необходима ему не только из-за денег и возможности обзавестись частными пациентами, но ещё и потому, что она давала время и покой, столь необходимые ему для занятий писательством. Теперь он жил на краю света, в глуши, где не было ни землетрясений, ни докучливых членов семьи, ни бывшей жены, которая только и знала, что отвлекать его разной ерундой. И он надеялся завершить работу, которую начал и уже несколько раз бросал. Труд: «Гай Петрий Рус. Краткий справочник по оказанию первой помощи в военно-полевых условиях». Это непременно будет очень подробная и полезная книга и в то же время компактная, чтобы можно было переписать её на небольшие свитки, какие может носить при себе каждый солдат. Да, копирование — штука дорогая, но когда копии распродадутся, труд Гая окупится вдвойне. Отчасти — деньгами, отчасти — спасёнными жизнями и конечностями, он был в этом уверен. И тут ему была совершенно ни к чему помощь Валенса, большого мастака давать советы или, что ещё хуже, вполне способного украсть идею.

— Я вроде бы тебе уже говорил, — не унимался меж тем Валенс. — Собираюсь сделать предложение дочери второго центуриона.

— А она что, богатая вдова?

— О боги, нет конечно! Ей всего шестнадцать. В общем, довольно симпатичная, особенно с учётом того, как выглядит её отец.

Как бы там ни выглядел второй центурион, он, должно быть, несколько лет просидел на хорошем жалованье, до того как его назначили командовать центурией. И наверняка человек состоятельный.

— Единственный ребёнок в семье, насколько я понимаю? — осведомился Рус.

Валенс усмехнулся.

— Знаешь, развод превратил тебя в циника, друг мой.

— Не развод, — поправил его Гай. — Брак.

Рус лежал в темноте и слушал, как шебуршат мыши в столовой, как стучит когтями по полу собака. К этим звукам примешивались и другие. Тихое попискивание, потрескивание, шорох — затем наступала полная тишина. Вскоре её нарушил звук трубы: стража возвещала о том, что наступила третья смена; жалобно заскрипела кровать, на которой он заворочался. И Рус поклялся убраться из этого сумасшедшего дома при первой же возможности.

Ко времени, когда он проснулся снова, Валенс уже ушёл на дежурство. В доме стояла тишина. Надо позавтракать и сходить в термы (позже на это может не найтись времени), а потом засесть за работу, поскольку он совершенно запустил свой труд.

Гай прошёл на кухню, разломил пополам хлеб, взял кусочек сыра, который остался на столе. Со вздохом облегчения он отметил, что на сей раз мыши не оставили здесь помёта. Затем он покосился на маленькую коробочку на подоконнике и увидел, что коллекция Валенса изрядно пополнилась. Рус, позабыв о еде, прошёл к себе в комнату, надел верхнюю тунику и отправился в госпиталь проведать свою пациентку.

Девушка ещё спала. Он не стал будить её. Валенс посмотрит рану во время обхода остальных страдальцев.

Над входом в термы, выстроенные ещё первыми ступившими на землю Британии легионерами, красовалась выведенная мелом надпись: «Закрыто на реставрацию». Что и понятно, ведь здание было очень старое. Но примерно половину строителей отозвали на какие-то более важные работы по сооружению оборонительных укреплений. Остальные явно не собирались надрываться. Высота сорняков вокруг опор строительных лесов подсказала Русу, что пройдёт ещё немало недель, прежде чем они примутся за починку крыши госпиталя. Пройдут месяцы, прежде чем они снесут старый дом центуриона, в котором он теперь живёт и который удалось отстоять Валенсу — по крайней мере, до тех пор, пока соседний барак не снесут тоже и не подготовят строительную площадку для возведения более пристойного жилища. Вся эта перестройка ещё даже не начиналась. Открытие терм — дело, конечно, более важное и срочное, но в этом месяце такого точно не случится. Не говоря уже о сегодняшнем утре.

