— Так вы пришли мне помочь?

— Да, господин.

— О... Хорошо. Тогда можете начать вот с чего. Надо раздобыть свежей воды. У меня во рту такое ощущение, точно пустыня поселилась. А пить в доме совершенно нечего.

Солдат удивился.

— Воды, господин?

Рус указал пальцем через плечо.

— Там, на кухне, найдёте кувшины.

Он посторонился, но молодой человек не стронулся с места.

— Да входите же! — приказал ему Рус. — Надо закрыть дверь, а то собаки выскочат на улицу.

— Господин...

— Что?

— Я ваш писарь, господин.

Рус вытаращил на него глаза и только тут впервые заметил отличительные признаки. Выпачканные в чернилах пальцы. Лёгкую припухлость век: этот человек часто напрягал зрение, читая в свете лампы.

— Ах вот оно что...

Солдат показал ему сумку:

— Здесь все мои принадлежности.

— Пока что они вам не понадобятся, — сказал Рус. — Потому как сегодня я выхожу на дежурство только во второй половине дня. — Он сделал паузу. — Вот что. Зайдите ко мне в госпиталь после шести.

— Слушаюсь, господин. — Снова пауза. — А до тех пор... чем бы вы хотели, чтобы я занялся?

О боги! Приск прислал ему настоящего энтузиаста своего дела.

— Может, у вас есть какие-то старые записи, которые следует скопировать?

Естественно, они у него были.

— Ладно, займитесь ими. Если будет что непонятно, спросите меня. Потом. Без моего ведома ничего не править.

— Слушаюсь, господин.

Он по-прежнему не трогался с места. Надоедливая личность.

— Что-то ещё?

— Нет, господин.

Снова долгая пауза. И тут наконец Рус вспомнил.

— Можете идти, — сказал он.

Альбан отдал ему честь, развернулся, перекинул сумку через плечо и зашагал по направлению к госпиталю. Рус затворил дверь, понюхал пиво и решил: всё же лучше выпить воды. Хромая, отправился на кухню за кувшином. У него было ощущение, что усердный Альбан уже к обеду перепишет всё в трёх экземплярах и будет просить у него новую работу. Можно было бы дать ему «Краткий справочник», пусть переписывает. Жаль, что часть книги так до сих пор и не закончена.

Рус как раз выносил кувшин из дома, когда за спиной послышался грохот и топот маленьких лап. Он обернулся. Щенки метались в поисках укрытия. Один из них умудрился вскочить на низенький столик и теперь, стоя на краю, с любопытством смотрел вниз, на осколки чашки и лужу пива на полу.

Рус плотно притворил за собой дверь и, прихрамывая, зашагал по улице к фонтану. Подошёл, нагнулся, сунул под прохладные струи голову.

Тилла уловила запах свежеиспечённого хлеба. Поплотнее укуталась в одеяло и выглянула из окна, сквозь прутья решётки. Напротив, через улицу, по крыше пекарни расхаживал голубь. Чуть ниже кто-то распахнул одну из створок ставен. В окне пекарни появилась полная женщина, принялась открывать вторую створку. Ставни держались на железных петлях и отворились нехотя, с громким скрипом. Голубь, услышав этот звук, взлетел. Затем снова опустился на крышу и, перебирая тонкими лапками, начал перемещаться ближе к коньку.

Тилла наблюдала за голубем до тех пор, пока оконная рама не скрыла его из виду. Тогда она вернулась в постель, сунула руку под матрас и извлекла длинный железный ключ, который передал ей вчера лекарь. Ей вдруг стало страшно жаль этого лекаря — ещё бы, ни за что ни про что получил удар по голове. Он этого не заслуживал. К тому же он вполне мог и побить её, поскольку вроде бы она является его собственностью.

Но он этого не сделал. Просто счастье, что она не является собственностью этих хамов, которые ворвались к ней вчера в комнату с вполне очевидными намерениями — использовать её для удовлетворения своих низменных нужд.

Вопрос в другом: что делать дальше? Ключ у неё есть. Если раздобыть одежду, если хорошо и много есть, чтобы укрепить силы, если улучить удобный момент — можно и сбежать. Другой вариант: она не будет ничего есть, сведёт тем самым все старания лекаря к нулю — и ещё на шаг приблизит свою смерть. Но много ли чести окажут ей в том, другом мире, когда узнают, что у неё был шанс вырваться на свободу и что она отказалась рискнуть?

