— Пусть богиня хранит тебя на всём пути.

— И тебя пусть хранит и бережёт.

Они обнялись на прощание. Объятие вышло несколько неловким, одну руку высокая девушка старалась держать под серым плащом.

— Всё, мне пора, — сказала она и, перед тем как повесить сумку на плечо, ощупала кончиками пальцев ожерелье из желудей. — Пока на дороге пусто.

— Смотри не забудь! — Сабран указала рукой в восточном направлении. — Вон там, за мостом, сразу, как минуешь высокий дуб, свернёшь налево. Долго маячить на дороге опасно.

Девушка в плаще с капюшоном ступила на посыпанную гравием дорогу. А когда обернулась, увидела, что Сабран уже спешит назад, к домам. Она снова осталась одна.

Три дня назад путь к этому месту из Девы оказался для Тиллы настоящим испытанием. И она почувствовала облегчение, когда здесь, в деревне, ей предложили воды, а затем, после кратких расспросов, пригласили в большой дом, чтобы там на неё взглянула бабушка, глава семьи.

Бабушка восседала в кресле возле огня. Тиллу подвели к ней, и она опустилась на колени, на усланный стеблями папоротника пол.

Когда глаза постепенно привыкли к полумраку — в доме не было окон, — она увидела, что на неё внимательно смотрит морщинистая старуха с редкими седыми волосами, зачёсанными за большие уши.

— Дарльюдаха, — вымолвила старуха имя, которое услужливо подсказала ей, крича в самое ухо, девушка по имени Сабран. У бабушки был тот же странный акцент, что и у внучки, к тому же речь её была невнятной из-за отсутствия зубов, но имя пришелицы удалось произнести достаточно чётко. — Дочь Лью, — добавила старуха. — Зачем пришла к нам? Разве мы тебя знаем?

— Я говорила с женщиной, которая родилась в тех же краях! — прокричала коленопреклонённая девушка. Она пробыла Тиллой несколько недель. До этого никто давным-давно не называл её настоящим именем. Тут она почувствовала, что кто-то становится на колени рядом с ней. — Зову ту женщину Брайка. Она и сказала, что здесь я могу найти людей чести!

Кричать, да так, чтобы это не казалось проявлением раздражения или злости, было довольно трудно.

— Толку от этого не будет, — заметила Сабран. — Она совсем глухая, каждое слово приходится орать прямо в ухо.

Старуха, поняв, что чего-то не расслышала, обернулась к Сабран, щурясь, присмотрелась, а потом спросила:

— А где твои волосы, девочка?

Сабран усмехнулась.

— Остригла! — прокричала она и, наклонив голову, изобразила пальцами ножницы. — Волосы, заколки! Надоело!

Бабушка удручённо, словно ушам своим не веря, покачала головой.

— Ничего, всё это кончится, когда обзаведёшься мужем и начнёшь работать на семью. — Затем указала пальцем на Тиллу. — Что она сказала?

Сабран придвинулась поближе к старухе и крикнула:

— Она слышала, что мы люди чести!

— Да, — буркнула старуха. — Но кто это ей сказал?

Сабран заколебалась, прежде, чем ответить.

— Брайка, бабушка!

— Ага. — Старуха хлопнула рукой в толстых синих жилах по одеялу, которое прикрывало её колени. — Стало быть, семья моего брата ещё не забыла, что такое честь. — Она вздёрнула подбородок, пошевелила морщинистыми губами. Потом, после паузы, заговорила снова: — Слышала, что муж Брайки слепнет. Боги справедливы.

Сабран одарила Тиллу усталым извиняющимся взглядом. Тилла про себя вознесла молитву богине, чтобы её не выгнали отсюда из-за чьей-то семейной ссоры. Идти ей просто некуда.

Сабран снова склонилась над ухом бабушки.

— Она просит приютить её на девять ночей! — прокричала она. — Пока рука окончательно не поправится! А потом она уйдёт!

— Почему не пошла в семью моего брата?

— Потому что хочет иметь дело только с людьми чести! — прокричала Сабран, смущённая бабушкиной грубостью. — Не хочет оставаться в одном доме с друзьями римлян!