О том, чтобы зайти в госпитальную баню, не могло быть и речи. Одна мысль о том, что он, голый и беззащитный, окажется в целой толпе пациентов, обсуждающих и демонстрирующих свои болячки, приводила в содрогание. Нет, он пойдёт в общественные бани. Ещё рано, толпы там быть не должно. И никакие рабыни, пострадавшие от плохого обращения, тоже отвлекать не будут. И он выйдет оттуда чистый, свежий, полный сил продолжать написание «Краткого справочника по оказанию первой помощи в военно-полевых условиях».

Однако прежде надо хорошо позавтракать. Разочарование, постигшее его в ближайших лавках, подсказало, что стоит заглянуть в пекарню напротив заведения Мерулы. Протягивая деньги, Рус с наслаждением вдыхал аромат свежеиспечённого хлеба. Он переломил булочку надвое, корочка аппетитно хрустнула. От свежей выпечки в прохладный утренний воздух поднимался пар. Гай уселся на скамью, привалился к спинке, вытянул ноги и с наслаждением набил свежим хлебом рот.

На улицах было тихо, как обычно в столь ранний час, настолько тихо, что изредка со стороны плаца были слышны отрывистые слова команд: там проходили ежедневную муштру легионеры.

Это просто счастье, что его имя не появилось в списках тренировочной роты. Впрочем, упущение наверняка заметит по возвращении главный управляющий.

В пекарню зашли с корзинами две женщины. По улице прошёл совсем маленький мальчик, он толкал перед собой тачку, полную яблок. Наседка раздражённо заквохтала, когда хозяйка отворила дверь и прогнала её с тёплого места. Женщина вынесла метлу, принялась подметать крыльцо. Ставни на окнах дома, что на другой стороне улицы, были ещё закрыты. Гай рассеянно рассматривал надписи, сделанные углём прямо на побелённых стенах заведения Мерулы.

В одном месте были изображены чаша и кувшин, а внизу давно выцветшими буквами были выведены надписи: «Лучшая еда в Деве» и «Прекрасные вина, низкие цены». Видимо, относительно недавно надписи пытались освежить, но дожди быстро смыли уголь. Рус ничуть не удивился, увидев чуть ниже имя Софии под другой надписью, возвещавшей: «Красивые девушки!» Надпись была совсем свежая и ярко выделялась на общем фоне. Эйселина и Ирен, очевидно, выбыли, потому как их имена были замазаны; впрочем, буквы всё равно проступали, разглядеть было можно. Мариам и Хлоя значились в списке, а вот нервной беременной Дафны там не было. Рядом с именами посетители не поленились приписать комментарии. В большинстве своём — вполне предсказуемые. Рядом с именем Хлои красовалось всего одно слово: «Сладкая!» Надпись рядом с Софией пытались стереть, однако различить два слова всё же было можно. «Заносчивая сучка».

Пожилой одноногий мужчина двигался к пекарне на костылях, как-то умудряясь сохранять равновесие, несмотря на перекинутый через плечо тяжёлый мешок. Заметив интерес Руса к надписям, он насмешливо фыркнул:

— Рано пришли. Видать, невтерпёж, господин?

Рус отвернулся, но грубиян продолжал хохотать, а потом ткнул пальцем в ещё одну надпись: «Девушки не поднимаются, пока не придёт время ложиться в постель!»

Последнее, чего хотелось Русу этим утром, так это тесного общения с такими девушками, как впрочем, и с женским полом вообще.

Он уже собрался уходить, когда из-за угла вывернулась ещё одна тележка. Её толкал перед собой мужчина в тунике, испачканной краской. Поравнявшись с заведением Мерулы, он остановился, достал какую-то коробку и положил перед ставнями.

— Не поднимаются, пока не придёт время ложиться в постельку, вон оно как! — выкрикнул одноногий. Видно, на тот случай, если кто-то вдруг не заметил этой приписки. И, донельзя довольный собой, заковылял дальше.

Рус снова уселся на скамью. По непонятной причине ему хотелось увидеть, как имя мёртвой девушки вычеркнут из списка.

Маляр достал из коробки тряпку и принялся стирать слово «София» и приписку, что красовалась с ним рядом. Затем отступил на шаг и обозрел плоды своего труда.