Скрип половицы в коридоре подсказал, что к ней идут.

Секунду спустя в дверь тихо постучали. Тилла прижалась лицом к дверной раме, щурясь, посмотрела в щёлочку. Но видно было плохо. Ясно одно — пришелец невысокого роста, а значит, это, скорее всего, женщина.

— Дафна?

Невнятная фигура двинулась и постучала снова.

Тилла вставила ключ в замочную скважину, поставила одну ногу в дюйме от двери, чтобы не дать ей распахнуться до конца, если она увидит, что это не Дафна, и отперла дверь.

— Дафна, — сказала она, впустив девушку, и снова повернула ключ в замке. — Спасибо тебе.

Девушка поставила поднос на скамью.

— Хорошо спала?

Дафна пожала плечами, а потом указала на выпирающий живот. Словно хотела тем самым сказать, что возможности сна с ним ограниченны.

— Когда ждёшь ребёнка?

Девушка снова пожала плечами, демонстрируя, что этот вопрос её не слишком волнует.

— Хозяин дал мне ключ, — сказала Тилла. — А потому я сама решаю, кто ко мне войдёт, а кто — нет. Не хочу пускать сюда тех мужчин. Когда приходишь одна, стучи вот так. — И Тилла показала на подоконнике, как надо стучать: три быстрых коротких удара. — Поняла?

Дафна протянула руку и три раза быстро постучала по дверной панели.

— Это только когда ты одна, ясно?

Дафна кивнула и ткнула пальцем себе в грудь. На секунду Тилле даже показалось, что девушка вот-вот улыбнётся. Но всё испортил злобный окрик снизу: «Дафна!» Служанку звали исполнять её прямые обязанности. Тилла выпустила её, заперла дверь на ключ и присела у скамьи — посмотреть, что ей сегодня принесли на завтрак.

Внешняя дверь в больничную кухню была, как всегда, подпёрта поленом, чтобы не захлопнулась и могла выпускать жар. Проходя мимо, Рус кивнул поварам, затем приостановился поджечь фитиль лампы от тлеющих в печи углей. Но задерживаться не стал, чтобы избежать расспросов о том, отчего он так ужасно хромает или почему не зашёл через главный вход, как все остальные.

Он выждал, пока коридор опустел, затем прошёл к двери больничного сада. Держа сумку в одной руке и лампу в другой, он умудрился проскользнуть через сад и войти к себе в кабинет, не замеченный ни пациентами, ни коллегами.

Рус затворил за собой дверь, привалился к ней спиной и оглядел кончик большого пальца на ноге. Казалось бы, мелочь, крохотная часть тела, но до чего же невыносимая боль!

Он нашёл огрызок свечи, зажёг. Затем открыл свою заветную сумку и достал самый тонкий из бронзовых скальпелей, который, как обычно, выпал из своей ячейки. Поместил его толстым концом в чернильницу, затем придвинул свечу так, чтобы язычок пламени нагревал заострённый кончик скальпеля.

В ожидании, когда инструмент раскалится, он разулся.

Сандалию оставил на полу, затем оглядел комнату — и отодвинул в сторону стул, стоявший под окном. Процедура предстояла быстрая и несложная. Никакой необходимости в обезболивающих не было. Но и падать со стула или с другой мебели тоже было ни к чему — если дело пойдёт не так гладко, как бывает, когда он делает ту же операцию пациентам.

Рус обернул пальцы тряпицей, чтобы не обжечься, и ухватил скальпель за толстый конец. Потом уселся на пол под окном, вжался спиной в стену. Глубоко, всей грудью, втянул воздух. Затем поднёс остриё к ногтю на большом пальце ступни.

И тут вдруг распахнулась дверь. Скальпель выпал из его пальцев, покатился по полу.

— Рус! — воскликнул Валенс. — Мне сказали, что ты здесь. Чем это ты занимаешься?

Он объяснил.

Валенс осмотрел ступню и даже просветлел лицом. Это сразу же насторожило Руса.

— Хочешь, я сделаю?

— Нет, не надо. Спасибо.