Бабушка потеребила край одеяла, потом подоткнула его под колени и вновь обратила внимание на застывшую перед ней коленопреклонённую фигуру.

— Скажи мне вот что, дочь Лью, — начала она. — Кто твоя семья?

Тилла, вновь ставшая Дарльюдахой, ощутила облегчение и принялась рассказывать о своём племени, затем — о родителях, о родителях родителей и прародителях. Старуха хмуро слушала и время от времени задавала вопросы о братьях и кузенах, и кто на ком женат, и кто на чьей стороне был во время сражений с захватчиками. И вот наконец им удалось найти связующее звено между двумя племенами: некоего троюродного брата, который однажды продал коров брату ныне покойного мужа старухи.

— Теперь мы знаем, кто ты, — резюмировала старуха, удовлетворённо кивая головой. — Можешь оставаться с нами, дочь Лью и дитя бригантов, до тех пор, пока рука твоя полностью не излечится. Можешь спать вместе с этой дурочкой, которой, видите ли, надоели заколки.

Тилла благодарно склонила голову.

— Большая честь для меня, бабушка.

— Она говорит, что это честь для неё! — выкрикнула Сабран.

С сеновала принесли ещё целую охапку папоротника, набросали на пол и устроили постель в маленьком доме, где спали незамужние девушки. И вот настала первая ночь в доме. Досыта накормленная, Тилла лежала на чужом одеяле, прикрытая сверху плащом медикуса — кстати, надо бы избавиться от него, но этим она займётся позже, — лежала и прислушивалась к голосам людей, говорящих на её родном языке. Она специально перевернулась на другой бок, чтобы видеть, как мерцает огонь в печи. Чуть позже вошла охотничья собака и уселась поближе к огню. Потом прилегла на пол, вытянув морду. Одно ухо подёргивалось, лапы мелко дрожали — видно, псу снились сны. Должно быть, здесь есть мыши, подумала девушка, но эта мысль почему-то её нисколько не напугала. Она глубоко втянула ноздрями воздух, принюхиваясь к такому знакомому запаху дерева, дыма и влажной собачьей шерсти. И едва успела подумать: «Я счастлива», как в темноте раздался чей-то голос.

— Наверное, спит, — сказали снаружи.

— Ты спишь, дочь Лью? — чуть громче спросил второй голос.

— Тсс, Сара, — произнёс третий девичий голос. — Не буди её!

Тилла закрыла глаза и промолчала. Ей не хотелось отвечать на вопросы о том, кто она и откуда. Не хотелось думать, куда она пойдёт дальше, что увидит, когда удастся добраться до дома. Ей хотелось лежать здесь, на мягко шуршащем папоротнике, и время от времени напоминать себе: «Я свободна. Свободна!»

Однако избежать вопросов всё равно не удалось, хоть они и последовали позже, как и выражения сочувствия, — когда все узнали, что семья её погибла и что руку она сломала, обороняясь от торговца, который привёз её с севера на продажу в город.

Всё это было правдой, пусть и не всей правдой. Тилла удовлетворила бы их любопытство сполна, если бы римский офицер не приезжал в тот день верхом на старой лошади и не заявил, что ищет молодую женщину.

Его встретили ничего не выражающие лица, пустые глаза — этот защитный приём семья использовала не раз. Несколько обитателей деревни прекрасно поняли, что он говорит, все остальные догадались, чего он хочет, но ни один ничем не выдал, что женщина, которую он ищет, находится в доме, буквально в десяти шагах от него.

И вот римлянин в конце концов сдался и направился обратно к воротам. И лишь когда он скрылся из виду, начались споры.

К этому времени в деревню вернулись работавшие на полях мужчины, услышали бешеный лай собак и встревожились.

Похоже, гостья им солгала. А восклицания её «Я никогда не лгу!» не произвели впечатления. Она — беглянка. А укрывать у себя беглого раба — преступление, которое карается законом. Она должна уйти.

Нет, твердили другие, она должна остаться. Да, она из бригантов, другого племени, но не совсем им чужая. Она принадлежит к тому же народу, что и они. Не выдавать её ни при каких обстоятельствах — дело чести.